— Ладно, сама разберусь, они же все равно по весу вдвое легче. — Я достаю еще салфетки и накрываю ими колени Марино. — Хотелось бы кое-что прояснить. Только не насчет ФБР, насчет тебя. — Только не заводись. — Мне нужна ясность, а спорить я с тобой не собираюсь. Когда два месяца назад Джейми позвонила в ЦСЭ и ты помчался на поезде в Нью-Йорк на секретную встречу с ней, квартира в Чарльстоне была уже снята? — Я об этом подумывал. — Я не об этом спросила. Разворачиваю пакет с бисквитом — поджаренный куриный стейк, яйцо и сыр. Марино забирает свой и откусывает разом добрую треть; масленые крошки сыплются на укрытое салфеткой колено. — Я как раз этим занимался, — отвечает он, не переставая жевать. — Подыскивал квартирку в районе Чарльстона, так, без особой цели. Пока не поговорил с Джейми. Она рассказала, что работает по делу Лолы Даггет и что ей не помешала бы моя помощь. Просто удивительно, что все так сложилось. Именно там, где я как раз хотел что-нибудь снять. Хотя, если подумать, ничего удивительного. Где хорошая рыбалка, где можно погонять на мотоцикле, там и смертная казнь. В общем, я решил, что она права, что стать частным детективом не так уж и плохо. — Вот, значит, что она тебе предложила. Ну конечно. — Да уж, та еще хитрюга. Да и предложение неплохое. Свободного времени побольше, можно самому решать, куда поехать, да и подзаработать немного. — Марино откусывает еще один кусок бисквита. — Вот я и сказал себе: сейчас или никогда. Это твой шанс. Есть шанс повернуть жизнь так, как тебе хочется, и если ты сейчас им не воспользуешься, то второго может и не быть. — Джейми рассказала, что случилось с ней в Нью-Йорке? Из-за чего ей пришлось уйти? — интересуюсь я. — Ты, наверно, уже знаешь, что натворила Люси. — Ты же сказал, что при тебе она Люси не упоминала. — Я разворачиваю свой бисквит с яйцом. Обычно я не ем фастфуд и уж точно не разделяю пристрастия Марино ко всему жареному, но сейчас ловлю себя на том, что здорово проголодалась. — Вообще-то нет, — говорит он. Мы едем по шоссе Ветеранов. По обе стороны тянутся долгие полоски леса, небо огромное и беловато-голубое, значит, день будет жаркий. — Джейми только упомянула про Ситуационный центр, про то, что его база была взломана, а вину свалили на нее. Официально ее никто не обвинял, но намекали, что взлом компьютерной системы странным образом совпал с ее заявлениями о подтасовке статистики в Управлении полиции Нью-Йорка, а еще на ее близкие отношения с известным хакером. — Люси рассказывает другую историю, — парирую я. — Никакого проникновения в базу данных Ситуационного центра не было. Речь шла об одном полицейском участке, где якобы тяжкие уголовные преступления, например крупные кражи, переводились в разряд мелких, а кражи со взломом — в категорию преступно причиненного вреда. — Серьезно. — Я не знаю, что именно она узнала и как, но согласна — да, серьезно. И мне жаль, если о Люси отзываются так, как ты сказал. Жаль, что у нее репутация хакера. Если, конечно, люди действительно так говорят. — Черт, док, она же всегда этим занимается. Если может влезть куда-то, обязательно влезет, а возможности у нее почти неограниченные. Ты и сама это знаешь, так что давай не будем делать вид, что она когда-нибудь изменится, ладно? Я бы, может, и сам так делал, если бы был таким, как она. Хочешь чего-то — делай что надо, бери, потому что можешь. Законы для Люси — всего лишь кочки на крутом горном склоне. Препятствия, которые надо обойти, и чем их больше, чем они труднее, тем больше это Люси по кайфу. Я смотрю в открытое окно на бурые марши и вьющиеся змейкой протоки и бухточки. Горячий ветерок приносит запах тухлого яйца. — Вообще-то Люси наплевать, кто что о ней думает. — Марино сминает бумажный пакет. — Люси понравилось бы, что ты так считаешь. Но только на самом деле есть многое, на что ей не наплевать. Включая Джейми. — Я пробую бисквит. — Знаю, что потом пожалею, но уж больно вкусно. — Пожалуй, съем еще один — вдруг с ланчем не получится. — Ты похудел, уж не знаю, как тебе это удалось. — Ем только тогда, когда организм этого требует, а не когда проголодаюсь я, — объясняет Марино. — Полжизни прожил и только теперь сообразил. Типа, жду, пока не проголодаюсь на клеточном уровне. Ну, ты понимаешь. — Представления не имею. — Я протягиваю ему еще один бисквит. — И знаешь, это работает. Кроме шуток. Цель такая — не думать. Когда потребуется пища, твой организм сам даст тебе об этом знать, и тогда уж принимай меры. Так что я лично о еде больше не думаю. — Марино треплется с набитым ртом. — Я не планирую, что съем то-то и то-то или чего-то не съем. Я не думаю, что должен поесть в определенное время. Этот вопрос теперь регулирует мой организм, и меня это вполне устраивает. Сбросил пятнадцать фунтов за пять недель и даже подумываю, не написать ли книгу. Не думай, что ты толстый, — просто ешь. Игра слов. На самом деле я не говорю людям не думать, что они толстые. Я говорю им не думать об этом вообще. Уверен, народу это понравится. Может, надиктую, а потом кто-нибудь напечатает. — Меня беспокоит, что ты снова куришь. — Какого черта ты постоянно об этом твердишь? — В фургоне кто-то курил. — А по-моему, здесь хорошо пахнет. — Вчера пахло не очень хорошо. — Это приятели, пара рыбачков. Когда жарко и едешь с открытыми окнами, парням хочется затянуться. — Может, тебе стоит быть немного хитрее. — Да чего ты привязалась с этими сигаретами? Как будто в курительную полицию записалась. — Ты же помнишь, каково пришлось Розе. — Я напоминаю ему о моей секретарше, умершей от рака легких. — Роза не курила, за всю жизнь ни разу не затянулась. У нее вообще никаких вредных привычек не было, а рак все равно прицепился. Может, как раз поэтому. Я для себя уже решил, что если слишком сильно себя зажимать, то только хуже будет. Так какой смысл лишать себя чего-то? Чтобы помереть раньше срока в добром здравии? Жаль, ее здесь нет. Без нее все не так. Черт, не люблю, когда люди вот так вот уходят. Знаешь, до сих пор вхожу в твой кабинет и думаю, что вот сейчас увижу ее за столом с той старенькой печатной машинкой «Ай-би-эм» и этим ее выражением лица. Есть люди, которые не должны умирать, а получается, что те, кто должны, так целую вечность и ошиваются на белом свете. — У тебя недавно диагностировали базально-клеточную эпителиому, тебе удалили пораженные ткани. Ради бога, не начинай курить. — Рак кожи появляется не из-за курения. — Курение втрое повышает шансы заболеть. — Ладно. Если я побалуюсь с сигареткой, когда рядом кто-то смолит, большого вреда не будет. — Не курите больше сигареты — просто балуйтесь с ними. Может, тебе лучше такую книжку написать. Народу понравится. — То дерьмо, из-за которого Люси беспокоится… никто ничего не докажет. — Марино возвращается к прежней теме, потому что не хочет, чтобы ему читали нотации. — Обвинений никому не предъявили и не предъявят. Джейми из офиса окружного прокурора ушла навсегда, чего люди вроде Фарбмана только и хотели. Все просто и ясно. Он, должно быть, так рад, будто в лотерею выиграл. — Только вот Джейми не рада, хотя вида и не показывает. — По-моему, она вполне довольна тем, чем сейчас занимается. — Не верю. — Ей, конечно, не нравится, как все случилось, потому что ее заставили уйти. Ты бы как себя чувствовала, если бы тебя выгнали, невзирая на все твои заслуги? — Хочу верить, что не стала бы подстрекать человека, которого вроде бы люблю, сделать что-то противозаконное, потому что мне захотелось поставить на наших отношениях крест. — Да, но только их разрыв с Люси никакого отношения к тому, что Джейми выставили из офиса окружного прокурора, не имеет. — Имеет, причем самое непосредственное. Джейми сама себя уничтожила, — возражаю я. — Сначала создала, а потом, увидев, что получилось, разбила вдребезги, чтобы начать все сначала. Но так не бывает. Никогда. Нельзя перестроить себя на фундаменте лжи. Ты помогал ей устанавливать сигнализацию и камеры слежения. Она и оружие носит? — Я дал ей пару уроков стрельбы в местном тире. — Чья идея? — Ее. — Большинство ньюйоркцев оружие не носят. У них другая культура, им это не присуще. Почему она вдруг решила, что ей нужно оружие? — Может быть, чувствует себя здесь чужой, да и, признаемся честно, все, что связано с Доной Кинкейд, к беззаботности не располагает. Думаю, Джейми изрядно пугает то, что она сейчас делает, а к оружию ее приучила Люси, которая постоянно вооружена. Она ж, наверно, и в душ с «глоком» ходит. Вот Джейми и привыкла. — Как привыкла иметь КОО «Анна Коппер», которая начиналась как злая шутка из-за того, что Люси обиделась? Да, Граучо Маркс, серьезно вложившийся в «Анаконду Коппер», добывающую компанию, которая пошла ко дну во времена Великой депрессии, теперь обвиняется в загрязнении окружающей среды. Ты ведь не понимаешь, что тут происходит? — Не знаю. Может, только догадываюсь. — Ты инвестируешь во что-то, что выглядит привлекательным и выгодным, но на самом деле опасно и вредно. Ты вкладываешься и теряешь все. Тебе конец. — Ты слышала его старые радиопрограммы? «Ставка — ваша жизнь». Ну, знаешь, какого цвета Белый дом или кто похоронен в мемориале Гранта,[22] все в таком духе. Забавный был парень. Так что насчет Джейми беспокоиться не надо. — А вот я беспокоюсь о Джейми, и тебе бы тоже следовало. Одно дело предлагать объективную помощь в деле и другое — оказаться втянутым в персональные разборки, тем более замешанные на мести. Джейми мотивирована желанием привлечь к себе внимание, вернуть через месть утраченные позиции. Есть и другие факторы. Думаю, ты знаешь, что я имею в виду. Марино громко хрустит бумагой, залезает в пакет и достает салфетки. Мы проезжаем по мосту через реку Огичи. — Надеюсь, ты не забываешь об осторожности, — продолжаю я его поучать. — Не собираюсь вмешиваться, если ты решил с кем-то проконсультироваться или изменить свой профессиональный статус в ЦСЭ, но в отношениях с Джейми тебе нужно держаться настороже. Ты понимаешь, почему тебе трудно оставаться полностью объективным в отношениях с ней? Он вытирает рот и пальцы. Мы переезжаем реку Форест с пришвартованными к длинной деревянной пристани лодками ловцов креветок и кружащими над ними чайками. — Когда людьми движет сильная мотивация, которой они не осознают, это опасно. Больше ничего говорить не буду. — Я не жду, что он поймет или позволит себя убедить. Я не умею подстегивать самолюбие Марино так, как это делает Джейми, потому что не хочу им манипулировать. Я не льщу ему, чтобы склонить сделать то, что мне нужно. Я откровенна и честна с ним, что его чаще всего раздражает. — Послушай, — говорит он. — Я не дурак. Знаю, что у нее много чего на уме и Люси все усложнила. Она ж такая открытая. Помню, зашла как-то в кабинет окружного прокурора и вела себя так, будто то, что у них там между собой, никакой не секрет, а что-то, чем надо похвастаться. Впереди у нас торговый центр, где мы с Колином Денгейтом угощались морепродуктами, когда я была здесь в последний раз. Когда же это было? Года три назад. Я тогда еще работала в Чарльстоне, а он разбирался с волной преступлений на почве ненависти, захлестнувших в то время Джорджию. — Держать это в секрете вовсе не обязательно, — говорю я. — И если два человека любят друг друга, тут действительно есть чем похвастать. — Ладно, давай начистоту. Не все относятся к таким отношениям лояльно. Этих двоих типичной счастливой парочкой назвать трудно. Уж точно не принц Уильям и Кейт. И воспевать Джейми и Люси вряд ли кто станет. По-моему, Джейми хотела поставить крест, потому что у нее из-за этого возникли большие проблемы. Все это дерьмо в интернете, как будто ее вдруг сняли голосованием с какого-нибудь реалити-шоу. Прокурорша-лесбиянка, лесбо рулит. Жуть. Она ушла и теперь жалеет, хотя и не признается в этом. — Интересно, почему, по-твоему, она жалеет о случившемся? Мы на узкой двухполосной дороге, Миддл-Граунд-драйв, которая пересекает находящийся в собственности штата участок, густо поросший кустарником и соснами. И ни малейшего признака того, что здесь живут люди. Бюро расследований Джорджии по мере возможности изолировало службу медэкспертизы и судебно-медицинские лаборатории. И на то есть причины. — Ты что же, думаешь, она счастлива в той жизни, которую сама же и выбрала? — спрашивает Марино.