Мы никогда не говорили о мистере Макартуре. Никогда не обсуждали будущее. Мы понимали, что никакого общего будущего у нас быть не может. Доверие Вскоре после того, как мы с мистером Доузом познали друг друга, я решила побеседовать с миссис Браун на неудобную тему. Она была проницательной женщиной, и наш заведенный порядок по четвергам – когда миссис Макартур исчезала, уходя вниз по тропинке, – наверняка давал ей пищу для размышлений. С каждой неделей я чувствовала все большую потребность сказать ей: «Только не говорите мистеру Макартуру». Мы, как обычно, поднимались на вершину кряжа. Ханнафорд, с Эдвардом на плечах, ушел вперед. До нас доносились крики моего сына: он изображал пристава. Ханнафорд, подыгрывая ему, чеканил шаг, поворачивался кругом, останавливался, чтобы «взять на караул». – Миссис Браун, я должна вам сказать, – начала я, – что мистер Доуз – очень необычный человек. Не компанейский. Ему больше нравится одиночество. Я вспомнила мистера Доуза с его друзьями-гадигалами и вангалами, как он дурачился, осваивая их язык: изображал, как ест, ходил на четвереньках, чесал под мышкой – на потеху своей публике. – Да, миссис Макартур, – отозвалась миссис Браун. – Поэтому он предпочитает… Я пыталась подыскать нужные слова. Сказать «предпочитает быть со мной наедине» было бы слишком откровенно. – Предпочитает, чтобы нам не мешали. Я – нерадивая ученица, миссис Браун, постоянно отвлекаюсь! – Понимаю, миссис Макартур. Не послышалась ли мне в ее голосе насмешка? Однако лицо миссис Браун было спрятано за капором. – Конечно, так не принято, – продолжала я. – Замужняя женщина… Шедший впереди с Эдвардом на плечах Ханнафорд обернулся и остановился, ожидая нас. И миссис Браун быстро, словно теряя со мной терпение, развеяла все мои тревоги. – Понимаю, – повторила она. – Миссис Макартур, уверяю вас, ни меня, ни Ханнафорда занятия ученицы с учителем абсолютно не касаются. Это исключительно их личное дело. Она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. На несколько секунд мы перестали быть госпожой и служанкой. Мы были просто женщинами, которые понимали друг друга. – Миссис Макартур, вы можете на нас положиться, – сказала она. – На нас с Ханнафордом. Мы понимаем, о чем вы говорите. На нас. На нас с Ханнафордом. Занятая собственными переживаниями, я не обращала внимания на то, что видела каждый четверг, когда, преодолев подъем, возвращалась на площадку: миссис Браун и Ханнафорд тихо беседовали, сидя рядышком на камне, а Эдвард играл у их ног – милая семейная идиллия. Эти люди, несмотря на все невзгоды, не утратили того же желания, что связывало и нас с мистером Доузом, – желания найти спутника жизни. Я могла на них положиться. По доброй воле они ни за что не откажутся от возможности посидеть рядышком на вершине кряжа. Мотылек Как это ни удивительно, но мистер Макартур, казалось, не замечал, что происходит. Неужели не видел, какой счастливой и умиротворенной я возвращалась домой после занятий с мистером Доузом? Однако ему был понятен лишь животный аспект взаимоотношений между мужчиной и женщиной, поэтому ему и в голову не приходило, что люди могут испытывать нежность. В глазах мистера Макартура, равно как и Тенча, мистер Доуз был одаренный клоун, несуразная машина для математических расчетов. Звезды, а также место, откуда можно наблюдать за ними – вот, казалось, и все, что ему нужно. Такие скромные потребности заслуживали презрения. У него не было амбиций, он не любил интриг, победа над соперником не доставляла ему радости. По мнению мистера Макартура, человек с такими недостатками едва ли мог считаться мужчиной. На первых порах свои визиты к мистеру Доузу я оправдывала тем, что для занятий астрономией требуется модель планет, а ее не перевезешь. Когда помимо астрономии мы стали изучать ботанику, я объясняла, что выступающий в море мыс, где жил мистер Доуз, – лучшее место для наблюдения за нежными растениями, которые в районах, прилегающих к нашему поселению, давно уже вытоптали. Эти причины были признаны уважительными, и мистер Макартур не препятствовал моим еженедельным визитам в обсерваторию. Само собой подразумевалось, что Ханнафорд и миссис Браун сопровождали меня в обсерваторию, и, поскольку мистера Макартура подробности не очень интересовали, к откровенной лжи прибегать не приходилось. Но все же изредка муж справлялся о моих еженедельных уроках, и я тогда неизменно задумывалась, не вызваны ли его вопросы подозрительностью, о которой он даже не сам догадывается. Разумеется, я сообщала ему лишь «сухую выжимку» из тех богатств, которые получала. – Вот, например, такой интересный факт, мистер Макартур, – начинала я. – Знаете ли вы, что те растения, которые дают стручок, похожий на боб, относятся к семейству мотыльковых, а называется оно так потому, что их цветок похож на бабочку – или на мотылька? Мистер Макартур никогда не считал нужным воспринимать информацию в объеме более одного предложения. Он всегда находил причину выйти из комнаты или вдруг погружался в чтение какой-нибудь книги, – и все, на ближайшую неделю больше ни слова о ботанике или астрономии. Одна фамилия В одном из своих писем Брайди я чуть не сболтнула лишнего. Это было в самый разгар нашей дружбы с мистером Доузом. Сейчас я держу это письмо в руке. Когда я его писала, думала, что просто рассказываю Брайди о разных людях, составлявших наше общество. Но теперь вспоминаю, что испытывала огромное удовольствие, стараясь изложить свои новости так, чтобы несколько раз упомянуть фамилию одного человека. «Мистер Доуз, капитан Тенч и еще несколько человек – они и составляют наш круг общения». Вполне невинная информация. И потом: «Под руководством мистера Доуза я достигла небольших успехов в ботанике». А вот в этом месте, помнится, я улыбнулась про себя: «Мистер Доуз так увлечен звездами, что он не всегда видим для глаз простых смертных». И в конце я все же не удержалась от шутки, которая будет понятна не всем: «Я была столь самонадеянна, что решила стать ученицей мистера Доуза, но вскоре поняла, что переоценила свои возможности, и теперь краснею за свою ошибку». Краснею за свою ошибку! Читая эти поблекшие от времени строки, я улыбаюсь, вспоминая, как я радовалась, что нашла способ сообщить свою тайну, – в зашифрованном виде, как мне казалось. Я считала себя очень умной. А теперь вижу, что в этом письме правда изложена так, словно ее кричат во весь голос с крыши дома. Опасное знакомство Миссис Браун и Ханнафорду я доверяла, но опасалась, что в поселении численностью в тысячу человек, проживающих на небольшом расчищенном пятачке среди лесов, никаких секретов быть не может. Особенно если один из его обитателей пишет книгу. С писателем водить знакомство опасно. Однажды днем мы с Тенчем случайно встретились у моста. Он остановился, чтобы поговорить со мной; я одарила его самой любезной улыбкой, какую сумела изобразить. Предупредила себя: «Будь настороже». – Ну что, миссис М., как ваши успехи в изучении астрономии? – начал Тенч. – Мне с таким трудом удалось договориться о ваших уроках. Надеюсь, я не зря старался? Казалось бы, вполне невинный вопрос, но Тенч никогда не задавал невинных вопросов. Неужели ему известно? Он подошел ко мне вплотную. – Нелегко было убедить Его Святейшество, – тихо сказал он, словно делился со мной секретом. – Мне это стоило огромных усилий, вы уж поверьте, но ради вас, моя дражайшая леди, я готов горы свернуть. Тенч говорил пафосным тоном и смотрел на меня со страстью во взоре. Нет, не известно, заключила я. Он остановил меня у моста, чтобы расспросить о занятиях астрономией, ну и заодно изобразить из себя влюбленного лебедя. Я собралась было съязвить – не соблаговолит ли он убить ради меня дракона? – но передумала. Любую реплику, сколь бы ироничной она ни была, он воспримет как следующий шаг в ритуале флирта. С тех пор, как капитан Тенч смутил меня прозвищем «Джек Корсет», я держалась с ним более холодно. Но он был из тех мужчин, которые считают, что ни одна женщина не сможет перед ними устоять, и, судя по его лукавым взглядам, мое охлаждение воспринимал как шаг назад перед новым сближением. Больше экзаменов он мне не устраивал. В последнее время Тенч вел себя исключительно галантно, учтиво, вежливо. Но ждал от меня следующего шага в той игре, что он затеял со мной. Я предпочла бы вообще не замечать его до окончания пребывания частей морской пехоты в Новом Южном Уэльсе, но вовсе не знаться с ним я не могла, ибо я поняла, что мне от него кое-что нужно, а именно: его молчание. Пусть он ни о чем не догадывался, но в своей книге еженедельные визиты миссис Макартур в обсерваторию запросто мог описать таким образом, что у определенной категории читателей невольно возникли бы подозрения. Возможно, это случится не скоро, в отдаленном будущем, но даже тогда последствия для меня будут тяжелыми. Капитан Тенч этого не сознавал, но в его власти было погубить меня. Так или иначе, но я должна была добиться того, чтобы он не упоминал меня в своей книге. – Миссис М., мы с мистером Доузом не так давно вернулись из экспедиции вглубь материка, – сообщил Тенч. – И поверьте мне, если бы этот джентльмен не был столь сведущ в науке ориентирования на местности, мы до сих пор плутали бы там где-нибудь! Ночью при свете костра он прокладывал наш курс, выверял его по таблице разности широт и отшествий, определяя наше точное местоположение: весьма замечательное достижение, надо сказать. Непременно напишу об этом в своих заметках о нашей колонии. Сказал: «замечательное», а тон и улыбка подразумевали «занимательное». Можно было представить, каким он изобразит бедного мистера Доуза в своей книге – как нелепого ученого зануду. Но тут я увидела свой шанс. – Ой-ой, капитан Тенч! – воскликнула я, надеясь, что игриво. – Вижу, вы ни перед чем не остановитесь ради развлечения своих читателей, а они только этого и ждут! – Да, моя дорогая леди, вы, как всегда, правы. – Тенч отвесил мне поклон. Глаза его загорелись. Наверняка подумал: «Ага! Наконец-то!» – Должна заметить, сэр, – сказала я, – что некоторые из нас люди стеснительные и не хотят быть упомянутыми в вашей книге. Если я заподозрю, что вы откладываете в памяти то, что я рассказываю вам о своих делах, дабы впоследствии изложить это в своих мемуарах, я, как это ни прискорбно, в вашем присутствии буду держать рот на замке! Я постаралась произнести эту фразу по возможности беспечно, но все же он что-то уловил в моем тоне. – Даже немая, мадам, вы будете прелестной собеседницей, – ответил галантный Тенч. Я чувствовала, что его цепкий ум насторожился. – Да, но я предпочла бы свободно выражать свои мысли, – сказала я. – Пообещайте, пожалуйста, что не станете упоминать меня в своей книге? – Но, моя дорогая миссис М., тогда любой бы сказал: значит, вам есть что скрывать. Может, где-то здесь за деревом прячется любовник?! Довольный своей шуткой, он со смехом демонстративно огляделся. И снова впился в меня пристальным взглядом. «Нельзя переходить на серьезный тон, – сказала я себе, – а то он почует запах тайны». Слишком поздно сообразила я, что, обращаясь к Тенчу с просьбой не писать обо мне, я сама вложила ему в руки оружие, которого так опасалась. Грудь сдавило от страха. Лучшая защита от графомана – выдать себя за скучную особу, но это мы уже «проехали». Капитан Тенч ни за что не поверил бы, что я в одночасье превратилась в Мэри Джонсон. – Дорогой сэр, – я понизила голос, словно говорила неохотно, – вы, конечно же, понимаете мое положение. Здесь нас, женщин, мало, и, боюсь, упоминание одной привлечет внимание, словно громкий крик. Вы же знаете, как мужчины любят – скажем так – пошутить по поводу представительниц прекрасного пола. Это был удачный ход. Пошутить по поводу представительниц прекрасного пола. Эта моя фраза сразу же вернула нас в привычную для Тенча стихию, где женщины и мужчины оценивают друг друга за завесой шутливой беседы. Я тепло улыбнулась ему, в то же время надеясь, что сейчас мистер Макартур не наблюдает за мной и не видит, что мы увлечены разговором с глазу на глаз: это поставило бы меня в крайне неприятное положение. Мой очарованный воздыхатель улыбнулся в ответ, но я чувствовала: пытливый писатель не утратил бдительности. – Я полностью в вашей власти, дорогой сэр. – Я беспомощно развела руками, при этом нечаянно коснувшись его руки. – Могу лишь надеяться, что вы поступите так, как подобает джентльмену. Сын учителя танцев не смог устоять перед таким призывом. – Конечно, конечно, миссис М., даю вам слово джентльмена! – поклялся Тенч, да с таким пылом, что я испугалась, как бы он не пал передо мной на одно колено. Но он вместо этого попытался взять меня за руку, ненароком коснувшись моей ноги. Наконец поймал ее, но неловко – за большой палец. Я отдернула руку. Здесь, на мосту, мы были на всеобщем обозрении, как на театральной сцене. Это была опасная игра. Тенч придвинулся ближе и пробормотал мне на ухо: – Моя дражайшая леди, ваш беспомощный поклонник повинуется вам. В моей книге вы не будете упомянуты ни разу. Слово чести. «В моей книге вы не будете упомянуты ни разу». Передо мной на столе его книга, с дарственной надписью: «Моему дорогому другу Джону Макартуру, с величайшим восхищением и уважением». Капитан Тенч сдержал свое слово: в своей книге обо мне он не рассказывает. Но он не утерпел и всё же нашел лазейку, проявив изобретательность, достойную самого уважаемого Джона Макартура: упомянул меня в одной из сносок. Мимоходом. Просто констатировал факт, что я присутствовала на одном званом ужине в резиденции губернатора. Конечно, человек с пытливым складом ума мог бы задуматься, зачем автор вообще назвал мое имя, но я живо представляю, как Тенч улыбался, сочиняя эту сноску.