Данила оглянуться не успел, как их корабль догнал княжьи боевые ладьи, шедшие впереди каравана. Они имели схожие с «Лебёдушкой» плавные стремительные обводы, но борта их были заметно выше, а весёл существенно больше. И всё же главным отличием, как казалось Молодцову, было то, что в их корабле чувствовалась нежность, ласка, а в боевых ладьях, наоборот, мелькало что-то хищное и стремительное. Когда до кормы последней из них оставалось три корпуса, Воислав приказал сбавить ход – не по чину им вперёд лезть, да и опасно это. За что гридь свою дань получает? Вот пусть первые стрелы их тоже будут. Но по чести сказать, Данила не верил в возможную опасность. Откуда ей взяться? Днепр был широк и многоводен, порой, проходя по стрежню, обережники не видели его берегов. Вот это река – будто настоящее море! Чтобы их здесь могли достать какие-то степняки да на лошадях? Смешно! Так думал Молодцов, пока не встретил следующий день. Сперва изменилась река: она резко повернула на восток, по берегам стало всё меньше лесов, вместо них открывалась бескрайняя степь. Если, конечно, её не скрывали высокие скалы. Данила был поражён, увидев первые гранитные кручи, высоко вздымающиеся над рекой. Он полагал, что подобные утёсы можно увидеть где-нибудь в горах, но никак не на равнинной реке. Но серо-коричневым скалам было плевать на его мнение, они величественно и несокрушимо нависали над рекой, как и тысячи лет назад, отбрасывая тень порой до середины Днепра. Заметив удивлённое лицо Данилы, Шибрида насмешливо бросил: – Эх, брат, сразу видать, не бывал ты в северных фьордах и настоящих скал не видел. Вот где величие, вот где высота! Смотришь на них – сплошной монолит, нигде щёлочки нет, чтобы кинжал вставить. И вздымаются они до самых небес. А вода во фьордах прозрачная и холодная. Сталь и лёд, горы и небеса – вот что такое северная земля. Молодцов не стал спорить, куда ему с его опытом путешествий, пусть и межвременных. Но днепровские скалы всё равно выглядели круто. По прикидкам Данилы, за день весь их огромный караван преодолел километров сто, если не больше, встали лагерем уже в темноте, на правом берегу, удачно вклинившись между двумя отвесными утёсами. По купеческим сотням разбросали жребий, чьи охранники будут дежурить в эту ночь вместе с киевскими гриднями. Словенской сотне выпало дежурить на следующую ночь, так что обережники Воислава сладко спали прямо в ладьях. Данила видел седьмой сон, когда где-то на краю лагеря завыла собака, не обычным воем, а протяжным, тревожным. Молодцов сразу вскинулся со скамьи, подхватил меч и щит, его друзья поступили так же. Кое-кто, например батька, даже успел надеть броню. С минуту обережники тревожно вслушивались в предрассветные сумерки. За их спинами, кто в чём, стояли купеческие приказчики. Вот тут до Данилы и дошло, где они. Это была не их земля, по которой они раньше спокойно плыли, опасаясь только разбойников, не земля Киевской Руси. Но и не чужая страна. Это была ничейная земля – Дикое Поле! Бескрайний и бесшабашный край, где нет законов, даже постоянных границ нет, а всё решает только голое право силы. Вот что за земли это были, по которым плыли обережники в большом караване. Нет, Данила и раньше это понимал, но только сейчас прочувствовал сердцем и понял различие между тем же Смоленском, где правил суровый посадник Асбьёрн, и Диким Полем, где не правил никто. И очень хорошо, что купцы плыли по Днепру большой силой, Молодцов от этого почувствовал облегчение. Обережники простояли в ожидании нападения немало времени, хватило бы, чтобы съесть миску супа, после разведчики из гридней дали сигнал – отбой, опасности нет. И всё-таки собака не ошиблась – это тоже понял Данила. Там, за бортом ладьи и за тонким строем киевских гридней, за сторожами часовых и пластунов, к ним подбирался враг. И этот враг сегодняшней разведкой не ограничится. На рассвете сотни ладей опять отправились вниз по реке. Если бы не ожидание ночёвки с возможным нападением кочевников, Данила наслаждался бы поездкой. Плыть приходилось вниз по течению, Днепр сам будто нёс корабли, а если и ветер ещё попутный, то вовсе приходилось табанить вёслами, чтобы не сильно разгоняться. Словом, работали гребцы только для вида. Настроившись на продолжение похода в том же духе, Молодцов уже вечером, перед скорой остановкой, услышал необычный шум, отдалённо напоминавший шум водопада, который всё усиливался. По лицам друзей он понял, что в нём нет ничего опасного, и, чтобы в очередной раз не выставлять себя идиотом, принялся ждать – ладьи всё равно приближались к источнику звука. «Лебёдушка» ловко прошла очередную излучину реки, вышла на простор и… Данила обомлел – в нескольких перестрелах от корабля Днепр словно кипел! Вода разбивалась о десятки камней, торчавших на поверхности и скрытых в глубине, бурлила и пенилась, как в настоящем водопаде. Этого он увидеть точно не ожидал. Молодцов, конечно, читал о порогах, но не мог себе представить их такими, да ещё на спокойном Днепре. Идти по такому фарватеру было чистым самоубийством. Вуефаст спешно направил ладью к берегу, остальные корабли последовали его примеру. Наступала темнота, следовало как можно быстрее причалить и приготовиться к возможным нападениям. – Не спи! – изрёк Клек, сидящий на одной гребной скамье с Данилой. – Да вроде пока не собираюсь. Варяг захохотал, громко и безудержно, даже слёзы на глазах выступили. – Вот и правда ты чудной, Даниил, – сказал он и шёпотом добавил: – Недаром, что альв. Данила вздрогнул, о его необычном происхождении они не разговаривали с момента побега с капища, будто забыли. Только никто ничего не забыл. – Никакой я не альв, – так же шёпотом ответил Молодцов. – Да понятно уж, куда тебе. А сам – неужто не слышал названий порогов? – Что-то такое, краем уха. – Краем уха, – фыркнул Клек. – Первый из порогов прозывают Русь и словене «Не спи». Да нам и так не придётся, нашей сотне в дозоре стоять в этот день выпало. Покажем, что обережники не зря своё серебро получают. Бери щит и пошли, – приказал он, когда дно ладьи зашуршало о песчаную отмель, и сам, подхватив свою защиту, легко сиганул за борт, будто высота до земли была не три метра и на нём не висели пудовым грузом доспехи. Данила тоже десантировался из ладьи, далеко не так грациозно, приземлился по колено в воду и последовал за Клеком. С ними ещё отправилось трое обережников: Скорохват, Будим и Ломята. «Распределял посты» между купеческими охранниками сотник гридней. Процесс создания «сторожей» был отдельной песней. Воеводы стремились так расставить обережников, чтобы те могли хоть как-то прикрыть от наскока печенегов, а главное, если это случится, то не путались бы под ногами гридней. Охранников разделили по принадлежности к торговым сотням: смоленским, киевским и так далее, каждому из выделенных отрядов велели развести костёр в перестреле от стоянки ладей, а дежурить на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Если нагрянут вороги, им надлежало встать щит к щиту и медленно отступать к ладьям, а там… как пойдёт. Воевода так и сказал, слово в слово, Данила сам слышал. Воодушевлённый таким напутствием, он пошагал за своими друзьями. Ещё и жребий бросать, кому в какую череду дежурить. Но обошлись без этого: Скорохват в их отряде считался главным и быстренько распределил обязанности. Даниле он сказал дежурить в предпоследнюю очередь. Спорить, естественно, тот не стал, расстелил попону на земле, укрылся щитом вместо одеяла и почти сразу уснул, несмотря на густой и мощный рёв воды в порогах. Несильный толчок в бок. Пока Молодцов продирал глаза, Ломята уже улёгся. Четыре человека спокойно спали вокруг костра, ночь всё ещё владела всеми правами, и Даниле предстояло дежурить. Походная доля. Самое интересное в том, что ему не нужны были часы, чтобы отмерить себе положенный срок дежурства, он обходился внутренним чутьём и почти никогда не ошибался. Как и все его друзья. Данила даже начал забывать, как это – поднимать руку или вытаскивать телефон, чтобы посмотреть точное время. Зачем? Ведь на крайний случай есть солнце, по которому всегда можно определить период в сутках. Конечно, такой метод не давал точности до минут, но чтобы жить и никуда не опаздывать, его было более чем достаточно. Ну а о том, чтобы самому подежурить поменьше, а сменщика разбудить пораньше, даже говорить было смешно. Ведь кругом друзья, они тебя щитом прикрывают, как можно им такую подлянку устроить? Скорее сменщик проснётся раньше, тебя спать поторопит. Вот уснуть в дозоре, особенно после тяжёлого дня, – реальная опасность. Многие воины шли на разные ухищрения, чтобы их не сморило, но сейчас Даниле здорово помогал рёв воды в порогах. Вот уж действительно правильное название – «Не спи». «Как же мы их преодолевать будем?» – пришла отрешённая мысль. Молодцов не сомневался, что купцы знают, куда плывут, но всё равно было интересно. Этот интерес, равно как и отвлечённые мысли, никак не мешали наблюдению в дозоре. Они как бы обходили стороной разум, сконцентрированный на внимании всеми чувствами, в том числе интуицией. Наоборот, помогали – слегка снимали напряжение. Данила знал, что такое, когда тебя снимают с поста. Шибрида по приказу Воислава как-то проделал это со всеми отроками-обережниками. Стоишь ты такой, клюёшь носом. И вдруг – бам! – удар по голове, темнота от наброшенного мешка, железные пальцы стискивают горло, не давая возможности ни крикнуть, ни вздохнуть. С огромной силой тебе заламывают одну руку, вторую, до боли связывают их, растягивают рот кляпом, дальше начинают куда-то волочить. Мешок на голове гасит звуки, от волочения сползают штаны, это особенно неприятно – не потому, что стыдно, а потому, что ехать голой задницей по лесной чаще крайне неудобно. А потом тебя начинают бить – не сильно, но чтобы каждый удар оказывался максимально болезненным. Вдвойне обидно, что защититься от них нет никакой возможности, только извиваться ужом, пытаясь угадать, куда последует новый пинок. Вот Данила и извивался, пока не услышал до боли знакомый насмешливый голос Шибриды. – Ну что, Даниил, понравилось тебе быть в полоняниках? «Свои!» – одновременно с радостью и ненавистью подумал Молодцов. С его головы стянули мешок. – Не знал, что тебе, Шиб, я так понравился, мог бы в честном бою меня победить и взять в плен, а тут из темноты напал. Что так, побоялся? Обижаться на друзей было глупо и бесполезно, понятно, что это очередной урок батьки. И очень запоминающийся. – Ха, такого страшного обережника можно перепутать разве что с овцой, а я не печенег какой-нибудь, чтобы бросаться на всё с кудряшками. Нет, это воля Воислава, он желал испытать, как ты умеешь стоять в дозоре. И как, по-твоему, батька? Клек поднял Данилу с земли, развязал верёвки, гнусно ухмыльнулся. Рядом с ним стоял Воислав. – Так себе, – ответил батька, – то что тебя Шибрида сумел полонить – не позор, мало кто может углядеть варяга в сумерках, если он того не хочет. Но вот что тебя пленили, а ты даже крикнуть не успел – это плохо. Ты не себя, ты братьев своих подставил. Это тебе урок на будущее: если понял, что подкрались, что хочешь делай, а друзей предупреди! Понял? Данила кивнул. – Добро, а теперь давайте Будима проверим. Дрыхнет он, даже ничего не замечает. Потом батька ещё несколько раз говорил с обережниками, тогда ещё отроками, рассказывал, на что в ночи внимание обращать надо, как слушать, смотреть, нюхать и, главное, как сердцем понять, что опасность грозит, развить в себе то самое «слуханье». Данила внимал Воиславу с огромным интересом, но и остальные тоже не пропускали ни слова, сами хоть все охотники, в лесу выросли. Зверь – не человек, он всякие хитрости и подлости не придумает, чтобы ближе к охотнику подобраться. Эту учёбу Молодцов запомнил крепко, вот и сейчас дежурил изо всех сил, стараясь не пропустить ворогов. Нечего сказать, место гридни выбрали грамотно: везде ровная степь, скрытно не подберёшься – трава усохла и опала по осеннему времени, видно всё до самого горизонта. В темноте ветер колыхал траву, и она казалась морскими волнами. Варяги называли степь «травяным морем», и видит Бог – они были правы. Степь была красива. Об этом ещё Гоголь писал, вернее, напишет через восемьсот лет. Пусть её красота и увядала в преддверии зимы, но вся бескрайняя равнина была наполнена теплом и жизнью. В буквальном смысле. От земли даже вечером исходил жар, а множество кузнечиков и прочих насекомых издавали такой шум, что его даже не мог полностью перекрыть рёв воды в порогах. Пару раз Данила слышал далёкое мычание оленей или даже туров. А ещё рык – не волчий, а кошачий, принадлежавший крупной рыси или, скорее, леопарду (вот что на Руси водятся леопарды, конечно, стало для него новостью). Молодцов не испугался: ни один зверь не кинется на такое большое скопление людей, но расспросить позже друзей о животном мире стоило. Похоже, его ждут сюрпризы. Желание исполнилось быстрее, чем ожидал Данила. Рука Клека легла на плечо, он, как всегда, подкрался бесшумно: – Слышал рык? – Ага. – То наш князь, великий Святослав, караван сопровождает. Поход будет удачным. – Князь? – с дрожью в голосе переспросил Данила. – Да, Святослав Игоревич, он был князь-пардус. Никого не было его сильнее во всём Диком Поле. Тут он и погиб. Теперь по степи дух его бродит, купцов и воинов заплутавших от беды оберегает. Радуйся, Даниил, мы все под его защитой. – Как скажешь. – Теперь мой черёд сторожить. Ложись спать. Молодцов, расторможенный от откровений, думал, что на этот раз точно не уснёт, и тут же провалился в сон: треск костра, шум воды, стрёкот кузнечиков и спокойное дыхание друзей – лучшая колыбельная. Утром в передовой стороже Данилу с остальными обережниками сменила вторая партия воинов во главе с Воиславом. Тем более им предстояло вновь налаживать взаимодействие с гриднями. Пока дежурившие в ночь завтракали, «Лебёдушка» и все прочие ладьи каравана спешно разгружали, чтобы как можно сильнее уменьшить осадку. С «Лебёдушки» так и вовсе почти весь груз пришлось снимать – другие-то ладьи были плоскодонными, а ладья Путяты с килем. На море она могла даже в сильный шторм плыть, но на порогах придётся помучиться. Груз укладывали на длинные волокуши, у каждой сотни свои. После чего опорожнённые ладьи стали отчаливать от берега. Перед этим Данила с борта наблюдал странную картину: на одном из самых больших кораблей собрались почти все представители торговых сотен, судно вышло на середину реки, к борту у него была принайтована лодка, доверху набитая тюками. На самом стрежне канаты обрубили, и челнок понёсся прямо на пороги. Тра-а-аххх! Лодка разнеслась в щепки об один из камней. Причём его даже не было видно на поверхности. Данила сглотнул: как они сейчас на ладьях через эти камни пойдут? Сразу захотелось обратно в сторожу, хрен с ними, с печенегами. – Хорошо взял, – сказал Скорохват. – Ага, – подхватил Клек. – Вы про кого, про лодку, что ли? – Да. – А, так это жертва была, – понял Молодцов. – А какому богу? – Не богу, а диду, – пояснил Ломята. – Не понял, водяному, что ли?