Я знал, почему он до меня докопался. Дело в моем прошлом, и никак иначе. До того, как поступил на коллекторскую службу три года назад, я был наемником. Преступником и бандитом, делал разное по заказу криминальных дельцов — «решал», если говорить по-нашему. Кражи, шпионаж, заказные убийства, курьерские поручения, ограбления конвоев. И многое, многое другое. Потом встретил Машу и решил завязать. Оказалось, это не так уж и просто — даже несмотря на то, что за пять лет криминальной карьеры мне удалось ни разу не попасться на горячем. Да, на меня, естественно, имелось личное дело, но никаких веских улик там не было. Я каждый раз оказывался просто «проходившим мимо». Только вот разов этих было подозрительно много, из-за чего найти работу было не так уж и просто. Но в «ВСБ» меня приняли. Там о моей истории были в курсе. Не в деталях, потому что никто не обязан свидетельствовать против себя, но знали. И после теста на детекторе лжи всё-таки решили, что я гожусь для этой работы. Решили все, кроме этого сраного Строганова, старшего инспектора службы безопасности. Мы вышли на улицу. Должника уже отскребли от асфальта, а его труп увезли в морг. И это тоже проблема — он разбился всмятку, его железо банку не достанется, как и органы. Корпорация потеряла деньги. А ещё банк упустил доступ к его криптовалютному счету, но я сомневался, что бывший пиджак хранил там хоть что-нибудь. Всё-таки крипта — это для тех, кому есть что прятать. А он вряд ли был из таких. Машина наша стояла недалеко от входа, так что мы двинулись к ней. Но садиться не стали, я наконец-то позволил себе закурить. Говорят, раньше сигареты пахли. И если человек регулярно курил, то запах въедался в его кожу, волосы, одежду. Сейчас можно курить смело — никакого табака в сигаретах давно уже нет, только какие-то добавки и синтетический никотин. Те, кто хочет настоящего табака, покупают себе сигары. Но это дорого. Очень. Затянувшись, я выпустил изо рта дым. Даже хорошо, что сигареты теперь не пахнут. У меня ведь дочь. — Да не парься ты так, — сказал Гриша. — Ну, съездишь на допрос разок. Понятное дело, что с мусорами общаться никому не хочется, так они и не докопаются. Посмотрят запись с оптики и отвалят. — Да я и не парюсь, — ответил я и выдохнул. — Задолбался просто. День сегодня непростой. Солнце село несколько часов назад, и по-хорошему пора возвращаться по домам, потому что завтра вставать ни свет ни заря и ехать на работу. Хотя стоп. Завтра ж нет работы. Завтра корпоратив. Но я лучше бы отпахал еще пару смен без перерыва. — Костюм уже купил? — спросил я. — Ага, конечно, — кивнул он. — От Хендерсон. Ты ж прекрасно знаешь, что я не терплю эти штуки. Мы ипотечные бойцы, а не корпораты. Поеду прям в рабочей форме, помусолю глаза пиджакам. А ты что, реально в костюм вырядиться собрался? Костюм у меня был. Правда, надевал я его два раза в жизни. На свою свадьбу и на свадьбу сестры моей жены. И естественно, что корпоратив — не повод натягивать его на себя. Только если благоверная не заставит. Тогда без вариантов. Можно было бы порадоваться выходному… Да только вот никакого удовольствия это сборище мне не принесет. Либо нажираться, либо смотреть, как от тебя шарахаются пиджаки. И то и другое могло повеселить меня, но не после такой смены. — Нет, конечно, — ответил я. — Оно мне надо? Я бы вообще туда не шел, но обязаловка. Говорят, директор будет выступать. Генеральный директор «Всероссийского Сберегательного Банка» получил этот пост в наследство от старого владельца, того самого, ещё из девяностых. Сын. С одной стороны, оно вроде бы и неправильно, он ведь не своим умом и трудом в люди выбился. Но с другой… Образование получил нужное, опыт, да и воспитывали его, учили как дела вести. При нем банк только процветал. Впрочем, его ли это заслуга? Количество выдаваемых кредитов постоянно росло — вместе с ключевой ставкой и потребительским спросом. Ну а как иначе, вся Россия в кредит живёт и снимает жилье. На свою конуру парень вроде меня никогда не заработает. По крайней мере, честным трудом. Хорошо, что я купил квартиру на наемнические деньги, и теперь мог спокойно ходить на легальную работу, не переживая об ипотеке и аренде. — Зато завтра ты точно никого не убьешь, — сказал Гриша и усмехнулся. Добив сигарету в несколько длинных затяжек, я нажал на брелок машины. Служебная, но отдана мне практически в личное пользование, только заправляй сам. Техобслуживание за счёт компании. Страховка тоже корпоративная, но я в нее вписан. Ещё одно преимущество работы в крупном банке. Нет, у меня и своя «Лада» есть, но я езжу на ней только по выходным. Потому что люди очень не любят коллекторов. На машине ведь даже опознавательных знаков никаких нет, потому что было в прошлом несколько случаев, когда парням, приехавшим к должнику, уродовали тачки. Думают, что мы отбираем последнее. Вот только забирает банк, а не мы. Лично мне ничего от должников не перепадает, ни копейки от возвращенных корпорации средств. — Тебя домой отвезти? — спросил я. — Не, до станции монорельса добрось, — ответил Гриша. — Я не домой поеду. В клуб. — К своим рокерам? — спросил я. — Сам ты рокер, — ответил он. — Мы — панки. — То же самое, — ответил я. — Как по мне, ничем вы не отличаетесь. Кстати о музыке. Я включил магнитолу, а потом понажимал на кнопки, настраиваясь на одну волну, по которой крутили старый блюз. Русский, что удивительно, ведь его было не так уж и много. С иностранной музыкой у нас тоже было не очень. Какие-то старые записи имелись, а новые почти не проникали. Занавес. Или «самодостаточная автаркия», если говорить на языке говорящих голов с федеральных каналов. — Я вот иногда думаю, сколько тебе лет-то на самом деле, братишка? — спросил Гриша. — Сто? Сто пятьдесят? Как можно не любить старый добрый хадркор? — Глупости это все, — сказал я. — И протест ваш тоже глупость. Главное — выжить. Мы нередко болтали об этом с Гришей. Мы с ним одногодки, с детства и до совершеннолетия были вместе. Когда нам было по двадцать лет, наши пути разошлись — без ссор и скандалов, просто так сложилась жизнь. За почти семь лет разлуки я часто думал о своем старом друге. Оказалось, он по мне тоже скучал, так что воссоединение получилось теплым и долгожданным. Коллекторская служба свела наши судьбы по счастливой случайности, мы встретились на тестах по стрельбе, где единственные во всей группе получили высший балл. Конечно, изредка мы ссорились, но всегда мирились. Единственное, что я совсем не понимал, так это его молодежный протест. Гриша оставался панком и ненавистником системы, но при этом зарабатывал в компаниях, на которых эта система и построена. А я… Да, когда-то был рокером. Но потом все изменилось. Бороться с корпоратами глупее, чем с ветряными мельницами. Но ещё глупее протестовать против них ночью, а потом работать на них днем. Наверное, настоящие панки и рокеры только в Квартале и остались. Там не то, что у пиджаков власти нет, там даже законы Российской Федерации не работают. Правило там одно: кто сильнее, тот и прав. Так что заправляют там всем банды. Но они-то чем от корпоратов отличаются? Тем, что у них деляна меньше? — Панки не протестуют, панки прикалываются, — ответил Гриша. — Рокеры поют о том, что надо взять пушку побольше и попустить пиджаков. У них все серьезно, они реально верят в то, что систему можно победить. А мы поём том, что корпораты — охеревшие, рокеры — умом слабые, а в центре кто? Мерки. Наймиты. Я вздрогнул. Он не в курсе. Вообще никто не в курсе, я все связи с прошлой жизнью оборвал. Но все равно неприятно. Гриша быстро открыл мне правду о своем прошлом. А я врал в ответ на его честность — не смог так же прямо рассказать о том, как пять лет носился с пушкой по Москве, пока он гонял террористов и революционеров по Западной Африке. — Среди наймитов рокеров и панков тоже немало, — ответил я. — Ты сходи в любой «андер» как-нибудь, послушай. — Там пиджаки часто зависают, ищут кого бы на кошелек посадить. Да и наймиты там тоже друг друга высматривают, контракты обсуждают. Души в «андерах» нет, сплошная коммерция. Наемники же за рубли работают, а не ради идеи. — А в чем идея заключается? — с нескрываемой иронией спросил я. — А ты не знаешь? Я, — слова Гриши заглушило белым шумом в моей голове, — этот мир. У меня на плате стоял софт, блокирующий мат в устной речи. Так что часто при общении я пропускал часть слов, не слышал их — о том, что фильтр сработал, я понимал по резкому звуку белого шума посреди предложения. Обильное сквернословие — меньшее из моих преступлений. Я похищал людей, продавал людей, убивал людей. Впрочем, чем-то похожим я занимаюсь и сейчас. Но теперь хотя бы не матерюсь — уже прогресс. — Давай по-нормальному, — попросил я, — у меня же фильтр стоит. — Вот этого я никогда не пойму. Нафига? — Ради дочери. Встретил бы ты меня за пару лет до ее рождения, удивился бы. Жизнь словно надвое переломило. Я раньше очень много матерился, а как стал отцом… В общем, стараюсь избавляться от старых привычек. — Короче, я сказал, что ненавижу этот мир. Это философия панков. — Здорово быть тобой, — я усмехнулся. — Панк, бунтарь, ненавистник корпораций. А сам на них работаешь. — А смысл мне чистюлю изображать? — Гриша отмахнулся и уставился в окно, наблюдая за ходом машин. Я обгонял их по скоростной полосе. — Слушай, я же людей раньше убивал, дворцы штурмовал, деревни мы жгли. По норам ползали. Может, из-за меня в Мали никогда больше мирной жизни не будет?.. Местных загнали в рабство, а несогласных — в переработку. На мне столько преступлений… После такого жизнь с чистого листа уже не начнешь. Души у меня нет. Я притормозил у лестницы, ведущей к станции монорельса. Мне очень хотелось ответить ему. Рассказать правду о себе. Он часто загонялся, вспоминая о травмирующем прошлом, и мне было что ему сказать. Но из раза в раз я молчал, притворяясь, будто не понимал его проблем. Я боялся открыть ему свое прошлое. С одной стороны, я ему доверял. С другой, переживал из-за возможных последствий. — Ладно, — Гриша размял шею, так и не дождавшись от меня ответа. — Тебе не понять, не буду нагружать лишней фигней. Знаешь, завидую я тебе. Я бы тоже хотел совесть почище. Я криво улыбнулся и похлопал друга по плечу. — До завтра? — спросил я. — Давай, чувак, пойду разгонять плесень, — он кивнул. — Завтра увидимся. Мы с Гришей попрощались, пожали друг другу руки, и он вышел из тачки. Я поехал домой. Бросил взгляд на внутренние часы. Уже одиннадцать. Значит, меня ждет настоящая спецоперация по проникновению в собственную квартиру. Попасть внутрь так, чтобы не разбудить ни жену, ни дочку. Из динамиков хриплый голос напевал что-то про «Питер и белые ночи». А ведь Питера уже нет. Ни Петрограда, ни Ленинграда, ни Санкт-Петербурга. Ничего нет. Город на берегу Финского залива оказался уничтожен во время Войны. Питер сохранился только на открытках. А крупнейший морской порт теперь в Выборге, в Свободной Экономической Зоне «Север-Запад». Да уж. Эпоха ушла. Хотя мне об этом размышлять глупо. Не застал я «город белых ночей и ветров». Родился уже после Войны. Так что остаётся только слушать песни и смотреть кино, которое там снимали. Ладно, дорога неблизкая, и пусть улица пустая, гнать всё равно не буду. Тише едешь — дальше будешь. Меня дома ждут. * * * Весь подъем в лифте этот мужик косился на меня. Я знал его, он был моим соседом и примелькался, но даже не поздоровался. Думаю, я отпугнул его своей формой, по которой с первого взгляда был понятен род моих занятий. Я работаю в «ВСБ», и я точно не инкассатор. У них форма серая. У нас черная. Не перепутаешь. Я уже привык к реакции людей. Без кредитов в современном мире никуда, ты просто не выживешь. И людей, которые по тем или иным причинам не могут вернуть долг, тоже полно. И ими занимаемся уже мы. Так что наверняка кто-то из родственников этого мужика уже встречался с кем-нибудь из моих коллег. Вот и косится. Уж что-то со слишком откровенной враждебностью смотрит. Я сам не понимал своего отношения к работе. С одной стороны, вроде бы и забираешь последнее, а с другой… Ну, работа — она и есть работа. Не горжусь, но и стыда особого не испытываю. Мне семью кормить нужно. И что мне делать, в частную армию идти? Там-то шансов умереть гораздо больше. Можно в мясной штурм попасть, могут с беспилотников накрыть. И родных с другого континента не увидишь. А так я при них, рядом. Так что мне оставалось только нагло усмехнуться и посмотреть ему прямо в глаза. Он не выдержал, отвёл взгляд. Когда двери лифта раскрылись, я вышел первым и двинулся к двери своей квартиры, доставая ключ-карту. — Мразь, — послышался за спиной шепот. — Рот закрой, — не разворачиваясь, сказал я. — А не то заштопаю. Понял?