Между нами повисло молчание. Во мне все еще кипела злость, но… Я прикусила губу и глубоко вздохнула. Мы могли так продолжать весь день. Но это ничего бы не дало. Мой мозг пытался убедить меня как минимум в этом. Уязвленная гордость, напротив, требовала продолжить фонтанирование гневом. Я откашлялась. – Так почему ты этого не сделал? Раз уж собирался рассказать, почему… – Вопрос повис в воздухе, потому что я не была уверена, как его лучше сформулировать. – И мы бы точно так же продолжили общаться? Первая реакция – ответить «конечно!», но… это не совсем правда. По-видимому, мое молчание только подтвердило его догадку. Он вздохнул. – Мне хотелось познакомиться с тобой так, чтобы между нами не встали всякие репортеры и надуманные скандалы в прессе. Разве это плохо? Одно слово меня зацепило. – Хотелось? – нерешительно переспросила я, ковыряя дырку на легинсах, которые успела натянуть после подъема. – Хочется, – исправился Чжэ Ён. – Ничего не изменилось. Даже наоборот. – Но все остальное… изменится, да? – Почему что-то должно меняться? Я тот же парень, с которым ты общалась последние дни. – Но все это! Группа, песни, фанаты – огромная часть тебя, нет? Молчание было мне ответом… – И если про нее ты смолчал, то с какой частью тебя я познакомилась? – С самой важной, – уверенно ответил он, выбивая почву у меня из-под ног. – С тем, кто остается, когда выключаются камеры и никто не думает встретить Чжэ из NXT. Это не считается? – Конечно, считается, – нехотя согласилась я. Кажется, между нами что-то поменялось. Злость, гнев, обида никуда не ушли. Но перестали так жалить. Сбавили обороты. Будто кто-то приложил лед, чтобы унять боль. Мы оба снова ненадолго замолчали. В итоге первым заговорил Чжэ Ён. – Наверное, у тебя есть вопросы. Это и близко не отражало мой не прекращавшийся со вчерашнего вечера поток мыслей. – Найдется парочка. – Вперед. Я стрельнула взглядом в сторону будильника. – Сейчас? – У меня нет никаких планов. Я встряхнула головой в поиске вопросов, которые хотелось бы задать в первую очередь. – Где ты сейчас? До этой минуты я об этом даже не задумывалась. Вероятность того, что он окажется в Чикаго, ничтожно мала. – Япония, – подтвердил он мои подозрения. – Гостиница в Осаке. Завтра у нас концерт на стадионе «Нагаи». Потом летим обратно в Сеул. Я вспомнила наш недавний разговор, когда он сказал, что переехал в Сеул из-за работы. Я-то автоматически подумала: речь про родителей и их работу. – Ты живешь в Сеуле, правильно? – Да, с четырнадцати, так что… почти семь лет. Кажется, не только я начала свою жизнь с нуля семь лет назад. – А семья? – Осталась в Пусане. Я нахмурилась. – Родители не поехали вместе с тобой в Сеул? – Нет, к тому времени они уже обзавелись собственным маленьким ресторанчиком в Пусане. А я уехал в Сеул, потому что там базируется бо́льшая часть шоу-бизнеса, и я прошел прослушивание в одной из компаний. – Ты уже тогда знал, что хочешь в группу? В трубке глубоким баритоном отдалось задумчивое хмыканье. – Я уже тогда знал, что музыка для меня всё. Но еще не знал, куда это меня приведет. Куда? К сердцам миллионов фанатов. У меня перед глазами встали вчерашние танцы Лив. Страсть – и ее, и других. Чжэ Ён голыми руками приручил эту музыку и только ею и живет… Во мне вспыхнула зависть, но я заткнула ее раньше, чем она разгорелась. В моей ситуации и Чжэ Ён бы ничем не помог. Но все же это чувство оставило на языке послевкусие, и исчезло оно не сразу. – А… остальные участники? Они, как и ты, рано ушли из дома? – перевела я разговор на прежнюю тему. – Мин Хо стал трейни за год до меня. Ву Сок и Хён У было по двадцать, когда они приехали в Сеул, а Эд там всю жизнь, его заметили на улице. – Секунду… – я растерла слабо пульсирующие виски. – Трейни? Лив тоже вчера использовала это слово, но я даже не представляю, что оно значит в K-POP-контексте. – О, – протянул Чжэ Ён. – У нас музыкальная индустрия работает иначе, чем на Западе. Перед тем как выйти на сцену и начать выпускать музыку, ты должен побыть трейни – стажером. За это время тебя научат всему, что считается важным для музыканта. – Ты имеешь в виду уроки типа «как петь»? – Я облокотилась на стенку. – Как петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, вести себя… – Вас учат, как себя вести? – Раз ты постоянно на публике, в агентстве должны быть уверены: ты знаешь, как держаться, – с горечью констатировал Чжэ Ён. Очевидно, за его объяснением в двух словах скрывалось что-то посерьезнее. Но прямо сейчас у меня не хватило мужества выяснить, что именно. Вместо этого я переключилась на вертевшийся все это время в голове вопрос. – А вы с другими участниками… ладите? – Когда больше, когда меньше, – усмехнулся он. – Не всегда все было гладко, но они – моя семья. Что и подвело нас, собственно, к вопросу: – Они знают? Ну… – что у меня бабочки в животе каждый раз, как мы разговариваем? – …что ты подружился с простым смертным вроде меня? Внезапно воцарилась тишина. Я почти поверила, что связь прервалась, и посмотрела на телефон. Но на экране все еще горело имя Чжэ Ёна и продолжался отсчет секунд. Я снова прижала телефон к уху. – Чжэ Ён? Он тяжело вздохнул, и я инстинктивно поняла, что разговор в очередной раз принимает оборот, который мне не понравится. – Тебе стоит еще кое-что знать, – начал он. – Отличия от западной модели распространяются не только на образование. Дружба или отношения с представительницами противоположного пола рассматриваются как нежелательные. – В смысле? – Я догадывалась, что он сейчас скажет, но хотела услышать от него. – Будет лучше, если ты никому не станешь рассказывать о нашем знакомстве. Да. Вот оно. Я вроде и не планировала в ближайшее время козырять им перед Лив с Мэл. Уверена, у них обеих нашлось бы что на это сказать. Однако он устраивал секрет из нашей – да чего собственно? дружбы? – из наших отношений, и это бесило. Я даже не уверена, что между нами происходит. Разговоры обо всем и ни о чем, нетерпеливое ожидание ответов, трепет в животе. Меня закинуло на неизведанную территорию, да и отсутствие нормального определения для наших подвешенных отношений не облегчало ситуацию. – Я не готовлю заявление для прессы, если тебя именно это волнует, – заверила я Чжэ Ёна. Вероятно, слегка кислым тоном. Логически я понимала – просьба абсолютно обоснованна. Тем не менее бабочки в животе молниеносно уступили место тянущему чувству в груди. Я растерла ее свободной рукой.