– Джейн, – одернул ее отец, – сегодня же Рождество. – Но ведь Джейн права, – огрызнулась Анжела. Фрэнк с изумлением уставился на жену. – Твоя дочь разводит ругань за праздничным столом, и ты еще на меня нападаешь! – А ты считаешь, убивают только красоток? – Мам, я же этого не говорил, – сказал Фрэнки. – Да, не говорил, – подтвердил отец. – Зато подумал. Вы оба подумали. Внимания, мол, достойны только красавицы. Любить или убивать женщин интересно, только если они хорошенькие. – Ну пожалуйста! – Да что «пожалуйста», Фрэнк? Сам знаешь, так оно и есть. Погляди на себя. Джейн с братьями посмотрели на отца. – А зачем на него глядеть? – удивился Майк. – Анжела, – сказал Фрэнк, – сегодня же Рождество. – Да, знаю! – Анжела вскочила с места и всхлипнула. – Знаю. – И направилась из столовой в кухню. Джейн взглянула на отца: – Что тут происходит? Фрэнк пожал плечами: – Сложный возраст для женщины. Жизнь меняется. – Дело не только в этом! Я хочу узнать, что случилось. – Джейн встала из-за стола и следом за матерью вышла в кухню. – Мам! Анжела сделала вид, будто не слышит. Она стояла спиной к дочери и взбивала сливки в кастрюльке-нержавейке. Миксер позвякивал о стенки кастрюльки, разбрызгивая по столу белые жирные капли. – Мам, что с тобой? – Десерт готовлю. Совсем забыла про сливки, теперь вот взбиваю. – Что случилось? – Надо было их приготовить до того, как все сели за стол. Сама знаешь, твой братец Фрэнки весь как на иголках, когда слишком долго ждет следующего блюда. Если он просиживает так больше пяти минут, то его опять тянет к этому злосчастному телевизору. – Анжела взяла сахар, высыпала полную ложку в кастрюльку и снова принялась взбивать сливки. – Хоть Майки старается хорошо себя вести. Даже когда видит плохие примеры. А тут, куда ни глянь, одни плохие примеры. – Послушай, я же понимаю: что-то не так. Анжела выключила миксер и, тяжело опустив плечи, уставилась на сливки – они до того загустели, что уже больше походили на масло. – Тебя это не касается, Джени. – Все, что касается тебя, касается и меня. Мать повернулась и посмотрела на нее: – Быть замужем тяжелее, чем ты думаешь. – Папа что-то натворил? Анжела развязала передник и бросила на стол. – Может, отнесешь торт вместо меня? А то голова что-то разболелась. Пойду наверх, прилягу. – Мам, давай поговорим. – Мне больше не о чем говорить. Я не такая мать, как другие. И никогда не заставляла детей вставать на чью-то сторону. Анжела вышла из кухни и направилась наверх, к себе в спальню. Джейн в недоумении вернулась в столовую. Фрэнки был занят тем, что поглощал вторую порцию баранины, и на сестру даже не взглянул. Зато Майк посмотрел на нее с тревогой. Фрэнки – тот толстокожий, а Майки – он ясно понял: сегодня в доме случилось неладное. Джейн посмотрела на отца – тот наливал себе остатки кьянти из бутылки. – Пап, может, ты объяснишь, что все это значит? Отец отпил большой глоток вина. – Нет. – Она очень расстроена. – Это наше дело, ее и мое, ясно? – Он встал и хлопнул Фрэнки по плечу. – Пошли. Может, еще третий тайм досмотрим. – Это было самое дурацкое Рождество в моей жизни, – сказала Джейн, когда они возвращались домой. Реджина уснула на детском сиденье в машине, и Джейн с Габриэлем впервые за весь вечер могли поговорить, ни на кого и ни на что не отвлекаясь. – Обычно все не так. Я имею в виду – мы часто пререкаемся и все такое, но в конце концов мама обычно распекает нас всех заодно. – Она посмотрела на мужа, но в машине было темно, и его лица было не разглядеть. – Прости. – За что? – Ты небось и не думал, когда на мне женился, что попадешь в ту еще семейку – настоящий сумасшедший дом. И теперь, наверно, диву даешься, с кем связался. – Ну да. Уже подумываю, не пора ли обзаводиться новой женушкой. – Ну ведь у тебя возникают такие мыслишки, верно? – Не смеши, Джейн. – Черт, случается, что я сама хочу сбежать из этого дома. – Ну а я решительно не намерен никуда сбегать от тебя. – Габриэль снова посмотрел на дорогу, где в свете передних фар кружила метель. Какое-то время они ехали молча. Потом он сказал: – Знаешь, я никогда не слышал, чтобы мои предки спорили. Ни разу в жизни. – Валяй, прикладывай дальше. Знаю, моя семейка – куча крикунов. – Ты родилась в семье, где привыкли выражать свои чувства, только и всего. Твои хлопают дверями, вопят и дико хохочут. – О, час от часу не легче. – Жаль, мои предки были не такие. – Ну да. – Мои родители, Джейн, никогда не повышали голоса, не хлопали дверями, и смеялись они нечасто. Да уж, семья полковника Дина была слишком дисциплинированна и не имела права на такие простые вещи, как выражение чувств. Не помню, чтобы отец хоть раз сказал «я люблю тебя» мне или маме. Мне пришлось самому учиться это говорить. И я до сих пор учусь. – Он посмотрел на нее. – У тебя. Джейн прикоснулась к его бедру. Даже этого крутого непроницаемого парня можно кое-чему научить. – Никогда больше не извиняйся за своих, – продолжал Габриэль. – Ведь благодаря им ты и стала такой. – Иной раз сомневаюсь. Гляжу на Фрэнки и думаю: Боженька, сделай так, чтобы я оказалась найденышем, которого обнаружили на крыльце. Габриэль рассмеялся: – Да уж, вечерок выдался довольно напряженный. Кстати, а что там у них стряслось? – Не знаю. – Джейн откинулась на спинку сиденья. – Но рано или поздно мы об этом узнаем. 6