Однако не только эти противотанковые орудия, которые кстати все были размещены в бронекапонирах, должны были сдерживать противника. Когда Ставка приняла решение о сформировании его армии, то тогда было принято решение и о составе армии, так что в её составе были тяжёлые штурмовые самоходки СУ-152 и тяжёлые противотанковые СУ-122, с орудиями на базе гаубицы А-19. В состав его армии вошли три полка СУ-152 и три полка СУ-122, все машины были новенькими, только с конвейера, вот они и заняли позиции примерно в километре позади пехоты в отрытых специально для них капонирах, так что над землёй торчало только орудие и часть рубки. Разумеется что все капониры были хорошо замаскированы, а на орудиях стояли пламегасители, так что обнаружить боевые машины было очень сложно, даже когда они откроют огонь. Кроме того и землю перед ними полили водой, что бы от выстрелов не подымалась пыль. Также свои места в капонирах заняли и новые КВ-3, чьи орудия ЗИС-6 также имели очень хорошую бронепробиваемость и могли поражать новые немецкие танки уже с дистанции в 2000 метров. Когда немецким танкам осталось около километра до наших позиций, наша артиллерия открыла огонь. Пока это были только ЗИС-2, причём стреляли они достаточно дефицитными подкалиберными снарядами, но по мере того, как немцы приближались к нашим позициям, перешли на более дешёвые и доступные БР-271М, которые могли на дистанции в километр пробить вертикальную лобовую броню Тигра и наклонную Пантеры. На дистанции в километр ЗИС-2 могла пробить снарядом БР-271М броневую плиту толщиной в 85 миллиметров при наклоне в 60 градусов и 105 миллиметров вертикальной брони. Толщина лобовой брони Тигра была 100 миллиметров при наклоне в 90 градусов и у пантеры 80 миллиметров при 55 градусах наклона соответственно, так что орудие ЗИС-2 уже могло уверенно поражать новые немецкие танки, правда не любым снарядом. В зависимости от типа снаряда, на дистанции в километр по вертикальной бронеплите орудие могло пробить от 74 снарядом БР-271К, и до 140 миллиметров брони подкалиберным снарядом обтекаемой формы БР-271Н. Согласно приказа по армии, все получаемые противотанкистами подкалиберные снаряды запрещалось использовать в боестолкновениях с противником, их специально копили как раз для этого сражения и сейчас они более чем пригодились. Если прямую лобовую броню Тигров они в основном пробивали без проблем, то вот наклонную лобовую броню Пантер брали не всегда, очень часто вместо пробития брони был рикошет. Тем не менее, то один, то другой немецкий танк останавливался и или просто горел, или взрывался. Но вот в дело вступили и самоходки, если противотанковые орудия были сразу за позициями пехоты, то самоходки гораздо дальше, но в бой они вступили лишь чуть позднее противотанкистов. Гулко рявкнули их орудия, посылая в противника тяжёлые болванки снарядов, которые проламывали броню немецких танков или просто сносили с погонов башни. Самыми последними в бой втянулись тяжёлые КВ-3, но и их орудия уверено брали свою часть подбитых или уничтоженных машин врага. По мере того, как немецкие танки приближались к нашим позициям, эффективность противотанковой артиллерии повышалась. Катуков всё это наблюдал со своего наблюдательного пункта, пока всё шло хорошо, но встретив ожесточённое сопротивление, немцы снова вызвали артиллерийский огонь. Передовая линия нашей обороны снова скрылась в облаках разрывов, но на этот раз наша тяжёлая артиллерия начала противобатарейную борьбу и вскоре немецким артиллеристам пришлось срочно или прекращать свой огонь или переносить его уже на наши тяжёлые орудия. Обстрел передовых позиций прекратился, но бой на этом не закончился. Поняв, что таким образом они быстрее потеряют все свои танки, немцы стали использовать свои уже подбитые машины, как укрытия, что сразу затруднило нашим войскам обзор и обстрел. Теперь приходилось высматривать немцев, стараясь попасть в открывшегося врага. Больше всего проблем нам доставляли их новые самоходки Фердинанд, которые имели лобовую броню в 200 миллиметров и которую могли пробить не все наши орудия. Противотанковые пушки точно могли только сбить им гусеницу и на этом всё, в лучшем случае если самоходку развернёт к ним бортом, тогда ещё можно было подбить её в бок, в противном случае её толстую лобовую броню было не взять. Бой шел часов до шести дня, после чего немцы всё же отступили, оставив на поле боя множество своих как горящих, так уже и догоравших танков. Через некоторое время Катукову стали поступать доклады о потерях, большего всего потери были у противотанкистов. Пехоте что, пока немцы были на удалении, то она в основном отсиживалась на дне окопов и потери несла только если прямо в окоп попадал гаубичный снаряд. Немцев остановили метрах в 200 — 300 от окопов, а их пехота видя интенсивность нашего огня тоже не горела энтузиазмом и держалась позади своих танков. Когда началась можно сказать дуэль, это когда немцы стали прятаться за остовами своих уже подбитых танков, то пехота и подавно не стала приближаться, так как тут её могли легко переехать собственные танки, когда маневрировали, а также достаться рикошетом от русских снарядов. В итоге она держалась на расстоянии, не желая попадать под наш прямой огонь. Вот противотанковой артиллерии досталось намного больше. Несмотря на то, что практически все орудия оказались укрыты в крытых капонирах, большая часть которых была сделана из броневых листов, но и это не спасало её от потерь. Несмотря на маскировку, при интенсивной стрельбе все позиции были достаточно быстро обнаружены и немцы сосредоточили на них свой основной огонь. Даже с учётом того, что с фронта эти огневые точки были хорошо укреплены, пара метров земли с камнями поверх броневой плиты основательно снижали мощность немецких снарядов, но всё равно при многократных попаданиях в итоге противник всё же пробивал защиту, и это без учёта прямого попадания в амбразуру, которые согласно теории вероятности тоже случались. Кроме этого были и попадания тяжёлыми снарядами сверху, это когда немцы вели обстрел из гаубиц, если от полевых орудий защиты хватало, то вот от тяжёлых гаубичных снарядов это уже не защищало. В итоге потери в противотанковой артиллерии составили около четверти орудий. Потерь в бронетехнике не было, она располагалась в укрытиях и была расположена дальше, а потому и обнаружить её было трудней, да и темп огня крупнокалиберных орудий с раздельным заряжанием был гораздо меньшим, чем у противотанковых орудий с их унитарными снарядами. — Товарищ генерал, вас командующий фронтом. Катукову снова звонил Ватутин. — Слушаю товарищ командующий. — Ну как у тебя дела Михаил Ефимович? — Держимся товарищ командующий, немцы отошли, всё поле перед позициями в их горящих танках. — Молодец, потери большие? — Нет, среди пехоты немного, танки с самоходками вообще почти без потерь, вот противотанковой артиллерии досталось, там до четверти орудий уничтожено или повреждено и среди расчётов потери. — Понятно, как настроение? — Боевое Николай Фёдорович. — Это хорошо, что боевое. — А как обстановка на других направлениях? — Везде успешно отбились, правда потери там больше, чем у тебя. Ладно, если что докладывай. — Непременно. Катуков облегчёно вздохнул, нет, нагоняя от командования он не боялся, просто только сейчас его отпустило, разжалась внутренняя пружина, которая держала его с самого утра. На позиции устремились бойцы из хозобслуги с термосами, они несли своим товарищам обед, который так сильно задержался, что теперь наверное можно было считать его уже ужином. А бойцы приходили в себя после тяжёлого боя, поев, они устало уселись на землю, ловя минуты покоя, ведь скоро им придётся восстанавливать свои позиции, так как завтра снова будет бой, а исправные укрепления могут спасти им жизнь. Лишь около десяти вечера скомандовали отбой и все кроме часовых забылись в тяжелом сне. На следующий день утро началось с немецкого обстрела, около часа немецкая артиллерия утюжила наши позиции, правда с учётом прошедшего дня, огонь она вела не только по переднему краю, но и по ближайшим тылам. Немцы уже знали о спрятанных в капонирах позади наших позиций самоходках, вот теперь их тяжёлая артиллерия и пыталась проредить их число. Наша артиллерия тоже не осталась в стороне и открыла контрбатарейный огонь, стараясь подавить немецкие орудия. Вскоре огонь стих и снова появились немецкие танки, в этот раз им удалось почти без потерь продвинуться к нашим позициям, сказывались подбитые вчера немецкие танки, которые мешали нашим артиллеристам и самоходчикам целится в немецкие танки. Уже зная, что им надо делать, немцы в этот раз вели более успешный огонь по нашим противотанковым орудиям. Встав за своими подбитыми товарками, они затем неторопливо выцеливали наши пушки, стараясь попасть непосредственно в амбразуру. Полностью укрытые за подбитыми вчера танками, они в основном выставляли наружу только свою башню. В этот раз немецкая пехота не отсиживалась всё время в тылу, а безопасно скопившись за техникой, разом пошла в атаку и тут уже нашим пехотинцам пришлось поработать. Весь день шли ожесточённые бои в ходе которых, понеся значительные потери, немцы всё же захватили первую линию нашей обороны. Весь день Катуков непосредственно наблюдал за этим, так и не покинув свой наблюдательный пункт. Он видел, как отступали наши войска, оборонявшие первую линию обороны. Вторая линия обороны проходила в километре позади первой, именно тут были капониры самоходок и КВ, и это они поддержали своим огнём отступающую пехоту, не дав немецким танкам устремится в погоню и давить отступавших гусеницами. Из плохого было то, что почти вся противотанковая артиллерия первой линии оказалась потерянной. Вечером ему снова позвонил Ватутин. — Ну что Михаил Ефимович, выбили тебя немцы с первой линии обороны? — Выбили Николай Фёдорович, еще и противотанковую артиллерию потерял там, но и немцам всыпали хорошо, так что им тоже досталось. — Ладно, не расстраивайся, не у тебя одного так, на других участках немцы тоже прорвались, но и потери у них просто огромные. Ты, как я понял, ещё не вводил в дело основную массу своих коробочек? — Нет, не вводил, пока задействовал только самоходки и тяжёлые танки. — Это хорошо, да, я распорядился, ночью к тебе подойдут противотанковые самоходки из 4-ой гвардейской армии Севастьянова, усилят тебя. — Спасибо товарищ генерал, такая помощь действительно будет кстати. — Держись короче, немцы долго напирать такими темпами не смогут, еще день или два и они выдохнутся. — Есть держаться товарищ командующий. — Тогда отбой. Подход подкрепления, причём состоящего из противотанковых самоходок, был очень кстати, так как потеря на первой линии обороны всех противотанковых орудий очень сильно ударило по общей силе обороны. Противотанковые самоходки, имевшие неплохую лобовую броню и достаточно мощное орудие, смогут достаточно эффективно сдерживать противника, особенно если будут бить из укрытий. По крайней мере с дистанции в тот же километр они смогут бороться со всем немецким зверинцем кроме их новых тяжёлых самоходок. Пока же он распорядился наметить места их размещения и отрыть там для них капониры и разумеется всё замаскировать. Пока ещё было светло, командиры частей наметили места размещения самоходок, а как только стемнело, и немцы не смогли видеть, что у нас творится, так сразу пехота принялась интенсивно рыть капониры. Ни кого подгонять не было нужно, пехотинцы прекрасно понимали, что от того, как быстро и качественно они сделают укрытия для самоходок, будет напрямую зависеть их собственные жизни. Чем дольше продержаться самоходки, тем больше они уничтожат немецких танков, а значит есть вероятность не допустить их до линии окопов. Учитывая общее количество шанцевого инструмента и бойцов, капониры отрыли за час, причём с запасом, а также унесли всю выкопанную землю, что бы не демаскировать ей подготовленные позиции. Около двух часов ночи с тыла послышался звук моторов и вскоре подошедшие самоходки медленно вползали в отрытые для них капониры, боковые стенки которых даже укрепили досками и кольями, что бы они не осыпались. Над самоходками натянули маскировочные сети и местами закидали ветками деревьев, так что они почти не выделялись на общем фоне. Расположились они хоть и не в самих боевых порядках пехоты, но на удалении в 100 — 200 метров от линии окопов. Хотя поспать в эту ночь пехоте пришлось поменьше, но бойцы всё равно были довольны, всё же они получили лишний шанс на выживание в предстоящем сражении, а что оно будет жарким и тяжёлым ни кто из них не сомневался. Свои тяжёлые самоходки Катуков отводить назад не стал, они всё равно были чуть позади линии противотанковых машин Севастьянова. Приказ командования немедленно выделить армии Катукова все наши противотанковые самоходки меня не обрадовал, судя по интенсивности пошедших боёв, без потерь в их составе не обойдётся. Вот только приказы положено выполнять, бывают конечно исключения, когда приказ ведёт к общей гибели, тогда ещё можно его проигнорировать, в случае успеха его замнут, а если нет, то спрашивать за его неисполнение будет уже не с кого. В данном случае пришлось просто взять под козырёк о ответить — есть. Однако пока, как бы это не кощунственно звучало, но я был рад, что стою во втором эшелоне. Всё же мы были больше заточены на прорыв через вражеские позиции и рейд по его ближайшим тылам. Таким образом мои самоходки были всего лишь небольшой платой с нашей стороны. Я не знал точного течения Курской битвы, но судя по тем сведениям, что я имел, она шла в более благоприятном для нас ключе, чем в моей прошлой истории. За два дня боёв немцы смогли лишь немного продвинуться вперёд, понеся при этом просто огромные потери. По моим прикидкам еще 2 — 3 дня и после того, как немцы основательно выдохнутся, мы пойдём вперёд, но эти дни ещё надо было как-то прожить, зато потом… Рейд по тылам деморализованного противника хорошо подготовленной группы с запасом топлива и боеприпасов мог обрушить весь вражеский фронт парализовав его снабжение, а если ещё удастся ударить и по его штабам, то с потерей управления централизованное сопротивление будет прекращено. Третий день Курской битвы снова начался с немецкого обстрела наших позиций. Однако уже более слабого, чем в первый день и он быстро прекратился, как только наши гаубицы открыли ответный огонь в контрбатарейной борьбе. Немецкие танки двинулись на наши позиции и почти сразу один за другим стали останавливаться. Если снаряды противотанковых самоходок и противотанковых орудий не каждый раз брали броню немецких танков, то вот снаряды СУ-122 и СУ-152 с первого попадания проламывали броню или сносили башни с немецких танков. В небе над нами кружились наши истребители и попытка немцев вызвать авиаподдержку кончилась пшиком. Хотя немецкие бомбардировщики прилетели с истребительным прикрытием, но наши истребители не дали им прицельно бомбить, в итоге немцы сбросили свои бомбы на кого бог пошлёт, немного досталось и атаковавшим нас немецким танкам. Неся большие потери от нашего огня, немцы рвались вперёд и смогли продвинуться вперёд, но примерно в двухстах — трёхстах метрах от наших окопов они встали. Снова началась позиционная борьба, когда немецкие танки прятались за остовами уже подбитых и старались уничтожить наши орудия и технику. После полудня, после небольшого затишья, накопив большое количество пехоты, немцы попробовали снова нас атаковать, но кинжальный пулемётный огонь сначала прижал немецкую пехоту к земле, а затем заставил отползти назад, под защиту своей ещё целой и уже подбитой техники. Кроме того мы подбили и первые ряды рванувших в атаку танков, на таком небольшом расстоянии каждое попадание в немецкий танк пробивало его броню, а снаряды КВ-3 даже брали в лоб немецкие Фердинанды. В сотне метров от наших позиций немецкая атака окончательно выдохлась, и противник отступил назад. Катуков всё это время так и провёл на своём наблюдательном пункте, руководя отсюда боем своей армии. Все его подразделения держались, противник так и не смог нигде прорваться, но на случай такого прорыва у него наготове стояли танки, готовые в любой момент по его приказу рвануть вперёд. До конца дня немцы уже не проводили активных действий, видимо сил на это у них уже не осталось. Не смотря на то, что вся техника была в капонирах и неплохо замаскирована, всё же потери были достаточно большими. На такой достаточно небольшой дистанции броня самоходок уже не могла держать вражеские снаряды, а потому много машин оказалось или уничтожено, или повреждено. Это приходилось воспринимать, как данность, но немецкие потери оказались выше и это хоть немного, но успокаивало Катукова. Приданные ему самоходки Севастьянова потеряли примерно половину своего состава, они оказались на первой линии обороны и немцы вели по ним первоочередной огонь. Также сильно досталось и артиллеристам, у тех тоже оказались очень большие потери, но вся передняя линия снова оказалась заставлена горящими немецкими танками, самоходками и бронетранспортёрами, а также усеяно телами их солдат. Артиллерийского обстрела следующим утром не последовало, так же, как и немецких атак, день прошел на удивление спокойно, а вот на следующее утро грянуло. Не смотря на трудности, наша разведка всё же работала в немецком тылу, а потому сосредоточение немецкой техники в районе Прохоровки зафиксировало и передало командованию. Решив всё поставить на одну карту, противник за день сосредоточил там почти всю свою оставшуюся бронетехнику и утром 20 июля пошел в атаку. Катуков успел перебросить туда все свои танки и уцелевшие самоходки, кроме него к Прохоровке подтянули технику и других частей. Сначала на пошедших в атаку немцев обрушился артиллерийский удар, но долго продолжаться он не мог, так как немцы быстро приблизились к нашим позициям и артиллеристы были вынуждены прекратить свой огонь, но свою плату они с противника взяли. На поле появились первые костры из горящей немецкой техники. Когда до наших позиций осталось с полкилометра, Катуков дал приказ, и многочисленные Т-43 при поддержке КВ-3 и самоходок рванули противнику навстречу. С такой небольшой дистанции наши танки и самоходки пробивали броню любой немецкой техники, хотя разумеется и сами несли от неё потери. Вон там, наш горящий Т-43 с ходу врезался в немецкий Тигр, и мгновение спустя оба танка взорвались. Всё поле покрылось горящей техникой с обеих сторон, и ни кто не намеривался отступать. Медленно, но верно мы начали брать верх, если по качеству танков был относительный паритет, то вот по их количеству у нас после понесённых немцами за эти несколько дней в ходе их наступления потерь, было несомненное преимущество. Новая техника успешно боролась с новыми немецкими танками, и вскоре началось даже не избиение, а банальное добивание ослабевшего противника. Пользуясь случаем, наши танкисты не дали немцам отступить, и жгли их танки, так что в итоге все немецкие танки так и остались стоять на поле боя. Наша армия почти всё сражение так и стояла во втором эшелоне, и только под конец командование отдало нам приказ вступать в бой. Именно мы окончательно сломили немецкое сопротивление, когда новая волна наших танков обрушилась на уже выдохшегося противника. Это был именно тот момент, которого я с таким нетерпением ждал. Основные наши силы, понесшие в ходе этого сражения большие потери нуждались в передышке, зато наша армия ни сколько не устала и кроме потерь в самоходках, которые мы понесли помогая армии Катукова сдерживать противника, других не было. Обоз для рейда уже был сформирован и только ждал отмашки, так что не теряя зря времени и пользуясь паникой, которая возникла у противника наша армия рванула вперёд. Уважаемые знатоки истории, прошу не закидывать меня тапками и не тыкать носом в вопиющее несоответствие с ходом Курской битвы. В Реальной Истории немцы за несколько дней боёв продвинулись с огромными потерями на несколько десятков километров вглубь нашей обороны, но прошу учесть, что! Во-первых наша противотанковая артиллерия была в основном представлена старыми орудиями, которые были уже малоэффективны против новых немецких танков, а во-вторых и сами наши танки в основном были представлены старыми Т-34–76 и КВ-1 с 76 миллиметровыми орудиями, которые тоже уже мало подходили для борьбы с немецкими Тиграми и Пантерами и лёгкими Т-60 и Т-70, которые вообще ни чего не могли сделать немецким танкам. В нашей истории основа противотанковой артиллерии была из орудий М-42 и ЗИС-2 имевших намного лучшую бронепробиваемость, а бронетехника из новых самоходок СУ-85, СУ-122, СУ-152, а также танков Т-43 и КВ-3, имевших новые мощные орудия. В такой ситуации вполне можно было успешно сдерживать противника, не допуская его прорывов. Глава 14 Переваливаясь на ухабах и достаточно сильно подпрыгивая на кочках, мой штабной бронетранспортёр, покачивая длинными хвостами двух антенн, шёл в середине колоны моей дивизии. Моя командирская машина шла сразу за штабным бронетранспортёром, вот только я сам ехал не в своей машине, а в штабном бронетранспортёре. Разумеется гораздо удобней и комфортней ехать в своей машине, вот только в этом есть одно очень большое НО, в моей машине нет рации. К сожалению возможности достать американские ходилки воки-токи у меня не было, к тому же я не знал когда именно они появились у пиндосов. Знаю только, что во время войны, а когда именно нет, сейчас вроде они должны уже вовсю использоваться, вот только когда начали, да и вопросы ненужные у начальства возникнут, а я откуда про них узнал, да ещё и неизвестно, согласились бы их нам поставить пиндосы или нет. Короче решил не палится, вот и приходится теперь ехать не в своей машине, а в штабном бронетранспортёре, в котором установлены две рации, одна из которых мощная для дальней связи. А что делать, сейчас связь необходима как воздух, так как от неё зависит почти всё. Обстановка меняется постоянно, и успех рейда напрямую зависит от разведки и связи, что бы разведка могла мгновенно передавать командованию добытые сведенья. Кстати Севастьянов сейчас тоже едет в штабном бронетранспортёре, правда своём, к его штабу прикомандирована отдельная машина, причём не одна, а две. Моя дивизия двигается первой, в авангарде нашей армии, и именно моя разведка разведывает путь для всех, разведчики остальных дивизий контролируют фланги, что бы не получить внезапный удар со стороны, а то в таком случае потери будут большими. А главное могут пострадать наши тыловые колоны, в которых находятся топливо и боеприпасы для всей армии. Разумеется, что всё разделено на отдельные колоны, для минимизации возможного ущерба, но в любом случае потеря даже небольшой части наших припасов может нам сильно икнутся в будущем, так как именно от припасов зависит длительность и дальность нашего рейда. Без топлива и боеприпасов вся наша техника сразу потеряет своё значение, что она стоит, если не может двигаться и вести огонь, ни чего, лишь груду дорого железного хлама. Впереди моей колоны шёл усиленный передовой дозор, а перед ним ехали разведчики в немецкой форме и на трофейных мотоциклах и бронетранспортёрах, некоторое количество которых мы захватили, и вместе с ними на трофейных же грузовиказ ехали и мои диверсанты. Скажем честно, в основном это оказалась брошенная немецкая техника, которую мы прихватизировали для выполнения задачи, наших частей впереди не могло быть по определению, а предупреждать противника о нашем приближении было нежелательно. Среди разведчиков были и сапёры, их основной задачей была проверка редких мостов на предмет минирования, так как от исправности мостов зависело всё. Времени на поиск объездов у нас не было, а потому задачей разведчиков и диверсантов был захват и удержание переправ. Я намеревался повторить действия немцев 41 года, когда они также захватывали наши мосты переодевшись под наших бойцов. До темноты мы проехали около тридцати километров, захватив при этом один мост и уничтожив три небольшие немецкие части, которые попались нам по пути. Один раз правда пришлось сделать приличный крюк, так как по сообщению разведки впереди расположился немецкий госпиталь. После того, как в 41 году я отучил немцев уничтожать наши госпиталя и санитарные колоны, по всему фронту установилось негласное правило раненых, врачей и госпиталя не трогать. Поняв, что за любое нападение на наши госпиталя или санитарные колоны последует аналогичный ответ, немцы прекратили это делать, слишком жестоким каждый раз был наш ответ на такое. После меня и другие командиры проводили аналогичные ответные действия и в результате уже сами немцы удерживали своих камрадов от такого. Согласно донесениям разведки, в немецких госпиталях случались стычки, когда простые раненые избивали тех, про кого узнавали, что они нападали на наши госпиталя и санитарные колоны. Солдатский телеграф вещь такая, что любое событие или новость очень быстро становится известна всем. Так и новость, что русские стали в ответ за уничтожение своих госпиталей целенаправленно уничтожать немецкие мгновенно разлетелась по всему Восточному фронту, а пострадать за действия других ни кто не хотел. Также известие, что немецких лётчиков виновных в убийствах мирного населения и раненых в плен брать не будут тоже хорошо поспособствовала тому, что немецкие лётчики перестали нападать на госпиталя и санитарные колоны, но и мы тоже не наглели и не прикрывались госпиталями и санитарными машинами. Рядом с госпиталями не размещали ни каких военных объектов или складов, так же как и не использовали санитарные машины для перевозки войск или военных грузов. Короче не провоцировали противника на обстрелы и бомбёжки, что бы не было потом повода для оправданий, что били и бомбили по другим целям, а госпиталям досталось случайно. Бывали конечно случаи, когда по госпиталям и санитарным колонам стреляли, но были они очень редкими, тем более, что сразу после этого противнику напоминали, что любая палка о двух концах и всё возвращалось на круги своя. Вот поэтому и пришлось нам делать крюк, что бы объехать немецкий госпиталь по большому кругу. Уничтожать его я не хотел, это что бы не давать противнику новый повод для ответного хода, а пройти просто мимо, это значило показать свои силы немцам. Чем меньше они будут о нас знать, тем лучше, вот и двигались мы стараясь пока поменьше светится, а встреченные немецкие части уничтожали, благо в основном это были тыловики и в небольших количествах. На ночёвку встали в достаточно большом лесу и сразу принялись заправлять и обслуживать технику, так как от её исправности зависит всё. 21 июля 1943 года, окрестности города Белгорода. Рано утром позавтракав, выдвинулись вперёд, впереди снова двигалась разведка на трофейной технике и спустя полтора часа мы оказались на подходе к Белгороду. С самого утра штаб армии двигался в порядках моей дивизии, так что штабной бронетранспортёр Севастьянова шёл рядом с моим. Встав на подступах к городу в небольшом леске, Севастьянов после нашего небольшого совета отправил две дивизии в обход, они должны были обойти Белгород с двух сторон, а моя дивизия встала, давая возможность двум другим обойти город, что бы наш удар был одновременным. Пришлось нам ждать около трёх часов, пока по рации не пришло подтверждение о готовности. От нас до города было примерно полчаса хода, и за то время, что нам нужно было что бы доехать, обе дивизии пошедшие в охват продвинулись чуть вперёд, так что они входили в Белгород не только с флангов, но и чуть с тыла, практически взяв города в кольцо. Значительных сил противника в городе не было, почти все войска были в передовой группе, что мы раскатали под Курском, так что в основном тут стояли тыловики и войска охраны тыла, которые хорошей боеспособностью не отличались, не под то они были заточены. Хотя перед самым нашим подходом немцы всё же узнали о нас, но вот организовать качественное сопротивление они не смогли. Действия по городским боям у нас были уже хорошо отработаны, так что мы действовали уже привычно, единственное что, приходилось осторожничать, так как в городе было много нашего мирного населения. В основном применяли в городских боях пулемёты, что бы поменьше разрушать и так доставшимся в ходе войны зданиям. Отбитый в феврале этого года Белгород через месяц опять был занят немцами, так что мы уже второй раз отбивали его назад. В реальной истории Белгород был занят немцами 24 октября 1941 года после ожесточенных боёв. Затем 9 февраля 1943 года он был отбит нашими войсками, но 18 марта того же года снова оставлен и окончательно освобождён 5 августа 1943 года. В честь этого события в Москве был дан первый салют, а 5 августа стало официальным днём города. Мы быстро продвигались по улицам города, разрушения он получил большие, вот мы и старались их не умножать. Не смотря на опасность, местные жители активно нам помогали, в основном сообщая нашим бойцам, где засели немцы, и как туда лучше пройти или проехать. В который раз сказывалось наше преимущество в автоматическом оружии, большое количество ручных пулемётов и автоматов позволяло давить противника огнём и тем самым минимизировать наши потери. Уже к вечеру весь город был нашим, а потери среди нашей армии оказались очень маленькими. Разумеется без раненых и убитых не обошлось, но их было очень мало. В Белгороде мы захватили три немецких госпиталя, уничтожать их разумеется не стали, просто немного уплотнили немецких раненых, из самого маленького госпиталя перевезли немцев в два остальных, там хоть и с трудом, но они поместились, а в освобождённый госпиталь поместили своих раненых. Кроме наших врачей в городе нашлись и гражданские медики, хоть и немного, но всё же, вот они и составили костяк нового госпиталя. Вечером после сеанса связи с командованием фронта решили оставить в городе один батальон, который позже нас нагонит, а завтра к Белгороду выдвинется одна танковая дивизия из армии Катукова. Хотя его армия и понесла достаточно большие потери в прошедшем сражении, но боеготовности не потеряла, вот и займёт одной дивизией город, после чего станет тут в оборону, пока не подойдут основные силы фронта. А пока мы с Севастьяновым и командирами остальных дивизий нашей армии подсчитывали не только наши потери, но и наши запасы. Хорошо ещё, что в городских боях в основном использовали пулемёты. Так что расход снарядов оказался очень маленьким, меньше четверти боекомплекта. Впереди ещё было очень много дел и потому нам приходилось экономить боеприпасы. Пополнив за ночь технику топливом и боеприпасами, утром снова двинулись вперёд. Освобождение от противника Белгорода несомненно нас радовало, вот только был и большой минус, мы себя чётко обозначили перед противником. Теперь необходимо было действовать очень быстро, что бы немцы не организовали полноценной обороны у нас по пути, вскоре первые ласточки немецкой обороны встали у нас перед глазами. Наши разведчики переодетые в немецкую форму заблаговременно информировали нас об этом, себя они выдавали за солдат различных подразделений противника. В захваченных немецких штабах мы захватили достаточно различных документов, а также немецкие пишущие машинки, а среди наших бойцов нашлись два мастера по подделке документов. Стоило только заранее озаботить об этом наш особый отдел и особисты перетряхнув состав армии быстро нашли бывших сидельцев, кто как раз раньше чалился по этой статье. Всё это позволило нам обеспечить нашу разведку различными немецкими документами, что сейчас очень нам пригодилось. В основном нам было нужно. Что бы немцы во-первых приняли разведчиков за своих, а во-вторых не поставили их в строй вместе со своими солдатами. Самым сложным было утром пройти первые немецкие посты, там уже знали о нас, вот разведчики и выдали себя за солдат одной из немецких дивизий, что была на передовой, а сейчас они выполняли задание командира дивизии, потому и двигались в тыл. Наплели немцам, что едва успели покинуть Белгород перед самым нашим его захватом, даже немного повоевали там, обороняя его от наших войск. Все встреченные немецкие заслоны мы сшибали с ходу, значительных сил у противника не было, а немногочисленные противотанковые орудия уничтожали в основном с ходу. Разведчики старались по возможности их засекать и при обнаружении немедленно сообщали о их месте и количестве. Наша скорость позволила нам вскоре опередить слухи о самих себе, так как после полудня немцы уже не знали о нашем приближении и мы встречали совершенно не готового к обороне противника. Также нам стали встречаться многочисленные немецкие колонны, в основном интендантские, так что мы пополняли свой автопарк грузовых машин, а они точно лишними не будут. Ближе к вечеру на небольшой железнодорожной станции захватили немецкие склады, где хорошо запаслись топливом и продовольствием. Мы полностью восстановили свои запасы бензина и солярки, к сожалению с боеприпасами было не так радужно, но у меня была одна задумка и по этому поводу. Сразу после этого склада, километрах в двадцати отсюда был большой немецкий аэродром, где базировались немецкие бомбардировщики. Это кстати был наш бывший стационарный аэродром, который немцы просто стали использовать после того, как его захватили в 1941 году. Вот к вечеру мы туда и отправились, правда тут нас ждал облом, немцы успели свалить. На взлётном поле было только несколько неисправных немецких самолёта, но вот в остальном было не так и плохо. Немцы так стремительно драпали отсюда, что даже не только не уничтожили взлётное поле, кстати бетонированное, но даже не подожгли запасы топлива и боеприпасов. Вот на этот аэродром после наступления темноты и стали садится наши транспортные самолёты, которые привозили нам снаряды и патроны. за ночь мы успели пополнить свои запасы боеприпасов до изначального состава, а топливом запаслись у немцев. На аэродроме нашлись и четыре топливозаправщика на базе наших ЗИС-6, вот их и заправили под завязку, а ещё погрузили бочки с бензином в трофейные грузовики. Так что теперь топлива у нас было ещё больше, чем перед началом рейда. Когда мы встали на ночёвку в не очень большом лесу, то до Харькова оставалось около полусотни километров, вот только как мне думалось захватить его так же легко, как и Белгород у нас не получится. Всё же Харьков достаточно большой и значимый город и сил там у немцев будет гораздо больше, чем в Белгороде. Вечером поставив большую штабную палатку мы всем составом стали кумекать над картой, стараясь понять, как нам сейчас действовать лучше всего. Было два варианта, у каждого из которых были, как свои достоинства, так и свои недостатки. Первый вариант был завтра с ходу повторить Белгородский вариант, то есть с ходу постараться захватить Харьков так же, как и Белгород. С самого утра рвануть вперёд, что бы ворваться в Харьков утром, а там как получится. Второй вариант был день простоять здесь, благо, что немцев в округе не было, а вся армия была укрыта в этом лесу, хотя его хватило впритык, всё же он был небольшой. За прошедший день разведчики хоть немного разведают город и затем мы ночью выдвинемся вперёд, что бы перед самым рассветом по возможности тихо войдя в Харьков, уничтожить основные силы немецкого гарнизона в его расположении. В первом случае хоть и придётся действовать наобум, в основном полагаясь, на удачу, но мы вполне сможем застать немцев врасплох, вот только действовать будем вслепую. Во втором случае мы сможем хоть как-то разведать противника, но вот застать его врасплох уже точно не получится, а потому после часа раздумья и споров, как в том анекдоте пришли к третьему варианту. — Представляешь, мне предложили на выбор две диеты, первая — есть часто, но мало, вторая — есть редко, но много. — И какую диету ты выбрал? — Свою, есть часто и много. Вот и тут решили скомпоновать оба варианта, правда спать сегодня разведке не придётся, как впрочем и остальным нашим бойцам. После ужина разведка вместе с диверсантами рванули к Харькову, они должны были объехав его, проникнуть в город с обратной стороны и провести ту самую разведку, после чего встретить нас на подходе к нему и всё показать. Диверсанты должны были, как только всё начнётся постараться захватить штаб обороны и уничтожить максимальное количество противотанковых орудий. Для нас ходу до города было максимум пара часов, а потому если разведка с диверсантами выехали сразу после ужина, то наша армия двинулась вперёд в полночь. Как раз часам к двум утра мы должны подойти к городу, а у разведки будет два — три часа на всё. Лейтенант Трескунов въехал со своей группой разведчиков в Харьков в полночь, причём с западной стороны. Пост на въезде в город прошли нормально, был конечно соблазн просто их ликвидировать, но вот когда их придут менять, он не знал, может только утром, а может и через пару часов, а рисковать раньше времени поднять тревогу было нельзя. Проехав пост и немного углубившись в город, он заметил немецкого офицера, который слегка покачиваясь, вышел из пивной, которую немцы уже переименовали на свой манер в кнайпу. Это оказался майор, и как только он свернул на углу на другую улицу, как к нему подъехал грузовик с тентом. Сзади из грузовика бесшумно спрыгнули два бойца, как раз как только зад машины поравнялся с немецким офицером. Один из бойцов с ходу саданул немцу в солнечное сплетение, от чего он согнувшись, как рыба стал пытаться глотнуть воздуха, а бойцы подхватив его легко закинули в кузов грузовика, где его уже ждали остальные разведчики. Грузовик сразу рванул вперёд, и спустя мгновение уже ни что не напоминало, что тут что-то произошло. Отъехав немного вперёд, грузовик остановился через несколько улиц у развалин большого дома. Пара разведчиков выпрыгнув из кузова проверили уцелевший подъезд, там как раз был проход в подвал. Пробежавшись и убедившись, что ни кого тут нет, они вернулись и дали знак, после чего немецкого офицера скинули им на руки и они потащили его в подвал разбомбленного дома. Следом за ними спрыгнули и другие разведчики, а из кабины грузовика вылез и лейтенант Трескунов. Оставив троих бойцов контролировать обстановку, лейтенант спустился за своими бойцами в подвал. Немецкий майор уже отдышался, но всё ещё не понимал, что происходит. Вокруг него были немецкие солдаты, вот только они все молчали, а до этого они посмели его ударить и куда-то увезти. Наконец к солдатам подошел немецкий лейтенант и немного протрезвевший от всего происходящего майор с гневом спросил. — Господин лейтенант, потрудитесь мне объяснить, что тут происходит⁈ — Ничего особого господин майор, обыкновенный захват языка. Лейтенант говорил на немецком с небольшим акцентом, но его легко можно было списать на диалект, а ещё он мог оказаться из фольксдойчей, многие из которых пошли на немецкую службу. Фольксдойчи — русские немцы, часть которых пошла служить немцам, однако в основном они воевали в Красной армии, хотя и были многочисленные инциденты, когда им не доверяли потому, что они немцы. — Господин майор, жить хотите? — Что? — Я спрашиваю вас, вы жить хотите? Перед вами сейчас есть два варианта, вариант первый. Вы добровольно сотрудничаете с нами, отвечаете на все наши вопросы и активно нам помогаете, тогда после того, как в город войдут наши части, вы отправитесь в плен с пометкой о сотрудничестве с нами, что благоприятно отразится на вашей судьбе. Вариант второй, вы отказываетесь, тогда к вам будет применён военно-полевой допрос, стеснятся мы не будем. В итоге вы всё равно расскажите всё, что нам нужно, вот только при этом превратитесь в кусок мычащего и окровавленного мяса, который мы по окончании допроса просто добьем. Так какой вариант вы выбираете? — Я могу подумать? — Минуту, время пошло. — Ну что господин майор, время вышло, ваше решение? — Какие у меня гарантии, что вы сдержите свое слово? — Только слово русского офицера, а кроме того, что вы нам понадобитесь в разведке, а после того, как в Харьков войдут наши части, то после этого смысла в вашем убийстве уже не будет ни какого. — Похоже у меня по сути нет выбора, хорошо, я согласен, что вы хотите знать? — Нас интересует количество и размещение немецких войск, а также размещение штаба. В подвале стояли старые козлы, на которых лежали доски, вот на них лейтенант Трескунов и положил карту города. Такие карты выдали всем командирам групп, вот немецкий майор и стал отмечать на ней расположения немецких частей дислоцировавшихся в городе.