– Ну, мало ли. Ты живи хорошо, Вакула тебе наверняка хорошего жениха подберёт, детишек ему нарожаешь, хозяйство у вас будет, всё как положено. О чём ещё мечтать девушке? – Ну да, не о чем, – грустно ответила Наська. – Эй, ты чего такая хмурая? Такой хорошей девочке грустить нельзя. Не из-за того, что я уезжаю? – Не из-за этого. Девушка шмыгнула носом. – А вот врать старшим нехорошо, боги твои обидятся. Наська, я тебя не забуду, приезжать к вам буду часто. Моему другу Клеку тут понравилось, – Наська хихикнула. – Обернусь меньше чем через год, ещё погуляю на твоей свадьбе. – А ты бы меня мог в жёны взять? «Ну ничего себе вопросы, сразу вот так вдруг!» – Тебя?! – воскликнул Данила и тут же опомнился: – Погоди, как же, вот прямь и в жёны? Послушай, ты девочка красивая, сразу видно – хозяйственная, работящая. Но неужели прямо сейчас за меня и пошла бы? – Ага! – кивнула Наська со всей, наверное, ещё детской непосредственностью, но потом соизволила пояснить: – Ты сильный, богатый, щедрый. Что ещё мне надо? «А ведь и правда, – подумал Молодцов, – ей выйти замуж за меня по меркам будущего – всё равно что какой-нибудь провинциалке отхватить себе охранника в солидной фирме типа "Газпрома"». – Ну а если у меня изъян какой есть? – Стерпится-слюбится, – деловито ответила она. – Умная ты больно, да с характером. Правильно Вакула говорит: трудно мужу с тобой будет, – попытался отшутиться Молодцов. – Значит, не возьмёшь? – серьёзно спросила девочка. – Я же тебе говорил: я христианин и мне нельзя брать ни второй жены, ни наложницы. – Да, жалко, я бы и Уладе твоей помогала. Данила стиснул зубы. Если честно, то никаких религиозных табу, касающихся двоежёнства, для него не было. Да и в будущем чуть ли не большая часть мужчин имеет «наложниц», и это даже почётным считается. В том-то и дело, что Улада для него была и оставалась одной-единственной, но и отказать юной девочке, спасшей ему жизнь, было трудно. Данила представил себе какого-нибудь туповатого увальня, который будет бить Наську, заставлять её работать от темна до темна. Блин, эта девчушка достойна большего! «Ты не можешь сделать счастливыми всех женщин», – пришла здравая мысль, и буквально вопреки ей Данила сказал: – Помнишь, я говорил тебе, что поговорю с Вакулой о твоей женитьбе? – Угу. – Так вот, я и поговорю! Всё, до встречи. Данила не решился как-то приобнять или поцеловать девочку, ушёл молча, чувствуя себя идиотом, нашёл кузнеца, тот укладывал гостинцы на телегу, в которой ему привезли руду, – её полагалось вернуть хозяину. В телеге уже сидела Улада. Стараясь на неё не смотреть, Молодцов сказал: – Вакула, можно тебя на разговор? – Можно. – Отойдём? Кузнец выполнил просьбу. – Вакула, ты ещё с замужеством Наськи не определился? – Да, пока ещё не решили ничего. Вроде обговаривали с несколькими людьми, но сватов ещё не засылали. – Послушай, а можешь до моего возвращения свадьбу не играть? – А что так? – Ну, можешь? Мы в Булгарию идём, в конце весны уже в Киеве будем. – Могу. Всё равно раньше будущей осени никто обряды справлять не будет. – Ну, тогда договорились. До встречи! Данила попрощался с кузнецом, сам не понимая, зачем всё это наговорил, но сделанного не воротишь. После того разговора с Вакулой прошло два месяца, и Молодцов о ситуации, которую сам же и создал, предпочитал не думать. Взял, так сказать, себе отпуск. Он даже с Уладой не обсуждал их совместное будущее, а им обоим хотелось, чтобы таковое было. Данила привёз девушку в Киев, сам обратно в будущее не телепортировался и на днях опять уходил в торговый поход – в любом случае надо было определиться со статусом Улады, иначе бесчестно получалось. Брать в жёны её Молодцов не то чтобы не хотел – боялся. Боялся, что оставит Уладу или будет вынужден это сделать. Он своё будущее не мог твёрдо предсказать, как же ему ещё брать ответственность за другого человека! С другой стороны, чтобы с Данилой ни случилось, куда бы он ни пропал, по здешним обычаям для Улады куда лучше остаться законной вдовой, чем безродной девкой. Сама Улада, конечно, чувствовала колебания «своего парня», говорить ничего не говорила, но расстраивалась. Молодцов тоже всё это видел и собирался с духом для разговора, но тут началась эта кутерьма с обучением верховой езде, и личное общение пришлось отложить. Прокатиться на лошади со стременами тоже не вышло: князь Владимир вернулся с ловитв, на днях он должен был принять личную присягу у Воислава. А сразу после – отплытие. Путяте пришлось ускорить сборы каравана, он попросил батьку обережников выделить несколько человек, чтобы компаньоны были сговорчивее во время сделок. Именно попросил, поскольку официального ряда с клятвами богам ещё не было – только после присяги. Воислав выделил «отличившуюся» недавно тройку: Данилу, Шибриду и Клека. Следующие пару дней они ходили за купцом и давили всех своим видом. Нудная работёнка. Кормили и поили, правда, хорошо, но Молодцов и так жил не впроголодь, а за летние месяцы так и вовсе заметил, что стал из формы выходить. К вечеру второго дня, когда братья-варяги ушли тискать подвернувшихся девок, Данила остался в зале гостиницы, где купцы немного отпраздновали заключение сделки. Он не спеша потягивал мёд, когда вдруг ему попалось за одним из столов знакомое лицо. Недолго думая, Молодцов подошёл к четверым выпивающим викингам и громко сказал: – У меня к тебе долг! Старший из них тут же обернулся, оскалился: – Я тебе должен? – Да, ты должен позволить оплатить тебе его! – Вот как, и чем же ты хочешь отплатить? – Мёдом и пивом для всех, и жирным мясом! Хотя это будет малая плата за то, что ты сделал для меня, Свидко Акула, так что я всё равно верну тебе долг. Компания за столом загоготала. Викинги любили хороший юмор, тем более с примесью чернухи. – Так и быть, сегодня мы набьём животы за счёт Даниила Молодца, – ответил Свидко. – Принять дар от такого славного обережника Воислава нам за честь. Тем более у него наверняка есть истории, чтобы развлечь нас за трапезой. – Истории разные есть, и достойные саги тоже. – Ну, тогда не будем ждать. Эй, трактирщик, мяса всем на хлебе и пива самого лучшего! – Так что за сагу ты хотел нам рассказывать? – память у викинга, или обыкновенного купца, была цепкая, несмотря на литры выпитого пива. Данила и сам понял, что сболтнул лишнее. – Хотел рассказать сагу о полоцком берсерке Болдыре и злобном колдуне, что думал обмануть честных обережников, но не вышло. Данила рассказал истории об обеих встречах обережников с отморозком Болдырем, убрав подробности, могущие оскорбить язычников, но приукрасив парочкой красочных моментов. – Ха, Богом клянусь, эта история и вправду достойна саги! – воскликнул румяный молодой паренёк из компании Свиди, у которого едва пробился пушок на щеках. – Богом? – переспросил Данила, скорее на автомате, чем из любопытства. – Да, Богом, – ответил Свиди. – Мы все исландцы-христиане! – И выудил из-под рубахи крест. – Ничего себе! Молодцов действительно был удивлён. Во-первых, он знал, что Исландия находится очень далеко от тутошних мест, а во-вторых, оказалось, что и там, в такой невообразимой дали, есть христиане! Примерно этот вопрос он и задал Свидко. – Мои родичи не исландцы, но мой дед Торбьярн вынужден был уплыть из Дании ещё при Горме Старом. Отец Торанин снискал много славы на лебединых дорогах, служил у Сигурда, ярла Трондхейма, и был подло убит вместе с ним сыновьями Эйрика Кровавая секира. Мне тогда не исполнилось и пяти лет. Мать увезла меня обратно в Исландию, там я воспитывался у родичей, а когда мне исполнилось пятнадцать зим, я вместе со своим славным хёвдингом Торвальдом, сыном Кодрана, которого ещё прозывают путешественником, отправились обратно в Данию к Свейну, незаконнорожденному сыну Харальда Синезубого, который тогда ещё не стал конунгом. Там же, в Дании, когда Свейн крестился во имя кесаря Отто, и мы с Торвальдом приняли крещение, а чуть позже отправились в Исландию творить великие дела. – Да, великие. О ваших делах сочинили немало хулительных нидов[2], – насмешливо донеслось почти рядом. – Ты посмотри Скегги, да это же Длинношеий, прихвостень самого Торвальда, сына колдуньи, сюда пожаловал. А я уж думаю, не морок ли мне на глаза навели. Вот не думал их тут встретить. – Двое бородатых блондинов оторвали рожи от столов и нагло пялились на исландцев. – Что Свиди привёл весь свой род с собой, больше никого не осталось из тех, кто принял новую веру. – Ты лучше вернись в Исландию, Игимунд, и поищи своих родичей в Ивовой долине, может, ещё не все их кости растащили вороны. Или за тебя справились другие, те, кто драпал от нас, волочась за лошадиными хвостами? Викинг оказался на ногах так быстро, что стул, на котором он сидел, отлетел в стену. Его приятель последовал этому примеру, и у них обоих в руках оказалось оружие. – Ты ловко мелишь языком, Длинношеий, за это тебя вышвырнули из рода как шелудивого пса, – язык оппонента Свиди заплетался, и вместо грозной отповеди всё прозвучало, скорее, как невнятное брюзжание. – А секирой я владею ещё лучше, чем языком, проверишь? – Кучка изгоев на чужой земле набралась смелости. Ну давай ответь за свои слова, Свиди, – Игимунд со Скегги приблизились к столу Акулы, и если рожи их изрядно окосели от выпитого, то на координации это никак не сказывалось. Шагали они плавно, топорики перекидывали в руках очень уверенно. Акула со своими людьми тоже поднялся, Молодцов вместе ними, но остался стоять чуть в стороне. – Мы в Киеве, здесь запрещены хольмганги, – ляпнул он первое, что пришло в голову, хотя понятия не имел, что запрещено, а что нет. – Помолчи, словенин, тебя не спросили, – огрызнулся Игимунд. – Ну так что молчишь, Длинношеий, слова в горле застряли, или не хочешь подставлять свою шейку под моего глоткореза. – А ты-то сможешь дойти до ближайшего перекрёстка? – ответил Свидко. – Не будешь скулить, что это лошадь ногу подвернула?