Данила разорвал дистанцию, махнул наотмашь вправо, чтобы никто не подходил. Зар-раза, какая же быстрая эта сабля… Снова размазанный веер металла. Молодцов прыгнул вперёд, щитом оберегая ноги. Уколол мечом прямо, и сразу – взмах вправо. Он решил, раз меч уступает в скорости сабле, надо только колоть. И прикрывать ноги. На теле всё-таки доспех, а лицо он как-нибудь мечом защитит. Длинный выпад, максимально быстро, присесть на колено, прикрыться щитом. Копчёный разорвал дистанцию, круговым махом сбил клинок Данилы. Сразу меч к себе за голову. Звон, противный скрежет. Сука, второй степняк ударил саблей точно в шею. Молодцов едва успел подставить меч. Очень вовремя за спинами степняков появился силуэт воина, замахивающегося секирой. Тот копчёный, что стоял перед Данилой, нутром почуял опасность, развернулся, второй попытался его прикрыть. Молодцов атаковал стремительно: прыжок, ложный укол в лицо, отдёрнуть меч, укол в ноги, а щитом придержать размахивающуюся саблю. Почти достал! Копчёный успел убрать ногу, но потерял темп, Данила догнал его уколом в лицо, вроде только кожу просёк, и добавил – бесхитростно, но сильно, щитом прямо в грудь. Дикий вой. Ломята! Друг вогнал копьё в бок степняку, с которым Данила схлестнулся в самом начале, пока тот дрался с ещё одним воином. Так-то, в бою рулят групповые действия! Данила с рыком опустил меч на затылок копчёного. Шапку вроде не прорубил, но оглушил знатно – печенег сразу вопить перестал, вдвоём обережники добили его. А второго копчёного нигде не было видно. – Даниил! Шибрида. Лицо в разводах грязи, усы мокрые от крови, и голос батьки: – Все ко мне! КО МНЕ!!! Обережники, не сговариваясь, бросились на крик. Воислав оказался совсем рядом, буквально в пяти шагах. Но в суматохе боя это расстояние могло разграничить жизнь и смерть. Почувствовав плечи друзей, Данила приободрился, в крови бурлил адреналин. Хотелось рвать и метать. Опять поблизости задрожала земля. – Воины, за мной, шаг в шаг! – крикнул Воислав с мечом наголо и завыл по-волчьи. Тут же этот вой подхватили сотни глоток. И даже Данила завыл, как умел. Когда единый строй издаёт боевой клич – это настоящий кайф, словами не передать. Единый, слитный, чеканный шаг, удовольствие от единства с людьми, воинами! Шаг, ещё один. Впереди показались силуэты всадников, которые тоже ответили обережникам волчьим воем. Гридни-варяги в окровавленных панцирях мчались в погоню за убегавшими печенегами. Лошади их игнорировали волчий вой и вроде как даже старались ржать в такт, по-своему. Настоящие боевые жеребцы! Лава всадников разошлась, огибая пехотинцев, поскакала дальше. Обережники разъединили строй и поспешили к своим кораблям. Данила, когда щиты разошлись, даже испытал огорчение, что строй распался и обалденное чувство единства силы исчезло. И ещё – что не удалось больше порубать копчёных. Потери в экипаже «Лебёдушки» оказались совсем небольшие – всего один раненый. Из подопечных Воислава ранили троих: Будима, Жаворонка и Мала, неопасно для жизни. И все трое наотрез отказались возвращаться в Киев. Ещё бы, впереди маячило княжье дело, за которое сулили немалую награду. Только дурень от такого откажется из-за стрелы в мясе. Воислав спорить не стал, велел своих людей оставить на ладье и ухаживать, как за родными. У других положение было не такое радужное – копчёные всё-таки смогли разграбить несколько кораблей, похватали самое ценное, но далеко не без потерь. Сработали они, конечно, классно: небольшой отряд печенегов затаился среди камней и атаковал пешим строем сами корабли, пока все ждали угрозу со стороны Дикого Поля. Этот удар отвлёк на себя конную гридь и обережников, и тогда в дело вступила степная конница, проломила поредевший строй охранников и принялась бесчинствовать на торговом караване. Но так продлилось недолго, гридни быстро зажали копчёных между кораблями и рекой, где они потеряли своё главное преимущество в скорости и манёвренности, тогда они со всех четырёх копыт бросились обратно в степь. Во время этого бегства часть из них и напоролась на отряд Воислава. Кого-то приняли на копья пехотинцы, кого-то догнала конница, но факт оставался один: копчёные прорвались к кораблям и купцы понесли потери, как материальные, так и в людях. Ещё имидж пострадал, ведь купцы отстёгивали плату князю за право безопасно путешествовать вместе с его караваном под охраной гридней, а тут – такая оплошность вышла. Влетит же сотнику от Владимира, когда он вернётся из похода. Но кто же знал, что копчёные пешими рискнут нападать? Караван продолжил движение. Сокрушаться и костерить поганых копчёных, конечно, хотелось, но вот чего совсем не хотелось, так это ночевать в степи с кораблями. Протащить их нужно было в обход порога все десять километров, как прикинул Данила, до нападения печенегов была преодолена едва ли половина пути. Может, если бы не атака, вся переправа уместилась бы в одни сутки, но теперь это не имело значения, купцы не успевали. Осенние дни стали коротки. Пришлось стаскивать ладьи в воду прямо между камнями порога и дежурить на них в надежде, что степняки после сегодняшней трёпки не сунутся. Данила, отпахав весь день, ночью в свете факелов приводил в порядок своё снаряжение. Не такая это и простая работа. Его царапину на брови промыли и зашили, сказали, что затянется и шрама даже видно не будет. Это типа он огорчиться должен: у настоящего мужчины должны быть шрамы. Данила полировал промасленной тряпочкой меч, а рядом монотонно правил бруском свой и без того безукоризненный клинок Шибрида. По движениям любой находившийся рядом мог понять, что варяга одолевают тяжёлые думы. Во всяком случае, братья по палубе чувствовали состояние друга. – Ты никак им бриться собрался, – подшутил Ломята. – Добрый меч должен быть острым, – задумчиво ответил Шибрида. – А ум чистым, – ответил Молодцов. – О чём задумался, брат? – подсел к ним Скорохват. Остальные были в дозоре, но спать никому не хотелось. После порогов можно будет отоспаться. – О том, кто на нас напал, – тихо сказал варяг, рассматривая своё отражение в клинке. – Тебе ли дело до копчёных? – Не копчёные это. Сами же слышали: больно горазды они на выдумки стали. – Ты что, Шибрид, али шапок волчьих не видел или морд плосколицых? Да всякому… – начал было Ломята, но Шибрида посмотрел на него, и тот умолк. – Не простой хан ими командует, вы же видели, а варяг. На родине звали его Вольг, а в Киеве – Варяжко, воевода Ярополков. – А ты что так от этого кручинишься? – по-доброму спросил Скорохват. Шибрида помолчал, но ответил: – Родич он нам с Клеком. Близкий. В детинец он нас Киевский привёз, бою учил. Друзья-обережники были ошеломлены новостью, но говорить ничего не стали, молча ждали, что ещё скажет их друг. Варяг сплюнул за борт, пробормотал: «Чего уж там». И начал рассказывать свою с братом историю: – Всегда мы были подле него. Отроками он нас взял, письмо от брата Олега Святославичу привезти. И потом в битве у Овруча, где этого Олега задавили, тоже вместе с ним сражались. Копчёных по степи гоняли. Татей Владимировых под Киевом. И под Дорогожичами тоже бок о бок в сече с ним стояли. Осады в Родне держали, – Шибрида стиснул зубы, так что желваки заиграли, перевёл дух: – Когда Ярополк ушёл к брату сдаваться, Варяжко сказал, что мы вольны идти, куда хотим. А сам за князем пошёл, к боярину Серегею, – варяг стрельнул глазами в сторону Данилы, – помощи у него попросил. Ну он и помог. Кликнули всех, кто был верен Ярополку, собрали в детинце, а там нурманов оказалось – что блох на собаке, и стрелки в каждом окне. Я всё это видел, видел, как Ярополк ушёл в княжий терем и не вернулся. Видел, как вышел Владимир и сказал, что его брата убили. Видел, как Варяжко хотел броситься на князя, но его удержал Артём Серегеич и сам сложил перед ним оружие! После этого гридь присягнула новому князю. Но не вся! Варяжко ушёл и увёл всех, кто не желал видеть Владимира своим батькой. И мы вместе с ним. И мы поклялись мстить! И мстили! Да только толку от этого было… Сперва да, с копчёными мы подпалили пятки князю. А потом они перегрызлись между собой из-за добычи. Что-то умное им втолковать, ох, тяжело было. Ведь мы ж для них чужаки, с какой стати им слушаться нас? Только с оглядкой на Илдэя, который поставил Варяжко младшим ханом. Но над каждым плоскомордым с кнутом не встанешь. В общем, любо им всем было не против Владимира воевать, а кусок утащить да сожрать, пока не отобрали. Разве это месть? Вот это мы с братом и сказали пестуну своему. Да и, – варяг обвёл всех тяжёлым взглядом, – тяжело было жить среди копчёных, изгоями на побегушках у хана. Два года мы терпели. А потом сказали, что не хотим мстить за князя, который умер и нас ещё бросил. Какой в этом толк, раз ради этого на карачках перед печенегами кланяться приходится? Варяжко только и сказал: уходите, если хотите. Вот мы и ушли. А теперь в бою с его людьми схлестнулись. Не знаю, может, и его самого сегодня убили. Шибрида закончил свой рассказ, и все погрузились в молчание. Что тут можно сказать? Данила на своей шкуре испытал, когда его чуть не выгнали из ватаги Воислава, что такое мыслить себя изгоем. Здесь люди из поколения в поколение жили родами, общинами, потому что иначе не выжить! Вне рода ты никто, чужак, изверг, любой может тебя убить или поработить. Воинам, конечно, легче, но и они не всесильны. И братство своей и пролитой крови сильнее обычного. Шибрида пережил всё это в разы больнее, чем Данила. Столкнуться в бою со своим родичем – это страшно. – Да не переживай ты так, если бы Варяжко убили, знаешь, какой вой бы уже стоял, – ляпнул Ломята и замолчал. Сообразил, как утешить, блин. Сегодня не убили, а завтра? – Шибрида, – вдруг тихо сказал Скорохват, – я, конечно, не такой хороший воин, как Варяжко, и никогда не смогу его тебе заменить. Но если ты позволишь, я постараюсь стать тебе хорошим братом по оружию. – И я, уж поверь, моя пара рук лишней тебе точно не будет, – сказал Ломята. – А без меня вам точно не обойтись, – поднялся Данила, все по привычке засмеялись, хотя никто больше не считал его бойцом-неумехой. Шибрида оглядел всех с благодарностью. – Братья, – задумчиво сказал он, – а почему бы и нет. Эй, вы, – это холопам, – несите братину. А мы подождём Клека и всё устроим. Пусть мы сегодня найдём новых родичей! Ненасыть на следующий день удалось преодолеть без потерь. Ещё через сутки караван вышел к новому порогу. Он был почти так же грозен, как Ненасыть, зато, преодолев его, корабли оказались в огромной тихой заводи, напоминавшей озеро или даже море. Течение здесь было спокойным, и многие корабли, как и ладья Путяты, встали на ночёвку прямо посреди реки. Утром «Лебёдушка» вслед за боевыми ладьями продолжила путь и почти сразу оказалась перед очередным порогом. Оговорив всё с сотником заранее, Вуефаст повёл ладью по фарватеру боевых ладей и преодолел пороги, не выгружаясь. Даниле во время этого сплава пришлось, конечно, пережить пару неприятных минут, когда киль чиркал о дно или борт пару раз проехался по камню. Но главное: не надо было совершать муторный переход вдоль берега, и «Лебёдушка» вырвалась на речную свободу. Однако это были ещё не все препятствия, через день путешествия (все пороги отстояли друг от друга на небольшом расстоянии) ладьям пришлось преодолевать ещё один порог, последний. «Лебёдушка» и с этим справилась, не приставая к берегу. На этом трудные волоки закончились. Семь скал, семь порогов[5] остались позади, а впереди ждало море! Глава 20 К морю После порогов плавание по Днепру иначе как вольготным не назовёшь. Широкая спокойная река несла свои воды мимо бескрайних степей в Чёрное море. Веслами почти не работали, из обязанностей – только дежурства по ночам. И погода стояла по-осеннему отличная. Было так здорово скинуть одежду да проплыть пару сотен метров в парной водичке, что, собственно, обережники и делали, правда не отплывая от ладьи и загорая на ней же. Печенеги хоть не тревожили, но опасаться их стоило. Ближе к устью Днепр разлился на множество рукавов, по одному из них караван добрался до небольшого, но крепкого городка, стоящего в уютной бухточке. Назывался городок – Олешье. В нём в кремль посадника и пригласил княжий сотник всю ватагу Воислава, для напутственных слов, так сказать. Сотник, дядька среднего возраста, выглядел довольно устало, что неудивительно после такого похода, но поприветствовал всех уважительно, предложил испить мёду и только потом перешёл к делу. – Видел я, Воислав, твоих людей в бою и тебя самого. Что ж, одобряю я выбор князя, такие воины Руси пригодятся. Ведомо мне, поручение у тебя важное, какое, спрашивать не буду, не моё дело, но людей по воле князя дам. Самых лучших. Отрок, позови Дровина и Айлада. Юноша в кольчуге вскоре привёл двух воинов. Выглядели они как надо, пускай и без доспеха, который наверняка лежит, хорошо смазанный, в сумах за спиной. Отменная мускулатура заметна даже сквозь рубахи, взгляд матёрых воинов. Дровин, словенин, имел крупный мясистый нос и носил круглую русую бородку. Айлад, варяг, – скуластый, с выступающими бровями, точно скандинавской крови. – Вот смотри, какие воины, в самом деле лучшие. Дал бы и больше, но сам понимаешь: каждый человек на счету. Ещё деньги, серебро на коней, которое князь велел передать, если все благополучно пороги пройдёте. Лошадки-то на Дунае подешевле будут, – сотник маслено улыбнулся. – Если что ещё нужно, говори, помогу, чем смогу. Припасом, стрелами. – Да. Клек. – Послушай, воевода, у тебя в войске есть гридень, Слобудом зовут. У него есть конь, раньше он под моим седлом ходил, а теперь у твоего воина. Разреши мне с ним поговорить об этом коне, чтобы он продал мне его. Любые деньги не пожалею, так и скажи ему. – Знаю я того гридня. В Ирии он, убили печенеги на Ненасыти. А конь… Добро, покупай, если признает. Я его коня видел – настоящий зверь. – Признает, ты не переживай. И о Слобуде, о коне его и подвигах не забуду. Закажу Баяну – весь Киев о нём петь будет. – Добро. Выпьем тогда, други, за наших братьев, чтобы им в Ирии хорошо было!