Они побывали еще в нескольких экспедициях с Артуром Бергом и его друзьями, стремясь доказать, что чего-то стоят, и расширить собственный воровской репертуар. На одном огороде они крали картошку, на другом — лук. Но своей главной победы они добились сами. Как мы уже увидели, одной из выгод в прогулках по городу была вероятность найти что-нибудь на земле. Другая выгода состояла в наблюдении за горожанами, и что важно — за одними и теми же горожанами, из недели в неделю совершающими одни и те же действия. Одним из таких персонажей был мальчик из их школы, Отто Штурм. Каждую пятницу на своем велосипеде он ездил в церковь — возил продукты для клира. Они наблюдали за Отто месяц, а погода тем временем из хорошей сделалась скверной, и Руди — в особенности он — твердо решил, что в одну из пятниц, в небывало холодную неделю октября, Отто свой груз не довезет. — Все эти попы? — развивал мысль Руди, пока они с Лизель шли через Молькинг. — Они и так уже вон какие жирные. Неделю могут обойтись без жрачки, если не больше. Лизель не стала спорить. Во-первых, она не была католичкой. Во-вторых, ей самой изрядно хотелось есть. Она, как всегда, несла мешок с бельем. Руди нес два ведра холодной воды, или, как он это назвал, два ведра будущего льда. Около двух он принялся за работу. Без всяких колебаний вылил воду на дорогу точно в том месте, где велосипед Отто будет сворачивать за угол. Лизель пришлось согласиться. Поначалу ее покалывала совесть, но план был идеален — или, по крайней мере, близок к идеалу, насколько такое вообще возможно. Каждую пятницу вскоре после двух Отто Штурм выворачивал на Мюнхен-штрассе с корзиной провизии на руле. В эту пятницу он только досюда и доедет. На дороге и без того была наледь, но Руди добавил новый слой льда и с трудом сдерживал ухмылку. Она словно бы юзом проскальзывала по его лицу. — Пошли, — сказал Руди, — вон за тот куст. Спустя приблизительно пятнадцать минут дьявольский план принес, так сказать, свои плоды. Руди ткнул пальцем в просвет между ветками. — Вон он. Отто выехал из-за поворота, мечтательный, как теленок. Не затягивая дела, потерял управление, пошел в занос и ткнулся лицом в дорогу. Когда он не шевельнулся, Руди с тревогой посмотрел на Лизель. — Иисусе распятый, — сказал он. — По-моему, мы его убили! — Руди тихонько выбрался из-за куста, забрал корзину, и они двинули прочь. — Он дышал? — спросила Лизель, когда они немного отошли. — Keine Ahnung, — ответил Руди, прижимаясь к корзине. Понятия не имею. Спустившись еще дальше по склону, Руди с Лизель стали смотреть, как Отто поднялся, почесал в голове, почесал в паху и принялся озираться в поисках корзины. — Глупый Scheisskopf, — ухмыльнулся Руди, и они начали рассматривать добычу. Хлеб, побитые яйца и гвоздь программы — Speck.[9] Руди поднес жирный окорок к носу и восторженно потянул ноздрями. — Здорово. Как ни подмывало их воспользоваться победой единолично, верность Артуру Бергу оказалась сильней. Они добрались до его убогой квартирки на Кемпф-штрассе и показали провиант. Артур не смог скрыть одобрения. — У кого стырили? Ответил Руди: — У Отто Штурма. — Ага, — кивнул Артур, — кто бы он ни был, спасибо ему от меня. — Он скрылся в доме и вернулся с кухонным ножом, сковородой и курткой, и три вора зашагали по многоквартирному коридору. — Позовем остальных, — объявил Артур Берг, когда они выбрались наружу. — Может, мы и преступники, но не совсем бессовестные. — Точно как книжная воришка, он, по крайней мере, где-то подводил черту. Постучали еще в несколько дверей. Выкликнули несколько имен под окнами, и скоро все фруктокрадное воинство Артура Берга в полном составе держало путь на берег Ампера. На поляне за рекой разожгли костер и рачительно зажарили все, что осталось от яиц. Порезали хлеб и шпик. Руками и ножами подчистую доели всю корзину Отто Штурма. Без всяких попов. И только в конце произошел спор — из-за корзины. Большинство мальчиков хотели ее сжечь. Фриц Хаммер и Анди Шмайкль предлагали оставить себе, но у Артура Берга, выказывавшего нелепую приверженность к морали, возникла мысль получше. — Вы, — обратился он к Руди и Лизель. — Может, вам лучше вернуть ее этому чудику Штурму. Мне кажется, бедолага хотя бы это заслужил. — Ой, перестань, Артур. — И слышать не желаю, Анди. — Господи Иисусе. — И он тоже не желает. Шайка рассмеялась, и Руди Штайнер взял корзину. — Я отнесу, повешу им на калитку. Он прошел метров двадцать, и его нагнала Лизель. Теперь она попадет домой поздно, и будут неприятности, но она хорошо знала, что должна сопровождать Руди Штайнера через весь Молькинг до фермы Штурмов на другом конце города. Сначала они долго шли молча. — Тебе стыдно? — спросила наконец Лизель. Они уже возвращались домой. — Чего? — Сам знаешь. — Конечно стыдно, зато я сейчас жрать не хочу и, могу спорить, он — тоже. Ты ж не думай, что они возили бы еду попам, если б у них дома ее не было навалом. — Но он так треснулся об землю. — Не напоминай. — Однако Руди Штайнер не удержался от улыбки. В ближайшие годы он станет подателем хлеба, а не похитителем — еще один образец противоречивой человеческой природы. Столько-то доброго, столько-то злого. Разбавляйте по вкусу. Через пять дней после этой кисло-сладкой победы Артур Берг появился опять и позвал Руди и Лизель на новую воровскую затею. Они столкнулись с Артуром на Мюнхен-штрассе в среду, по дороге из школы. Артур был уже в форме Гитлерюгенда. — Завтра вечером опять пойдем. Будете? Тут им было не устоять. — А куда? — На картошку. Спустя двадцать четыре часа Руди с Лизель опять храбро одолели проволочную изгородь и набили свой мешок. Неприятность обнаружилась, когда они уже удирали. — Иисусе! — завопил Артур. — Хозяин! — Но страшным было его следующее слово. Он выкрикнул его так, будто это слово уже занесли над ним. Его рот разорвался в крике. Слово вылетело, и слово это было — топор. И конечно, когда они обернулись, хозяин бежал на них, высоко занеся свое оружие. Вся шайка кинулась к ограде и перемахнула на ту сторону. Руди, который был от изгороди дальше всех, быстро нагонял остальных, но как ни мчался, а бежал он последним. Закинув ногу на изгородь, Руди зацепился за проволоку. — Эй! Крик выброшенного на мель. Шайка остановилась. Безотчетно Лизель бросилась назад. — Быстрей! — заорал Артур. Голос его был далеким, будто Артур его проглотил, не успел тот вылететь изо рта. Белое небо. Остальные бежали. Лизель, подскочив, стала отцеплять штаны Руди. Руди смотрел широкими от ужаса глазами.