Клек угощение принял, а в ответ на вопрос хмыкнул: – Сам боярин-воевода уже нет. А вот сыновья его… – Сильные? Варяг засмеялся. – Сильные, спрашиваешь? Да тебя они даже не заметят. Если пожелают – свистнут гридней, а те свистнут отроков, и вот они-то тебя так палками отделают, что забудешь, как дышать. Я перед ними, что ты передо мной, а то и перед Воиславом. Данила замолчал, проникся почтением. – Ну, давай тогда по порядку, – решил рыжеусый варяг. – Про боярина Серегея слухов ходит много. Откуда родом он – неведомо, говорят ещё, что в будущее глядеть умеет. Но он христианской веры, как наш батька, и тоже варяг. Одно про него подлинно ясно, что он был в ближних воеводах самого Святослава Игоревича, – Клек воздел палец к небу, излучая благоговение. – Во всех походах его участвовал, первым в битвах был. И на острове Хорса тоже вместе со своим батькой сражался. Да только выжил он чудом! Может, Бог твой, Даниил, ему и помог. А Хорс вот варягов не уберёг, – Клек грустно вздохнул. – С тех пор боярин-воевода в походы не ходит, зато богатство накопил немалое, сам же знаешь откуда. – Даже не представляю. – Как? И это не слышал? Ладно, говорят: в молодые годы Серегей отнял всю добычу у самого князя Игоря за то, что побил на поле богатыря печенежского. Игорь хоть и жадный был, но одарил дружинника по чести, только Серегей к нему в дружину не пошёл, а вернулся в Киев к князю уличей Свенельду. Игорь бы такого не стерпел – нашёл бы, как отомстить, да только в тот же год древляне князя киевского убили. Об этом хоть знаешь? – Об этом знаю. – Ну вот, так что сам думай, кто такой этот боярин. Богатства все он шурину своему отдал, чтобы тот их приумножал, а сам стал с мечом славу добывать. Сыновья у него есть, двое, оба варяги. Артём женат на дочке князя Свенельда, про него говорят – Первый воин Руси. И младший, Богуслав, тоже гридень, каких поискать. А жена у него, бают, настоящая ведунья, спасла его во время прошлого похода, когда ему черемис мечом голову прорубил. Сейчас он далеко, в Багдад отцовы товары торговать поплыл, а заодно показать всему миру Полумесяца свою жену дивную. А воина того, черемиса-мусульманина, что Серегеичу голову поранил, князь наш в плен взял. Клек внезапно съехал с темы и поведал историю, по его мнению, более интересную: о том, как князь Владимир голыми руками одолел лучшего воина Булгарии. Данила, считавший себя уже матёрым фехтовальщиком, скептически хмыкнул: – Рукой за руку в бою на мечах? Извини, друг, не верю. Клек только хитро прищурился: – Только смотри это в Киеве не сболтни, когда придём туда. Да там можешь сам и спросить у того черемиса, как его князь наш в полон взял и у себя служить оставил. Только потом береги гузку, воин тот Пророку кланяется, обрежет тебе чего-нибудь – Улада грустить будет! И засмеялся вместе с Молодцовым. Данила уже научился от души веселиться шуткам друга-варяга. – Ну что ещё про боярина Серегея можешь сказать? – Да всё я тебе и рассказал, разве что жена у него – булгарка, тоже лекарка знаменитая. – Интересно… А серьёзные у него дела с Путятой? – Сам слышал: товары ему привозит с Севера. Хотя у них и своих кораблей не счесть, но уж больно шустёр и проворен наш купец, – Клек пихнул друга в бок, засмеялся. – Да что я тебе рассказываю. Приедешь в Киев – сам всё увидишь. Сказано же тебе: в Киев товары для боярина Серегея везём. – Что ты говоришь, – задумчиво протянул Данила. Глава 8 Ночное происшествие На подворье Васильковича они с Клеком вернулись вечером, когда уже всё было приготовлено к торжеству. В широком зале с большим очагом и высоким – наверное, чтоб было, где копоти скапливаться, – потолком собрались все уважаемые люди. Мужчин и женщин посадили отдельно. Данила нашёл глазами Уладу и успокоился: к ней проявили положенное статусу уважение, тем более что она оказалась единственной женщиной среди людей Путяты и ей уделила внимание вся женская половина семейства Будимира. Пир был в самом разгаре. Данила пил и ел, хотя вроде бы уже давно был сыт, но люди кругом так искренне и жадно поглощали еду, что невольно просыпался аппетит. В пиршественную пригласили скоморохов и бродячих музыкантов. Те исполнили несколько акробатических этюдов, затем сыграли какую-то композицию на бубнах и свирелях, монотонную, но приятную. Отыграв, музыканты сгрудились в углу и снова взялись за инструменты, выдавая на этот раз уже быструю ритмичную мелодию. Желающие потянулись в центр зала – танцевать. Данила остался на месте, чтобы не позориться – не потому, что плохо танцевал, а потому, что танцам, как и много чему ещё, здесь придавали сакральный смысл. Ненароком ещё посватаешься к девушке, потом жениться придётся. Раз Данила сидел, то и Улада не двинулась с места, но, глядя на неё, сразу становилось понятно, что девушке очень хочется пуститься в пляс. Она как-то обмолвилась, что очень любит танцевать, мама её с раннего детства учила разным танцам, которые Улада потом исполняла на праздниках в честь богов. За столом звучали здравицы, пожелания удачи, кто-то тискал у себя на коленках девок, но веселье постепенно сходило на нет. Молодцов всё чаще поглядывал на Уладу, и та понимала его взгляд, им обоим хотелось свалить из этого весёлого раздолья и наконец-то уединиться вдвоём. На скамью напротив плюхнулся Ломята в обнимку с попасто-сисястой бабёнкой, неудачно загородив Уладу. – Слушай, а мы где ночевать сегодня будем? – спросил у товарища Молодцов. – А ты что, спать сегодня собираешься, Даниил? – и словно почувствовал взгляд, направленный сквозь него: – А-а-а… понятно, тебе же не нужно искать ту, что ночью постель согреет. Можешь вон у челяди спросить, они вам найдут, где переночевать. Уже уходить можно, хозяина не обидишь. – Понятно, спасибо. Данила вышел из-за стола, Улада тут же направилась ему навстречу, они обнялись в центре зала, но на них никто не обращал внимания. – Пошли, сейчас найду, где тут переночевать, – сказал Молодцов. – Не надо, сегодня я хочу быть только с тобой, перед тобой одним. Идём, я знаю место, не бойся – я заплачу из своих денег. – Вот ещё, платить ты за меня будешь, – фыркнул Данила. – Ну пошли, куда скажешь. Только я улажу кое-какие мелочи. В воротах им встретился Клек – вот уж кого неожиданно было здесь увидеть. – Ты чего, Клек, сам же рвался на пир? – спросил Молодцов. – Так я на пиру и побывал, а девки у Будимира те же самые, лучших я ещё в прошлом году перепробовал. Пойду-ка, поищу чего-нибудь нового. – Знаю я, куда ты пойдёшь, пробовать. – Да и я знаю, куда вы вдвоём направились, – подмигнул варяг. – Одна я не знаю, куда мы идём, проводите меня, добры вои, – сказала Улада и засмеялась. Обережники промолчали. Путь пролегал к реке, ближе к пристани. И в самом деле, не сговариваясь, втроём они пришли к тому самому публичному дому, куда приводил Данилу Ждан полгода назад. Здание ничуть не изменилось, ни внутри, ни снаружи – тот же аромат благовоний и видавшие виды ковры, тот же владелец. Улада с Данилой прошли на второй этаж, а Клек остался внизу – ему предстоял нелёгкий выбор из десятка работниц борделя. Придя в отведённый «номер», Молодцов сразу плюхнулся на кровать из тюфяков, набитых неизвестным содержимым. Улада плотно закрыла дверь и ставни, запалила лучину. После взялась за сапоги Данилы, которые тот не снял по забывчивости, один за другим стянула их и поставила куда-то в угол. Это произошло так быстро и неожиданно, что обережник даже не смог отреагировать. – Сегодня я буду только для тебя, – жарко прошептала на ухо Улада. Она быстро разделась, непривычно неловко и торопливо, что выдавало волнение, распустила волнами волосы по обнажённому телу, замерла в свете лучины, давая собой налюбоваться. Интересно, почему она сейчас такая пылкая и взволнованная? Только ли от того, что они, наконец, остались вдвоём? Уладе же вроде всегда было плевать на свидетелей, или всё-таки ей не всё равно? – Смотри на меня! – хрипло провозгласила девушка, это прозвучало как приказ и мольба одновременно. И началось… Это был не танец. Это было что-то за пределами обычного восприятия. Рисунок движений, мелькающие руки, взлетающие и опадающие волосы, изгибающаяся спина, живот, ноги, мокрые от пота, блестящие в свете лучины, – всё это создавало особую магию. Данила, наблюдая за этим чарующим танцем, уносился куда-то в мир блаженства и красоты. Но желание, банальное, плотское, брало своё. Улада больше не создавала гармонию движений, она танцевала всё развязнее, демонстративно вульгарно. Выгибалась, выставляя грудь, широко раздвигала ноги, гладила лобок, сама получая удовольствие от своих движений. Никакой стриптизёрше или порноактрисе не под силу даже наполовину быть настолько эротичной. От такого зрелища просто сносило крышу. Улада неожиданно запрыгнула на кровать, Молодцов сам не заметил, как освободился от одежды, он даже не понял, как они соединились, лишь ощутил жаркую плоть, стиснувшую его член. Горячая дрожь прошила тело, как электрический ток, Данила стиснул груди Улады так, что девушка вскрикнула, рывком перевернул её на спину, закинул ноги на плечи. Улада подалась навстречу. Данила прильнул к ней всем телом, к груди, животу, лону, почувствовал резкую боль, когда тонкие пальчики рванули его волосы. В порыве страсти не удержался: с рыком впился зубами в нежное девичье плечико, Улада ответила ему те же. Обережник ощутил вкус крови во рту, и тут… Вспышка, яркий свет в глаза, море удовольствия и нескончаемое блаженство. Только где-то на краю сознания – резкие удары, толчки, с которыми его семя выплёскивалось в горячее лоно. И каждый такой толчок отдавался новым уколом блаженства. Данила и Улада лежали рядом, но не в обнимку, и с трудом приходили в себя. Вдруг средневековая танцовщица языком слизала кровь с мужского плеча, поцеловала шею, грудь. Молодцов и его вроде бы обессиленный организм отреагировали однозначно. Улада что-то проскулила, выгнулась луком, проведя сосками по Данилиной груди, выставив вверх попку. Молодцов действовал нагло и решительно, схватил девушку за нежные белокожие бёдра, подтянул к себе. Вошёл грубо, больно, сразу взял бешеный ритм. – А-а-аммм… Улада исторгла из себя протяжный крик, сквозь зубы. Данила схватил её русые локоны, с силой потянул на себя, другой рукой поднырнул под живот, сжал полные груди, а после опустился вниз, к паху, и стиснул интимные косточки. Он даже не расслышал криков девушки, совсем обезумел, когда ощутил пульсацию и напряжение лона, в которое он вторгался. Опять схватив девушку за бёдра, Данила в несколько рывков излился в Уладу, рыча от вспышек удовольствия. Опустошённый и усталый, он рухнул на кровать рядом с Уладой. Та всё ещё дрожала после испытанного. Молодцов сгрёб её в объятия, притянул к себе, ласково поцеловал, успокоил. Девушка задышала нормальнее, словно кошка, потёрлась всем телом о своего мужчину. Обоим было трудно отходить от такого кайфа, но первой пришла в себя, конечно же, Улада. Она ловко высвободилась из объятий – Данила не препятствовал, – спрыгнула с постели и тут же воскликнула с негодованием: – Вот ведь гад этот держатель, только полкувшина вина здесь оставил, и кваса почти нет, – впрочем, возмущение её было наигранным, злиться по-настоящему сейчас Улада не могла. – Ладно, ничего. Держи, любый мой, я ещё сейчас принесу. Данила сделал лишь один глоток и ухватил девушку. – Нет, стой, ты сейчас такая… Он запнулся, подбирая слова: «невероятная», «сексуальная» – нет, слишком новое слово, – «милая»? – …Волшебная. Не хочу, чтобы тебя такой кто-то другой видел. Я сам. – Да, ну хорошо, только не задерживайся, милый. Данила спустился по лестнице, остановил подавальщицу в грязном, заляпанном, страшно подумать чем, фартуке, велел принести попить. Та кивнула и шмыгнула куда-то, попросив подождать. Молодцов остановился у сооружения, напоминающего барную стойку. Тут-то его и окликнули. – Эй, ты случайно не из людей ли Воислава будешь? Вот это номер! Данила точно расслышал вопрос (и даже по голосу, грубому, хриплому, постарался оценить человека), но виду не подал. Раздались шаги, скрип половицы – и в поле зрения появился викинг: рыжий, косматый, глаза голубые, заметное брюшко свисает над поясом, но ручищи – сплошные жилы. Он небрежно облокотился на стойку.