Демьян невольно сравнил свое состояние, как – «поймал и оседлал ветер». Теперь его ничего не остановит. Сегодня свой путь он пройдет до конца. Широко расставив ноги, с опасной бритвой в одной руке и с измазанным кровью лицом он являл собой образ безудержного, но романтичного самурая, отсекающего головы врагов в бою не ради убийства, а ради искусства. Воина, слышащего тонкой душой эстета, поющий на ветру тростник, из которого он после жестокого сражения сделает свирель для печальной мелодии. Главное, чтобы ничто в этот момент не вывело его из равновесия. Глава 16. Все под контролем брат! Всем известно, что психологическое равновесие вещь относительная. Оно может рухнуть в любой, самый непредсказуемый момент. Поэтому оно иногда нуждается в существенной подпитке и страховке. А что это такое? Наверное, знают все. Демьян, как раз оказался в такой ситуации, когда поддержка со стороны оказалась бы кстати. Именно так он смог сохранить контроль над ситуацией. Дверь приоткрылась, из-за нее, вежливо сгорбившись, протиснулся крестьянин, посланный за Spiritus Vini. Но он в ужасе застыл, видя, что трое мужчин, явно благородного происхождения, крепко держат за руки и ноги четвертого полуголого уложенного на стол, а над его рассеченным животом нависает, со сверкающим взглядом дьявола, с красным от крови лицом Демьян. Несколько ее капель быстро стекли с его подбородка, и несчастному крестьянину померещилось, что Демьян, слегка тряхнув головой, алчно облизнулся, смахивая их раздвоенным, как у змеи языком. Вдобавок ко всему это сдобрено ужасным запахом аммиака, а источником его, по мнению крестьянина, могла быть только преисподняя, царство Сатаны. Он слышал разные истории, что иные благородные господа склонны заниматься всяческими подобными богохульными непотребствами и его несчастные товарищи уже, наверное, стали их жертвами, потеряв свои бессмертные души. – Чего тебе нужно, грязный мерзавец? – грозно проревел де Линь. Одуревший крестьянин, промаргивая слезящиеся глаза, попятился назад, шепча молитвы, но Демьян остановил его окриком. – В самый раз! У тебя то, что мне сейчас нужно более всего! – Пресвятая Дева Мария! – завопил несчастный крестьянин, думая, что у него хотят забрать его душу, – Спаси мой бессмертный дух, ибо есть он собственность Господа нашего Иисуса и избавь меня от дьявольских рук. Отведи его мерзкие помыслы… Демьян выхватил из его ослабевших рук выпадающую склянку со спиртом и, не мешкая ни минуты, опрокинул в рот. Спирт, не самой хорошей крепости, все же обжег гортань и теплым водопадом упал в желудок. – То, что надо, – благодарно заметил Демьян, – возвращайся к сеньору Вормсу, и попроси еще. Передай, что я отдам вдвойне и самого наичистейшего медицинского качества! Пусть раскочегарит очаг, пусть запускает все свои перегонные кубы. Пусть его зловещий помощник Перупта Мим начинает свое черное дело. Па-ба-ба-ба! Перепуганный крестьянин не стал дожидаться повторного приказа, крутнулся на ватных ногах и молниеносно исчез за дверью. Демьян вдруг почувствовал, что близок к нервному срыву и лишь невероятные усилия воли удерживали его от черной бездны безумия. «В дороге на ночлег, Под деревом остановлюсь, Усну в его тени. Пускай вишневые цветы, Дадут мне этой ночью кров». Произнес он про себя свой самый любимый дзисей. Но и спирт сделал свое дело – он успокоился. Руки Демьяна приобрели более четкие, без дрожания и суетливых подергиваний движения. Человек, не сведущий в хирургии, глядя со стороны мог бы предположить, что перед ним орудует настоящий уверенный в себе профессионал. Потому что Демьян, изредка поглядывая, и пролистывая перепачканными кровью пальцами книгу, остановил кровотечение, перевязав шелковыми нитками из рубашки де Сегюра кровоточащие сосуды. Не обнаружив, посторонних предметов, продезинфицировал. Сделал дренаж для оттока крови. Вот со швом, пришлось, очень сильно повозится. Сшивать края раны пришлось обычной швейной иглой, которую он предусмотрительно изогнул дугой – подсмотрел в одном из фильмов. Но в фильме одно, а в жизни совсем другое, как, оказалось, проткнуть плотную вязкую человеческую кожу, удерживая скользкую от крови иглу не так-то просто. Но он приспособился, используя своеобразный зажим из двух деревянных щепок. Наконец, Демьян туго забинтовал де Сегюра и облегченно скомандовал. – Все ребята я сделал все, что мог. – Ты забыл привести нашего приятеля в чувство, – прорычал де Линь. Демьян подвинул тело де Сегюра так, чтобы его голова свешивалась со стола и была ниже всех остальных частей тела. – Поднимите ему ноги и руки. Кровь должна приливать к голове. Он задумался на несколько секунд и достал с полки большую, сделанную из дерева и кожи, клизму. де Линь подозрительно покосился на костяную отполированную трубку примитивного агрегата прямого вливания жидкости в кишечный тракт и, по-видимому, ему уже знакомый. – Ты чего удумал доктор Баландзоне? – Я постараюсь возместить в его обескровленном организме жидкость. Дайте мне одну его руку. – Каким образом? – удивленно пробормотал де Линь. В его глазах промелькнула некая беспомощность и растерянность. «Подобно бумажному змею, Рвётся душа На ветру». «Если я буду вливать глюкозу или физраствор в кровеносную систему, с помощью этого говнонасоса, то зафигачу ему туда чёрт знает что… Нет!» – Демьян поменял решение и раздраженно откинул клизму. – Хорошо, – он решительно кивнул невидимому собеседнику, – используем более современный способ вливания жидкости. Он достал из опрокинутой грубым движением де Линя коробки большой одноразовый шприц. – Последняя новинка заморской медицины! Изобретение китайских императорских лекарей, – он покрутил шприц перед носом у де Линя и его товарищей, и, еще больше напуская тумана в их сознание, продолжил, – поршневая система подачи жидкости в кровь больного, сделанная из целебного кварца и слоновой кости. Введение в кровь недостающих жидкостей позволяет восстановить не только правильное течение жизненных соков, но и вернуть жизненные ритмы в единый непоколебимый ритм божественного эфира, что нас окружает. От того, как мы соответствуем ритму божественного эфира, зависит и сила нашей жизни, – пояснил он. «Бред!», – вздохнул про себя Демьян, – «ну а что мне еще остается, чтобы держать этих аборигенов в послушном состоянии». Де Линь и его товарищи ответили молчанием, лишь несколько раз глупо, но дружно моргнули. Сам же де Линь хотел что-то сказать, но сделал неопределённое жевательное движение нижней челюстью, в очередной раз подкрутил усы и кивнул. Демьян освободил иглу от упаковки, немного «поковырявшись», как это характеризуют несчастные пациенты действия неумелых, равнодушных или мстительных медсестер, вел иглу в вену на руке. Ему повезло что на сильных руках Анри де Сегюра они определялись хорошо, их четкие и крупные голубые линии тянулась по всей руке, как современные автомагистрали. Демьян, периодически наполняя шприц, влил в раненого изрядное количество глюкозы, физраствора и даже чудом оказавшегося в коробке полиглюкина. Через несколько минут кожа де Сегюра заметно порозовела, грудь стала более ритмично подниматься и он наконец он открыл глаза. – Ты жив мой друг, дьявол тебя побери! – завопил де Линь. Но слабость де Сегюра не позволяла ему разделить радость товарищей, он бессмысленно смотрел на них из-за полуприкрытых век, а Демьяну же хотелось спровадить из как можно быстрее из помещения аптеки, пока к тому не вернулась память. – Сеньоры, – заговорил он важным тоном, – ваш друг нуждается в покое и отдыхе. Советую вам незамедлительно отнести его домой и уложить в постель, чтобы он отдохнул. Де Линь громко рассмеялся. – Он нуждается в хорошем вине и большом куске сочного мяса! А еще насадить на острый конец своей рапиры парочку своих врагов. Демьян лишь махнул рукой. Но они все же послушали его, осторожно приподняли своего товарища и вынесли его из помещения аптеки. У самого выхода де Линь повернулся к Демьяну и швырнул небольшой кошель, который упал на пол с глухим позвякиванием. Но сил у Демьяна нагнуться, чтобы поднять его, не осталось, он в наступившей тишине устало опустился на табурет и обхватил голову руками в засохшей крови. «Омыта и ясна, Теперь луна сияет. Гнев бури миновал. Теперь все сделано, И я могу уснуть На миллионы лет». Но уснуть на миллионы лет ему помешал осторожный шорох из угла, где все это время сидели, забившись, как мыши двое крестьян. Третий так больше и не появился. – Ах, да зуб, – безучастно произнес Демьян, – давай обвяжем его веревкой и дернем. Теперь я могу все. – О нет, – заискивающе пролепетал крестьянин с больным зубом, – я все это время пока вы спасали достопочтенного сеньора, шатал его пальцами и читал молитву, обращенную к святому Власию. И вот же чудо! С его благословения окаянный зуб выпал! Он протянул ладонь на котором, как обрубок старой дубовой коры, лежал почерневший от кариеса коренной зуб и скривив губу оголил часть десны где он до этого находился. – Обалдеть, – таким же безучастным тоном сказал Демьян, – похоже, ты его со страху шатал, как пьяный зять забор у ненавистной тещи, очень сильно. Ну, с другой стороны одной проблемой у меня теперь меньше. Радостные крестьяне не стали растрачиваться на суету и видя, что лекарь пока еще не в себе, быстро убрались восвояси, даже не заикнувшись об оплате. А Демьян, придя немного в себя решил навести порядок в помещении. Не так он представлял их с Бруно предприятие по контрабанде раритетных артефактов из пятнадцатого века. – Черт возьми, если так все будет продолжаться дальше, я точно рехнусь, – сказал он сам себе вслух. И оказался прав. Не успела его рука поставить картонную коробку обратно на стол, как на него обрушился целый поток посетителей. Весь оставшийся день Демьян снова дергал зубы. Вскрывал огромные, похожие на болотные кочки фурункулы, из которых камчатским гейзером вырывались на его одежду фонтаны дурно пахнущего гноя. Вправил челюсть кузнецу, которого лягнула лошадь, и едва не лишился двух пальцев. Он пересмотрел десятки образцов мочи и экскрементов. Резал, колол, удалял, вытаскивал, бинтовал, прописывал лекарства, слушал плач и вой страждущих. Сам несколько раз не выдержал и, не стесняясь «аборигенов» громко выражался нецензурно по-русски, что те, кто слышал по-своему истолковали – магические заклинания. Дважды отказал странной дамочке в продаже «хорошего незаметного» яда, чем нажил себе тайных и могущественных недоброжелателей. К концу дня он едва стоял на ногах, и весь мир проносился перед ним в каком-то в туманном «кроваво-плачущем» угаре, меняя один обрывистый образ на другой. Он окончательно выбился из сил, выкинул почти силой последнего стенающего больного и закрыл дверь. Выждал примерно полчаса, посвятив это время восстановлению дыхания и расстроенного сознания. После чего Демьян аккуратно приоткрыл дверь. За ней никого. Он вышел из дома, оставив за спиной немыслимые запахи смрада и вони, такие сильные, что человек, вошедший с улицы неминуемо упал бы в обморок или лишился рассудка. Но чистый свежий воздух возымел обратный эффект, у него закружилась голова, и Демьян сел на ступеньку, прислонился к прохладной стене. – Господи, – прошептал он, – что это, черт возьми, со мной весь день происходило? Сверху ему ответила легким скрипом большая деревянная вывеска. На ее поверхности красовалась надпись «Лучшие лекари-аптекари Парижа». Демьян вскочил, некогда белая льняная рубаха хрустнула от засохшего гноя и крови. Он отошел на несколько шагов и посмотрел на фасад своего заведения со стороны. На больших деревянных щитах в лучших традициях партизанского рекламного агентства из какого-нибудь провинциального городка России было написано крупными, яркими, бросающимися в глаза, буквами и снабжено соответствующими картинками из дурного «средневекового фотошопа».