– И вам доброго вечера, Олег Юрьевич, – ответил Фомич, не поднимаясь из-за стола и жестом указывая Олегу на кресло для посетителей. – Я ведь верно запомнил ваше имя? – Абсолютно так, – Олег опустился в удобное кресло, – я постараюсь уложиться в отведённые мне десять минут. – Постарайтесь, – кивнул Фомич, – я принял вас, потому что меня попросил человек, которому я обязан. Надеюсь, моё время не будет потрачено напрасно. – Я тоже на это надеюсь, – не стал спорить Олег и протянул Фомичу конверт из плотной бумаги. – Просто взгляните. Потом можете вернуть мне фотографии, и я отправлюсь по своим делам. Но можем и поговорить. – Любопытно, – Фомич открыл конверт и вытащил несколько цветных фотографий. Олег не отрывал взгляда от его лица, но всё равно заметил лишь мгновенную тень, промелькнувшую и тут же исчезнувшую. Разве что, когда Фомич поднял на него взгляд, резче обозначились тени под глазами и чуть заметнее стали морщины в уголках рта. Вот уж правду говорят: мастерство не пропьёшь. Владел собой Фомин по-прежнему блестяще, и Олег мысленно ему поаплодировал. – Какое отношение это имеет ко мне? – голос был спокойным, даже слишком спокойным, и Олег почувствовал: разговор состоится. – Вполне возможно, что и никакого, – не стал спорить он, глядя на Фомина, который, в свою очередь, невозмутимо перебирал фотографии, иногда осуждающе покачивая головой. – Тогда зачем вы их принесли мне? – а вот на самом дне холодных глаз прожжённого интригана Олег рассмотрел даже не беспокойство… лёгкую тень озабоченности. Это как же должен быть Фомин напряжён внутри, чтобы выработанная, закалённая годами политических и финансовых игр скорлупа дала пусть маленькую, но трещинку, и позволила скрытым эмоциям просочиться наружу? – Просто решил, что вас могут заинтересовать эти снимки. Молодой человек на них удивительно фотогеничен, вы не находите? Такое приятное, запоминающееся лицо, правда? С таким только в большую политику идти: половина электората будет очарована сразу. – Не могу с вами не согласиться, – кивнул Фомин, чуть иначе взглянув на Олега, видимо, почувствовав в нём если не равного по силам, то во всяком случае достойного внимания противника. – Юноша явно талантлив, такая потрясающая актёрская игра! Это кадры с кинопроб, верно? Какой-нибудь детектив или триллер? Я, признаться, мало смотрю современное кино — некогда. – Охотно верю, – поддержал беседу Олег, – но, полагаю, этот фильм имеет все шансы получить высочайшие рейтинги. Вы как считаете, Егор Андреевич? В дверь осторожно заглянул секретарь, но Фомин так на него взглянул, что юношу словно ветром сдуло, лишь негромко щёлкнул дверной замок. – Вы полагаете, он будет доснят? – Фомин зачем-то переложил с места на место толстый ежедневник. – Возможно, вопрос в финансировании? Я, повторюсь, не слишком люблю современное искусство, но иногда готов поучаствовать, особенно если проект мне интересен. – Нет, – Олег покачал головой и заметил, как недовольно поджались губы у Фомина, – с финансированием у нас полный порядок, тем более, что мы всегда можем обратиться к соответствующим государственным структурам, которые, я уверен, с удовольствием нам помогут. Сейчас это модно. – Я могу оставить себе эти фотографии? – помолчав, спросил Фомин. – Что-то мне подсказывает, что я с удовольствием пересмотрю их на досуге. Уж больно приятный юноша на них, явно большой… очень большой талант… – Конечно, Егор Андреевич! – улыбнулся Олег. – У меня их много, люблю всегда иметь запас. Вот верите, даже в банковской ячейке есть пара конвертов, на случай если эти вдруг как-то потеряются. Всякое ведь случается, правда? – Никто не застрахован от неожиданностей, – не мог не согласиться Фомин, – а могу я задать вам вопрос, Олег Юрьевич? – Разумеется, – Олег почувствовал, что время аудиенции близится к концу и встал из кресла. – Буду рад удовлетворить ваше любопытство. – Вы занимаетесь… продюсированием этого проекта из любви к искусству или за зарплату? – Из идейных соображений, – улыбнулся Олег, – но идея не моя, увы. Так что если вдруг со мной что случится — продюсеров-то много, вы же понимаете, найдётся кому продолжить съёмки. И это лишь ускорит премьеру, к тому же заранее подогреет к ней интерес. – Полагаю, мы друг друга поняли, – Фомин тяжело поднялся из кресла, опираясь на край стола. Неожиданно он протянул Олегу руку. – Я благодарен вам, Олег Юрьевич, что вы сочли возможным познакомить меня с этим… проектом заранее. Я не забуду. – Не стоит благодарности, – Олег ответил на рукопожатие и вышел из кабинета, услышав, как позади что-то разбилось. Юноша метнулся к дверям, но громовой рык Фомича моментально вынес его обратно в приёмную. Проводив взглядом неожиданного посетителя и дождавшись, пока за ним закроется дверь, Фомич наконец-то дал волю душившей его ярости. Хрустальная статуэтка — приз какого-то фестиваля — со звоном разлетелась на тысячу осколков, ударившись о стену. Заглянувший на звук секретарь был послан по известному адресу и предпочёл переждать грозу подальше от эпицентра. Нет, ну это же надо! Ну Димочка! Ну ты и сволочь! И дело не в том, чем ты там занимаешься и как развлекаешься — ещё и не такие бывают — а в том, что ты посмел попасться! Но как?! Как у этого парня оказались эти фотографии? То, что это не подделка, Фомин понял сразу, так как прекрасно был осведомлён о необычных пристрастиях своего протеже. А ведь говорил он Диме — завязывай с этим, не доведут эти кровавые игры до добра. Можно же как-то иначе расслабляться, не балансируя на грани. Девчонок вполне можно было не убирать, а отправлять куда-нибудь подальше, в ту же Турцию. А так рано или поздно обязательно найдётся маленький, неприметный и жадный человечек, который за деньги или за дозу сдаст тебя либо ментам, либо конкурентам. Так, видимо, и произошло. Но дело сейчас не только и не столько в Завьялове, а в том, чтобы принять решение: вписываться за него или нет. С одной стороны, в Димочкину карьеру за эти годы вложено столько сил и денег, что представить страшно. И его депутатское кресло должно было стать очередной ступенькой, которая открывала просто колоссальные возможности. Фомин и сам бы пошёл на выборы, но не мог: мешало околокриминальное прошлое и изрядно подмоченная репутация. Димочка в этом плане был просто идеален: молод, благонадёжен, образован, красив, щедр к сирым и убогим. С другой стороны, если правда об оригинальных увлечениях молодого политика станет достоянием общественности и, соответственно, силовых структур, то отмыться будет практически невозможно. Никто не поверит, что он не знал или, более того, не участвовал. Тем более что он действительно знал… И тогда рухнет всё: при таком раскладе от него отрекутся все, без вариантов. Фомин вздохнул, подумав, что права русская пословица, говорящая, что своя рубашка ближе к телу, и достал телефон. Сделав несколько звонков, Фомин подошёл к окну и замер, не замечая ни красоты открывшегося вида, ни весёлого сверкания гирлянд, ни сияния снега. Все дела, запланированные на сегодня, он отменил, так как следовало спокойно, без спешки всё обдумать и принять окончательное решение. Каким бы трудным и неприятным оно ни было… Можно было бы, конечно, решить вопрос радикально: автомобильная катастрофа, сердечный приступ и прочее. Но сейчас это было чревато непредсказуемыми последствиями и могло вызвать ненужный шум вокруг внезапной трагической гибели молодого и перспективного политика по сути дела накануне выборов. Обязательно нашлись бы ушлые журналюги, которые начали бы копать и совершенно не исключено, что накопали бы, а этого допускать нельзя ни в коем случае. Значит, нужно сделать так, чтобы Димочка сам пришёл в ловушку и сам бы с комфортом в ней устроился. Осталось понять — как именно это сделать. А ещё очень хотелось бы знать, кто из крупных игроков стоит за всей этой историей, ведь понятно, что негласное расследование было кем-то инициировано. И этот кто-то нанял профессионалов, причём профессионалов со связями в нужных кругах. Иным способом кроме как по рекомендации серьёзных людей попасть в завьяловский «клуб по интересам» было невозможно. Можно, конечно, устроить собственное расследование, узнать, кто и от кого появился в последнее время, но нужно ли так откровенно демонстрировать свою заинтересованность? Вряд ли… Как ни грустно это признавать, но Дима — отыгранная карта. Да, много было вложено, много было поставлено: но не бывает так, чтобы все проекты оказывались удачными. Дмитрий Завьялов оказался неудачным проектом. Но Фомич потому так долго и был у власти, что умел признавать свои ошибки и работать над ними. К сожалению, слишком многие знают о том, что в течение многих лет он продвигал Завьялова и оказывал ему всяческую поддержку, то есть полностью отмазаться не удастся. Значит, нужно думать, как минимизировать неизбежные потери, в том числе репутационные. В первую очередь нужно предупредить тех, кто тоже так или иначе завязан на Завьялове по бизнесу или в личных отношениях. Или не нужно? Откуда ему знать, кто ещё посещал завьяловский клуб: такой информацией не принято делиться. Так что, предупреждая, можно оказаться в очень серьёзно подставиться. Поэтому правильнее всего будет просчитать, как максимально обезопасить себя, а остальные… спасение утопающих, как говорится, дело рук самих утопающих. Топить он никого не станет, но и руку помощи протягивать не будет торопиться, так сказать, во избежание. – Женя, меня ни для кого нет, – сказал он, приоткрыв дверь в приёмную, где секретарь что-то тихо печатал в ноутбуке, пережидая гнев начальства. – Это значит — ни для кого. – А для Дмитрия Александровича? – на всякий случай уточнил молодой человек, привыкший, что Завьялов допускался в кабинет Фомина всегда, несмотря ни на какие обстоятельства. – Женя, тебе что-то не ясно в словах «ни для кого»? – в голосе Фомина звякнул металл, и секретарь понятливо закивал. Вернувшись в кабинет, Фомин взял оставленный Олегом — кстати, надо будет узнать о нём побольше и иметь его в виду, мало ли — конверт и начал медленно перебирать фотографии. Да уж, даже самые безобидные из них могли в момент разрушить тщательно создаваемый образ идеального семьянина, щедрого мецената, перспективного политика. А некоторые могли бы стать и основанием для привлечения внимания определённых структур: совершенно ясно было, что девушка, с которой развлекается Дмитрий Александрович, в лучшем случае отделается серьёзными травмами. Егор Андреевич не мог отделаться от ощущения, что он упускает что-то важное, что-то, что ни в коем случае нельзя просмотреть. И он снова и снова перебирал фотографии, всматриваясь в залитое кровью лицо девушки, в искажённое, совершенно безумное лицо Завьялова. Что? Что он не замечает? Зная, что самый верный способ в такой ситуации — это перестать зацикливаться на проблеме, Егор Андреевич открыл ежедневник, которому по-прежнему доверял больше, чем всем новомодным приложениям и электронным планировщикам. Он листал страницы, стараясь перестать думать о Завьялове, но получалось откровенно плохо: слишком серьёзной была ситуация. Неожиданно взгляд зацепился за строчку: «… тендер. Паевский, Краснов, Матвейчук...» Краснов… Алексей Краснов… Фомин замер, глядя в пространство. Почему никогда не подводящее чутьё выдернуло именно это имя? Как Завьялов может быть связан с не лезущим ни в какие игры Красновым? Дима — человек, обожающий внешние эффекты, любящий появляться на публике, а Краснов сидит себе безвылазно в своём доме с женой… Стоп! С женой… Егор Андреевич, отгоняя дурные предчувствия, быстро набрал в строке поиска «Алексей Краснов» и выбрав вкладку «картинки», стал листать яркие изображения. Наконец он остановился на фотографии с какого-то мероприятия и увеличил снимок. – Да твою ж мать… – выругался он, неверяще глядя на фотографию, на которой Алексея держала под руку красивая женщина. Фомин даже вспомнил, как её зовут — Елена. Потом он выбрал фотографию из тех, что лежали в конверте на столе, сравнил её со снимком в интернете и почувствовал желание выпить. Девушка, с которой «развлекался» Завьялов, была невероятно, до ужаса похожа на Елену Краснову. Это что же получается? Дима не просто уродует девушек, а его конкретно перемкнуло на жене Алексея Краснова? Ничего себе информация… Впрочем, может быть, это всего лишь совпадение? Но внутренний голос настойчиво говорил, что никаким совпадением тут и не пахнет: всё так и есть. Наливая себе коллекционный виски, Фомин лихорадочно перебирал в памяти все случаи, когда пересекался с женой Краснова: благотворительные акции, громкие премьеры, статусные мероприятия. Мозг услужливо подсовывал картинки, и Егор Андреевич вспоминал, что действительно, его протеже всегда обнаруживался где-то возле четы Красновых или рядом с Еленой, если она вдруг оказывалась одна. Вдруг Фомин прищёлкнул пальцами и довольно улыбнулся: он знал, у кого наверняка можно разжиться информацией. Он открыл шкаф и выбрал среди нескольких конфетных коробок, лежавших там именно на такой случай, наиболее эффектную. Махнув рукой вскочившему секретарю и буркнув, что скоро вернётся, он спустился на этаж ниже и, негромко постучав, заглянул в кабинет. – Приветствую, очаровательная Лариса Павловна! – проворковал он, и сейчас никто не узнал бы в радостно и даже слегка игриво улыбающемся мужчине грозного Фомина. – Вы, как всегда, просто обворожительны! – Льстец ты, Егор Андреич, – кокетливо поправила причёску сухощавая дама лет шестидесяти, которую обворожительной мог назвать только полный слепец. Ну, или тот, кому от неё было что-нибудь нужно, как, например, Фомину. Вся администрация прекрасно знала, что нет человека более осведомлённого о личной жизни окружающих, чем Лариса Павловна. Она всегда была в курсе кто, с кем, где и как долго. – Выкладывай, что привело тебя ко мне? – Драгоценная моя, скажи, ты ведь наверняка знаешь Алексея Константиновича Краснова? – не стал ходить вокруг да около Фомин, для этого они с главбухом слишком давно и хорошо друг друга знали. – Алёшу? Конечно, знаю, уже лет, наверное, двадцать, не меньше. А что тебе, старому лису, от него надо? – И супругу его знаешь? – Ну разумеется, очаровательная женщина, хотя и слишком холодна, мне кажется. Но любит Алексея, это совершенно точно, всегда рядом. А это нынче большая редкость. – А про неё ничего такого, – Фомин покрутив в воздухе пальцами, – не слышно было? Ну, связи на стороне, ты понимаешь? – Никогда, – Лариса Павловна энергично сверкнула очками, – Елена идеальна, хотя многие, очень многие увивались за ней, а она даже в их сторону не смотрела никогда. – А кто увивался-то? – А с чего это ты интересуешься? – вдруг подозрительно прищурилась главбух. – Уж не собираешься ли сам заняться? Не по зубам она тебе, Егор, уж прости, да и угомониться тебе пора. Вон, Завьялов твой, уж насколько и моложе тебя, и интереснее, а тоже, говорят, от ворот поворот получил. – Да ты что? – Фомину не приходилось изображать заинтересованность, так как вопрос действительно его чрезвычайно интересовал. – Не знал, что он на чужих жён заглядывается, не знал… – Скользкий он у тебя какой-то, – неожиданно сказала Лариса Павловна, задумчиво рассматривая вручённую конфетную коробку, – вот вроде и придраться не к чему, а нет ему доверия никакого. Ты поосторожнее с ним, Егор. Ты мне не чужой, в общем-то, уж сколько мы с тобой всякого прошли, сколько губернаторов и мэров пережили, а вот он — что-то в нём не то, точно тебе говорю. Давно сказать хотела, да всё как-то не случалось. – Спасибо, Лара, – почти искренне поблагодарил Фомин и, попрощавшись, направился к себе. Значит, Завьялов пытался подкатить в Елене Красновой и получил отказ, а Димочка из тех, кто привык получать абсолютно всё, что захочется. Он это право сильного буквально выгрызал, топя конкурентов, сливая информацию, прокручивая теневые операции. И он, Егор Андреевич Фомин, всячески его в этом поддерживал, потому что ему нужен был именно такой Завьялов: послушный, управляемый и при этом безжалостный. Но вот не перестарался ли он, воспитывая в нём хищника? Не кинется ли зверь, сорвавшийся с цепи, на дрессировщика? Неужели его настолько переклинило на Елене, что он стал выбирать для своих жестоких забав девушек, похожих на неё, чтобы таким образом хоть как-то утвердиться? Но это попахивает конкретным психическим расстройством, а ему, Фомину, не нужен психопат, ибо они непредсказуемы и неуправляемы. И что в этой ситуации делать? Так, а если рассмотреть с другой стороны: может ему пригодиться Алексей Краснов? Он раньше никогда особо не присматривался к нему: их интересы лежали в разных сферах, хотя пересекаться приходилось. Но в любом случае благодарность такого серьёзного человека не будут лишней. Значит, что нужно сделать? Правильно — предупредить, и лучше не по телефону, а лично, так сказать. Можно сделать вид, что просто проезжал мимо и решил по-дружески предупредить, исключительно на всякий случай. Не успел Егор Андреевич войти в кабинет, как раздался телефонный звонок, и на дисплее высветилось «Дмитрий». Первым побуждением Фомина было сбросить звонок, но он вспомнил фотографии, лицо Завьялова с белыми от бешенства глазами и решил не провоцировать. Тем более что звонок — это всего лишь звонок. Голос звонившего Димы был спокойным, пожалуй, даже радостным и каким-то воодушевлённым. Обсудив кое-какие деловые вопросы и отменив под предлогом плохого самочувствия завтрашнюю встречу, Егор Андреевич вызвал машину и поехал в Лисий Нос. Дом Алексея Краснова он нашёл достаточно быстро, так как когда-то сам присматривал особнячок в этих местах и, соответственно, наводил справки о том, кто может жить по соседству. В окнах горел свет, и это вселяло надежду на то, что хозяева дома, а отсутствие машин на подъездной аллее говорило о том, что гостей, судя по всему, нет. И Егора Андреевича это устраивало полностью. Разговор, для которого он сюда приехал, не предполагал присутствия посторонних лиц. Стараясь не афишировать свой визит, Фомин остановил машину не возле самых ворот, а подальше, велел водителю ждать, сколько бы ни пришлось, и пешком дошёл вдоль массивного забора до калитки. На звонок вышел охранник, который недоверчиво посмотрел на Егора Андреевича, видимо, удивившись, что тот явился лично и без приглашения, и связался с кем-то по телефону. – Проходите, – выслушав ответ, сказал он, – простите за то, что заставил ждать, но, сами понимаете — безопасность.