Бандиты матерились, угрожали, но ждали и верили. Время утекало, а вместе с ним уходила надежда бандитов на реализацию полной программы. Несколько раз в разговоре с Костыриным они заявляли, что готовы пойти на половину суммы. «Вдохновитель побед» призывал не отчаиваться, верить, надеяться и ждать. Ждать было выгодно по двум соображениям. Во-первых, вот-вот должен был приехать Тихомиров. Во-вторых, очень не хотелось идти на поводу у преступников. Чуть приутихла и Москва. Однако «Новости» через каждые пятнадцать минут гоняли свою программу, необъективную по существу и провокационную по форме. Уже трижды в лесу ловили журналистов-стрингеров, которые в погоне за сенсацией готовы были лезть и под пули, и под снаряды. Будучи отпущены, они по сотовым телефонам выходили на свои редакции и несли ахинею. На поле все словно замерло. Гусаков в бинокль разглядывал автобус. Адмирал мерно, словно корова, жевал «Орбит». Бойцы травили анекдоты. Прокурор, откинувшись на спинку заднего сиденья «Волги», мирно похрапывал. Появившийся на опушке Тихомиров имел весьма удрученный вид. С первых его слов Олег понял, что, несмотря на некоторые пикантные детали, нового было маловато. Более того, появился «лесной брат» Андрей Павлович, который где-то бродит, готовя сюрприз. Впрочем, для будущего следствия сгодится все, что добыл Тихомиров. После обеда Москва забодала окончательно. — Ну что, с Богом! — Олег принял волевое решение. — Где Трофимов? — Сколько даем? — поинтересовался Гусаков. — Пол-лимона хватит. И не будем торговаться. — Олег обернулся. — Адмирал, пусть твой крестник оповестит, что больше денег нет. На информацию Костырина, который оповестил об этом бандитов, они ответили крепкой бранью. Как и прежде, Костырин упаковал легенду в нелепую на первый взгляд, но убедительную для воспаленного воображения обертку. «Когда в банке вскрыли мешки, там оказались крупные купюры, только со станка». Рисковать бандиты не решились и милостиво согласились на компромисс. — Значит, так. Несете мешок и подаете в окно водителя. Принимает он. Несет один. Тот... рыжий. Потом убираете с дороги машины ГАИ и освобождаете проезд. Далее мы идем без сопровождения до опушки. Там даем возможность заложникам облегчиться. Двое суток, как-никак... Потом по обстановке. Предупреждаем — никаких действий. Заложники предупреждены: дернутся — стреляем без предупреждения. Вы поняли? — Поняли. — Олег прищурился. Гусаков кивнул. Командир альфистов тоже. — Отбой. — Ну, что, вперед? Трофимов подхватил мешок и двинулся к автобусу. Занавеска чуть качнулась. Он шел не спеша, словно на прогулке. Низкого роста, на первый взгляд щуплый, он легко и непринужденно тащил огромный холщовый мешок, чуть согнув локоть. И только бугристый бицепс, обтянутый узким рукавом рубахи, говорил о весе поклажи. Взревел автобусный двигатель, выбросив черное облако сгоревшей солярки. Засверкали синие и красные мигалки на крышах милицейских машин, освобождающих дорогу. Снайперы затаили дыхание, положив пальцы на спусковые крючки. Но в перекрестии были только желтые занавески. Они плотно закрывали внутренность автобуса. — Спокойно! Пока не стрелять. — Олег был напряжен. Трофимов поднял мешок, подал в окно. Автобус громко фыркнул и, качнувшись, поплыл по дороге. — Что видно? — Олег запросил наблюдателей спереди. — Ничего. Водитель, а за ним занавеска. — Начальник, ты убрал людей из кустов? Если да, то отпущу детей. — Смотря где остановитесь. — Блок коллектора видишь? Это было метрах в шестистах от ближайшего поста. Расстояние, приемлемое для снайперского выстрела, но требующее высокой квалификации. Автобус развернулся и прямо по пашне двинулся туда. Олег видел, как вдоль опушки туда же рванули бойцы. Их серые куртки мелькали среди голых ветвей. Кольцо стремительно сжималось. Олег почти ощутил, как перестраивается вся махина операции, как тянутся по лесным дорогам машины, как урчат бронетранспортеры, выбирая удачную позицию. Можно представить, что сейчас на шоссе... Но что дальше? — Там чисто. — Олег не лукавил. В районе бункера не было никого. — Обманешь — Бог не простит. На твоей совести будут невинные жизни. — Грешно врать. — С вас станется. Отбой. Автобус развернулся, закрыв собой бункер. В мощный бинокль было видно, как качнулись рессоры, колыхнулись занавески и из открытых дверей появились первые заложники. Собственно, самих заложников видно не было, двери находились с противоположной стороны... Но под днищем были видны ноги. Олег облегченно вздохнул. «Господи, хоть что-то!» — Женщина, еще женщина. Ребенок, еще один... — Голос из станции считал пассажиров. Это наблюдатель с более выгодной позиции вел отсчет. — Пять, шесть. Мужчина. Еще один. — Что делают? — Пока выходят. Стоят у автобуса. — Ничего не понимаю. Их же не стоять выпускают. — Олег снова прильнул к биноклю. «Отсюда ничего не видно, а перемещаться — только время терять». — Продолжай! — бросил он в микрофон. — Десять человек вышли. Пока стоят у автобуса. — Сколько женщин, детей? — Три женщины, два ребенка. Вот еще одна, мужчина, еще мужчина. — Почему не отходят? — А Бог их знает. Стоят. А... нет... Такое впечатление, что образуют коридор. — Куда? — Да вроде к бункеру... Олег все понял. Понял потому, что где-то в подсознании еще вчера отпечаталось слово «коллектор». Да, именно там кто-то из фигурантов работал ранее. Вот она, разгадка. Стало ясно, почему именно на этом никому не нужном поле встал автобус. Стало ясно, почему именно в этой области, в этом районе остановился этот рейс. Стали ясны и невнятные показания Никольского, который говорил о каких-то деньгах, поступивших в банк. И показания Костырина. Теперь ясно, где сейчас этот загадочный, никому неведомый Андрей Петрович. — Да в коллекторе он! — закричал Олег.— Атака, всем — атака! Всем, кто меня слышит, — атака! Блеснул глазами Гусаков, вскинулся командир альфовцев. Грохнули светошумовые гранаты, россыпью гороха ударили автоматные очереди. Визг и крики детей и женщин перекрыли звуки разрывов и беспорядочной пальбы. Олег знал, был уверен, что в сторону людей не стреляет никто, что какофония имеет отвлекающую функцию. Поле покрылось бойцами, они рвались вперед, оскальзывались, теряли равновесие, спотыкались на пашне, но шли вперед. Как гончие псы, они бросились за мифическим зайцем, след которого уже простыл, скрылся за бронированной дверью коллектора ФАПСИ — Федерального агентства правительственной связи. В темноте, суете и нервотрепке никто не мог даже предположить, что в непосредственной близости от проведения операции может находиться этот самый коллектор, через который преступники способны уйти на все четыре, пять, шесть, семь и так далее сторон света. — Где этот фапсишник? — заорал Олег. В ожесточении он готов был растерзать его, человека, скорее всего, даже неосведомленного, только за то, что тот не предусмотрел, не предугадал, не знал об их ведомственном колодце в зоне операции. — Черт с ним, с фапсишником, в автобусе мина! — толкнул его Гусаков. — Всем от автобуса! — скомандовал он в трубку. — Всем от автобуса! Но и без его команды люди бежали врассыпную. Они бежали в лес — туда, где, по их мнению, было безопаснее всего, где нет бандитов и где можно найти спасение. Через минуту раздался мощный взрыв. Клубы черного дыма взлетели над полем, окутав его едкой солярной вонью. Автобус, еще минуту назад блестящий и сверкающий, полыхал багровыми сполохами. — Все. — Олег привалился к крылу «Волги». — Закурить? — Гусаков протянул сигареты. — Так, понюхаю. 50 Лидия посмотрела в зеркало. На нее глядело вполне милое, не лишенное приятности лицо. Она повернулась одной щекой, другой. — Ну-с, мадам, приступим. Для полного преображения Лидия Максимовна имела все. Уж что-что, а на косметику она денег не жалела. Не жалели на это денег и ее спонсоры, совершенно точно определив, что косметики для женщины, как и игрушек для ребенка, никогда не бывает много. Пузырьки, флаконы, тюбики, распылители покрывали всю поверхность туалетного столика. Многое из подаренного было не распечатано, а многое из распечатанного Лидия дарила молоденьким секретаршам из фирмы. Получить из ее рук подарок было высшей оценкой расположения и приязни. Учитывая положение Тереховой в фирме, это значило многое. Через полчаса исчезли, разгладились под слоем крема морщины, заблестели глаза, расцвел ярким бутоном чувственный рот. — Значит, не все потеряно, чертовка, — подмигнула она себе. — Помни, что женщина никогда не стара для любви, а мужчина — для брака! Вот так. Звякнул дверной звонок. «Кого это в такую рань?» Терехова неслышно проплыла по паркету и, еще раз кинув взгляд в настенное зеркало, отомкнула замок. — Лидия, я в отчаянии. — На пороге был Герман. — Господи! На кого ты похож? — Она брезгливо поморщилась. Герман был как огурец — зеленый и в пупырышках. Никаких усилий не хватило ему, чтобы стать тем денди, которого привыкли видеть знакомые. Новая, но не глаженная рубашка резко контрастировала с темной, нездорового оттенка кожей. Глаза в голубых окружьях были прозрачны и пусты. И даже запах дорогого одеколона не мог перебить похмельное амбре. — Проходи. — Лидия, я в отчаянии. Ты понимаешь, куда я вляпался? Она дернула плечом. «А я тут при чем?»