…Жена накрыла стол в зале. Появилась «Столичная», пельмени. Заменив рюмку на фужер и выпив залпом, Суклетин принялся за пельмени. – Алексей, – смущаясь, начала жена, – у нас будет… э-э… ребенок. Я беременна… Муж, слушая ее, опустошил фужер с «эликсиром бодрости», плотно закусил и медленно подошел к ней. Жена – в ожидании поцелуев и ласк – улыбнулась. Будущий папаша, «пощекотав» беременную жену «по-сатанински», запретил ей улыбаться в его присутствии. Долг и мечта каждой женщины – стать матерью. Вот и супруга Суклетина ради будущего ребенка, надеясь воспитывать его вместе с отцом, стоически переносила истязания мужа. Была маленькая надежда, что муж нагуляется вдоволь, вернется в дом, станет преданным, ласковым, любящим и требовательным отцом. Но это были тщетные надежды, и вскоре она окончательно поняла, что Алексей никогда не исправится. Они расстались. Сидя у друга и глотая вино из граненого стакана, он радовался по поводу развода с женой: – Потеряв жену, я приобрел свободу! Теперь я вправе иметь тысячу любовниц! – И громко заржал. Дни и ночи проходили у Суклетина весело. Нашел друга, бывшего спортсмена. Тот буквально смотрел ему в рот, как когда-то сам Алексей, будучи холуем у «авторитета» в зоне. Правда, спортсмен пока еще не стирал ему грязных трусов и воняющих носков, как это делал когда-то сам Суклетин. Однако пройдет совсем немного времени, и он, Алексей, окончательно покорит своего нового друга, обольщая воровской романтикой, красивой жизнью, свободой от обязательств перед обществом, рассказами о власти денег, о культе насилия и, конечно же, о женщинах… Не ему одному ходить в денщиках! В голове Алексея всегда копошилась одна подлая мысль: споить друга и переспать с ним. Но не суждено было сбыться мечтам. Он потерял своего холуя так же внезапно, как его нашел. Однажды вечером они вдвоем зашли в ресторан. Алексей решил перед другом отличиться. Пришедший поужинать молодой мужчина, открыв дверь туалета и осторожно ступив, чтоб не испачкать обувь, подошел к умывальнику. Суклетин, приставив в бок нож с выбрасывающимся лезвием, нажал на кнопку: – Гони, татарчонок, кошелек, иначе кишки выпущу! Так и не понял разбойник, что произошло. Он опомнился, когда незнакомец стал возить его лицом по грязному полу туалета. Алексей ощущал во рту соленый вкус мочи и резкий запах нечистот. Затем незнакомец, испытывая прочность унитаза, сполоснул там его голову. Бывший спортсмен, друг Суклетина, увидев за таким необычным занятием известного во всей республике и во всей стране борца, стоял как вкопанный. Обняв унитаз, Алексей жалким голосом умолял пощадить его. После такого позора и унижения Суклетин понял, что потерял друга. И с подмоченной репутацией уже не имело смысла оставаться в Казани. Пришлось уехать в поселок Васильево, где в садоводческом товариществе «Восход» Алексей устроился сторожем. А когда его уволили оттуда за прогулы, стал работать в другом садоводческом товариществе с поэтическим названием «Каенлык». Нужна была сожительница. И, перебрав в памяти всех своих знакомых женщин, Суклетин остановился на Дине Галиевой, которая год назад демонстративно отвергла его ухаживания, обозвав «лошадиной мордой». Не понравился он ей и при второй встрече. Но Суклетин не был бы Суклетиным, если б не покорил ту женщину, которая ему понравилась. После четвертой встречи он привел Дину к себе в сторожку. Часть II 1 Жила-была в поселке Васильево, что под Казанью Дина Галиева. Жила она с родителями в старом деревянном доме с маленькими комнатками, с крошечной закопченной прихожей и умывальником. Тут же размещалась и кухня. Отец с матерью работали на заводе, возвращались поздно, усталые, измотанные. Мать, переругиваясь с подвыпившим отцом, жарила по вечерам картошку. Отец сидел, уткнувшись в телевизор, и неизменно засыпал перед экраном, начиная громко храпеть. Училась Дина в школе неподалеку. Училась обыкновенно – не хорошо и не плохо, скорее на тройки, но не потому, что была недостаточно умна, а просто потому, что уроки делать ей было лень, да и неинтересно. Как и все девчонки ее возраста, лет в четырнадцать начала ходить она на танцы вместе с подружками. И так как была очень даже симпатична, – неизменно пользовалась успехом у васильевских парней. Мать, заметив, что дочь начала красить глаза и приходить поздно, ворчала: – Смотри у меня, Динка, не принеси в подоле! Все они, мужики, подлецы, не верь никому. Не шляйся с парнями. Скажи хоть ты ей, Закир! – бросила она мужу. А тот, мельком взглянув на дочь, соглашался полупьяной ухмылкой: – Точно мать говорит, смотри у меня! – Да ладно, знаю я все! – отмахивалась Дина и убегала на танцы. Иногда, оказавшись дома одна, она подолгу рассматривала себя в зеркало. Худенькая, смуглая, круглое лицо, аккуратный носик, глаза довольно большие, темно-карие. Дина трогала свою крупную высокую грудь, медленно проводила рукой по бедру. Какие-то смутные желания, предчувствия, от которых сладко замирало сердце, бродили в ней, не давая покоя. Иногда ей снился какой-то незнакомый человек, очень хороший и красивый, и она его, кажется, любила. Она просыпалась с чувством тоски. Нет, среди ее васильевских знакомых не было ни одного такого. Все они – Сашка, Юрка, Эдик, Равилька – строили из себя мужчин, жалкие мальчишки! Напыщенно курили, оставшись с ней наедине, тут же лезли целоваться своими слюнявыми губами, а вороватые их руки так и норовили залезть к ней под кофточку. Нет, это все не то. Вот если бы такой, как капитан Грэй из фильма «Алые паруса»… Или как Ален Делон! Но где они, такие мужчины? Как-то она выпросила у подружки большую, засаленную фотографию Алена Делона и повесила у себя в комнате. Она часто смотрела на него и ей хотелось плакать. Да, она любила его. Несколько раз Дина вместе с подругой Ритой ездила в Казань. На танцы в какой-то клуб. Но и тамошние ребята ей не понравились – какие-то высокомерные, воображают из себя. Но больше всего Дине не понравились казанские девчонки. Дина с Ритой были одеты, конечно, гораздо скромнее, но ведь это не значит, что можно так задаваться! Совсем позабыв об учебе, она все глубже уходила в себя, в свои мечты. Там, в ее мечтах, все было так прекрасно! У нее были деньги и много красивой одежды. И даже машина была. А возлюбленный ее был как две капли воды похож на Алена Делона. – Дин, ну, Дин, пойдем погуляем! – стоял и ныл под окнами Юрка. Но она лишь отмахивалась. – Диночка, ну еще можно… ох… Диночка… – тяжело дыша, мял ее в своих грубых ручищах подвыпивший Эдик. – Уйди! Нет, нет, нет! – она отталкивала Эдика. Ах, если бы он только знал, как она их всех презирает. Нет, она все равно встретит свою любовь, своего принца. И все, даже Ритка, будут завидовать ей! Но проходили месяцы, год, второй, вот уже Дина десятый класс закончила, а принца все не было. Еле-еле доползла Дина до последней четверти. Ждал ее аттестат со сплошными тройками. Об институте и мечтать было нечего, да и не знала она, в какой бы хотела. Не знала, кем вообще она хочет работать. Работать вообще не хотелось. Хотелось любить и быть любимой. Ах, как хотелось! Мать с отцом упорно тащили ее на свой завод, но Дина кривила презрительно губы: вот еще, будет она на заводе горбатиться. Хватит, насмотрелась, как мать мотается то в ночную, то в вечернюю. Руки все себе испортила, здоровье угробила. А что взамен? Полунищенское существование в этой халупе? Ей хотелось убежать, уехать из этого дома, куда-нибудь очень далеко. Но куда? 2 …Был у ее матери брат, дядя Ахмет. Молодой еще, разведенный. Жил он где-то в Узбекистане, там успел поменять уже двух жен, работал шофером и иногда приезжал погостить к Галиевым в Васильево. На этот раз дядя Ахмет заявился в мае, прямо перед выпускными экзаменами. Фруктов сушеных привез, урюка, гранатов. Отец радостно потирал руки: на столе высились стопочки водки. Сели обедать, выпили. По случаю приезда младшего брата выпила и мать. Развеселилась, порозовела, стала много говорить и смеяться. Заблестели глаза и у Ахмета. Поглядывая украдкой на мрачно жующую Дину, он говорил: – Ну, апа, красавицу–дочь ты вырастила! Ей уж замуж пора. У нас в Узбекистане девушки ее возраста уж давно деток няньчат! – Алла сакласын, Ахмет! Замуж она успеет. Работать бы хоть устроилась. А с женихами, ха-ха, у нас проблемы нету, а дочка? – А кем ты хочешь быть, Дин? – спросил дядя. – Не знаю! Никем, – равнодушно пожала плечами Дина. – Такая красавица должна быть украшением в доме мужчины! Эх, не будь я твой дядя!.. – Чего болтаешь, Ахмет? Работать ей надо, – нахмурилась мать. Отец внимал разговору с обыкновенным равнодушием. Только не забывал наполнять рюмки. – А что, – вдруг оживился дядя Ахмет. – Пусть едет Дина к нам, в Узбекистан! Работу найду ей хорошую, нетрудную. В удобное общежитие устрою. У нас там тепло, хорошо, фруктов много. Поедешь в Маргелан? Маргелан, Маргелан… Заманчиво и красиво. Что-то далекое, неизведанное, влекущее, обещающее исполнение всех желаний… – Поеду, – вдруг неожиданно для всех согласилась Дина. В конце концов ей все равно, куда ехать. В Маргелан, так в Маргелан. Лишь бы не оставаться в этом постылом поселке! Тем более и дядя поможет. Кое-как получив по всем экзаменам свои формальные трояки, закончила Дина Галиева школу и поехала в Маргелан, к дяде Ахмету. Красивый загадочный в мечтах город Маргелан оказался в реальности обыкновенным городишкой – пыльным, бесцветным, муторно-однообразным. Мелкий серый песок скрипел на зубах, а когда дул сильный горячий ветер, он неизменно попадал в глаза, оседал в волосах. От каменных стен несло раскаленным жаром. Кругом ни деревца, ни травинки – все было выжжено летним солнцем. И ночи были беспросветно душными. Еще не успев толком пожить на новом месте, Дина уже тосковала по зеленым деревьям, по прохладной голубой Волге, по Казани. Но она как бы боялась признаться себе в этом. Поэтому все мысли гнала прочь. Где город-рай, где горы фруктов, где легкая работа, где в конце концов ее принц?! Похоже, здесь принцы встречаются еще реже, чем в Казани. По улицам Маргелана ходили группки парней, развязных, загорело-черных, крикливых и очень наглых. «Девушка, девушка! Шоколадка!» Дядя Ахмет устроил племянницу на шелкопрядильную фабрику. Дали ей общежитие. Но что это была за общага! Старое, обшарпанное здание, крошечные душные комнатушки на шесть-семь человек. Живут в них женщины – узбечки, из глухих-глухих аулов, они даже двух слов по-русски связать не могут. Может, и поняли бы что-нибудь по-татарски, да Дина и сама не знает родной язык. В комнате, куда поселили Дину, жили четыре узбечки и одна русская. Все они были достаточно молодые, но все же гораздо старше Дины, и, естественно, считали ее салагой, которая ничего не смыслит ни в мужчинах, ни в жизни. По вечерам девушки часто приносили вино, мутное, темное, в больших бутылках, и пили, почти не закусывая, курили «Астру» и «Столичные»; то смеялись, то ругали мужиков, то жаловались на свою разнесчастную судьбу. Обычно верховодила русская, Тамарка, которая была в комнате признанным авторитетом. Иногда приходили парни – дружки то одной, то другой девушки. Они обязательно приносили водку. Тогда Тамарка презрительно щурилась на них, тихо ругаясь матом, уходила. Узбечки оставались со своими узбеками. Не обращая внимания друг на друга и даже на потрясенную Дину, они занимались любовью – каждая в своей кровати. И под этот скрип, придыхания и всхлипывания Дина, уже изрядно выпившая вина, в ужасе убегала из комнаты, бесцельно и тупо бродила по коридорам, шарахаясь от каждой мужской фигуры. Так вот какая она, значит, Любовь. Такая. Такая? Гнусные рожи, пьяные объятия, скрип кровати. Это – любовь?! Уехав в дальний рейс, дядя Ахмет совсем оставил ее без внимания, хотя обещал помогать… Дина совсем была одна-одинешенька в этом страшном, чужом и жарком городе. 3 Как-то утром, когда после очередной попойки и оргии ее соседки ушли на фабрику, неожиданно вернулась Тамара. Дина приболела в тот день. Раскалывалась голова, из носа то и дело шла кровь. Вообще от этой жары у нее частенько шла кровь из носа. Дина лежала в своей кровати, наслаждаясь одиночеством. – Что, Динка, болеешь? – участливо спросила она. – Голова… – поморщилась Дина. – Выпила вчера, наверное, лишнего. – А у меня водка есть, на опохмелку. Тяпнем? Легче станет…