— Я лучше сам заеду в гараж, — предлагает ему Марино. — Извините, сэр, но здесь в гараж никому заезжать не разрешается. Только тем, у кого есть пропуск на подземную парковку. — Ладно, только вам вряд ли понравится на ней кататься. Может, я оставлю ее прямо здесь, вон у той пальмы, а утром пораньше заберу и поеду в мастерскую? — Вы наш гость? — Постоянный. ВИП. «Бугатти» пришлось оставить дома, слишком много багажа. — Вообще-то нам не положено… — Да он же вот-вот дух испустит. Хотите сидеть в нем, когда это случится? Фырча и дергаясь, фургон паркуется чуть в стороне от выложенной кирпичом дорожки. — «Анна Коппер» — компания с ограниченной ответственностью, созданная Люси, по-моему, около года назад. Идея тоже принадлежала ей. Не сказал бы, что Люси руководствовалась какими-то благородными порывами. Произошло это после ее размолвки с Джейми. Не первой, кстати. — Так чья это компания, Джейми или Люси? Марино поворачивает ключ, и мы несколько секунд сидим молча и в темноте. На часах почти два, но ночь дышит в открытые окна теплом. — Джейми. В принципе Люси лишь создала для нее завесу, за которой удобно спрятаться. Делалось все вроде как в шутку. Люси зашла на сайт, представила требуемые данные, зарегистрировала компанию, а когда получила по почте свидетельство, то положила его в красивую коробочку с бантом и преподнесла Джейми. — Это версия Джейми? Или тебе Люси рассказала? — Люси. Примерно тогда же, когда переехала в Бостон. Я даже удивился, когда узнал, что Джейми на самом деле этой компанией пользуется. — И как ты об этом узнал? — Благодаря почтовому адресу. Я помогал ей установить охранную систему, и мне понадобилась кое-какая информация. — Мы выходим из машины. — Этим именем она пользуется здесь повсюду. Признаться, немного необычно. По крайней мере мне так кажется. Джейми ведь юрист. Создать новую компанию ей и пяти минут хватит. Так зачем пользоваться той, которая ассоциируется с определенными воспоминаниями? Почему бы не оставить прошлое в прошлом и не двигаться дальше? — Она не может. Джейми не может отказаться от Люси или по крайней мере от Люси как идеи. Интересно, что думает об этом Бентон? И, отправляя эсэмэску насчет того, что у Анны Коппер «запятнанная репутация», имел ли он в виду Джейми? Если да, то он, должно быть, проверил бумаги по дому и наткнулся на имя — «Анна Коппер КОО», а потом уже проверил, кто она такая, и выяснил, что это Джейми. Вряд ли Бентон сочтет случайностью, что Джейми появилась именно сейчас. Возможно, ему известно и то, во что она вляпалась и из-за чего ей пришлось расстаться с прежней жизнью в Нью-Йорке. Мы проходим через ярко освещенный вестибюль. За стойкой — одинокий портье, в баре — несколько человек. У стеклянного лифта Марино раздраженно тычет пальцем в кнопку, как будто дверцы раскроются от этого быстрее. — Черт, забыл в машине пакет. — Люси говорила тебе, что значит «Анна Коппер»? Откуда она взяла это имя? — Помнится, оно как-то связано с Граучо Марксом.[21] Тебе принести воды? — Нет, спасибо. — Я собираюсь принять ванну и сделать несколько звонков и совсем не хочу, чтобы Марино оказался в моем номере. Я захожу в кабину и прощаюсь с ним до завтра. 15 Солнце взошло, и к восьми часам уже жарко. В черной полевой одежде и черных сапогах я сижу на скамеечке перед отелем, изнывая от зноя и потягивая охлажденный кофе, купленный в ближайшем «Старбаксе». Колокол на башне Городского совета отбивает очередной час первого дня июля; глубокий, мелодичный звон отдается гулким медным эхом. Я смотрю на таксиста, который наблюдает за мной. Сухощавый, жилистый, с обветренным лицом и неряшливой, грязноватой, как испанский мох, бородкой, он напоминает персонажей на фотографиях времен Гражданской войны. Скорее всего, живет там же, где жили его предки, сохраняя унаследованные от них черты, как бывает нередко в городках, изолированных от остального мира. Кэтлин Лоулер говорила что-то о генетике. Независимо от того, кем мы стремимся стать в жизни, нас во многом формируют силы биологии. Объяснение отдает фатализмом, но она не так уж и ошибается. Припоминая ее высказывания насчет предопределенности и ДНК, я начинаю подозревать, что Кэтлин имела в виду не только себя, но и свою дочь. Она предупреждала меня, возможно пытаясь припугнуть, насчет Доны Кинкейд, с которой якобы не поддерживает никаких контактов, что, однако, опровергается информацией из нескольких источников. Кэтлин знает больше, чем говорит, и у нее свои секреты, из-за чего, похоже, Тара Гримм и отделила ее от остальных, подгадав эту изоляцию к моему приезду. Теперь я уже уверена, что истинная причина неприятностей — Джейми Бергер. Джейми не представляет, с чем имеет дело, потому что, как бы она сама ни считала, руководствуется не трезвым рассудком и не здравым смыслом. И пусть к действию ее подтолкнули конфликты с нью-йоркскими полицейскими и политиканами, главный побудительный мотив имеет непосредственное отношение к моей племяннице. В результате все мы оказались не в самом лучшем и уж точно не в самом безопасном месте. Это касается и Бентона, и Марино, и Люси, и меня, и, в первую очередь, Джейми, хотя она этого не понимает и не поверит, даже если ее ткнуть в это носом. Она сама себя обманывает, а вот теперь и меня привлекла за компанию. Как говаривал старик Дайнер, с которым мы работали когда-то в Ричмонде: Жить надо там, где просыпаешься, даже если просыпаешься в чьем-то сне. Проснувшись рано после недолгого сна, я поняла, что не могу отступить и должна оставаться твердой в принятом решении. Слишком многое поставлено на карту, и я не доверяю анализу Джейми по большинству пунктов и не верю в ее общий подход, но сделаю все возможное, чтобы помочь. Я вовлечена в это дело не по собственному желанию. Меня призвали, только что не похитили, и теперь это уже не важно. Я тороплюсь не из-за Лолы Даггет, не из-за Доны Кинкейд и не из-за ее матери, Кэтлин Лоулер. Меня подстегивают не здешние убийства девятилетней давности и не недавние в Массачусетсе, хотя и сами эти дела, и люди, в них замешанные, крайне важны и я выжму из них все, что только можно. Важнее всего то, что Джейми зацепила самых близких мне людей. Из-за нее опасность угрожает Люси, Марино и Бентону. Она подвергла испытанию на прочность наши отношения, всегда бывшие запутанными и сложными, сшитыми тонкими нитями. Мы сплетены в сеть, которая крепка настолько, насколько крепок каждый из нас. Эти люди, которыми вертит Джейми, и есть моя семья. Моя единственная семья. Как ни жаль, надо признать, что ни сестру, ни мать я настоящей семьей не считаю. Я не могу полагаться на них и, откровенно говоря, не вверила бы себя их заботам даже в их лучшие дни, коих бывает немного. Когда-то я с радостью расширила этот мой внутренний круг, включив в него Джейми, но чего ей не будет позволено, так это блуждать по периметру, дергая всех нас с привычных мест и вмешиваясь в наши взаимоотношения. Она бросила Люси, поступила с ней несправедливо, не по-людски, а теперь, похоже, вознамерилась перенаправить карьеру Марино, изменить саму его сущность. За короткое время ей удалось заново раздуть его ревность к Бентону, внушить, что мой муж предал меня, что ему нет никакого дела ни до моей безопасности, ни до моего счастья. Даже если бы старые убийства не были связаны с недавними, а объединяет их, похоже, Саванна, я бы не ушла сейчас. Я оставила за собой номер в отеле и заказала комнату для Люси, которая, захватив Бентона, вылетела сюда на рассвете. Я сказала, что мне требуется их содействие, что не в моем обыкновении просить о помощи, но сейчас они нужны мне здесь. Белый фургон Марино выезжает на выложенную кирпичом подъездную дорожку. Он все также фырчит и чихает, но, по крайней мере, не трясется и не дергается. Я поднимаюсь со скамейки, иду в направлении таксиста со спутанной бородой, улыбаюсь ему и бросаю в урну пустую чашечку из «Старбакса». Он продолжает таращиться. — Доброе утро, — говорю я. — Позвольте спросить, вы на кого работаете? — Он оглядывает меня с головы до ног, прислонившись к голубому такси, стоящему под той самой пальмой, где семь часов назад оставил своего доходягу Марино. — Институт военно-медицинских исследований. — Этот же ничего не значащий ответ уже получили до таксиста несколько человек, поинтересовавшихся вслух, почему на мне черные брюки карго, черная рубашка с длинными рукавами и вышитыми золотом буквами «ЦСЭ» и ботинки. В дорожной сумке, которую я обнаружила в номере, куда попала около двух часов ночи, нашлось все, что могло понадобиться для работы на выезде, но ничего такого, что пригодилось бы в мире штатском, тем более в субтропиках. Узнаю руку Марино. В том, что сумку собирал он сам, у меня нет никаких сомнений: вещи взяты из шкафчика и ванной в моем офисе, а также из раздевалки в морге. Восстанавливая в памяти последние несколько месяцев и особенно две недели после того, как он ушел, я припоминаю несколько случаев, когда не могла найти некоторые вещи. Мне, например, казалось, что рубашек вроде бы должно быть больше, а брюк было больше наверняка. Ботинок точно было две пары, а не одна. Судя по содержимому сумки, Марино предполагал, что я проведу какое-то время в лаборатории или офисе медицинской экспертизы — короче, с ним. Если бы сумку собирал Брайс — а обычно именно так и бывает, когда приходится срочно выезжать из города, — он выбрал бы спортивную сумку с блейзерами, блузками и слаксами, и все это было бы аккуратно упаковано и завернуто в тонкую оберточную бумагу, чтобы ничего не помялось. Брайс подобрал бы туфли, носки, рабочую одежду и туалетные принадлежности; его выбор неизменно отличается от моего большей тщательностью, продуманностью и стилем. К тому же Брайс наверняка бы заскочил ко мне домой. Предвидя, что мне может понадобиться, Брайс не терзается сомнениями и без смущения роется в моем нижнем белье, которое лично его ничуть не интересует, — он ограничивается лишь брошенными вскользь комментариями насчет тех или иных лейблов и тканей, стиральных средств и сушилок, которые предпочитает сам. Он никогда не отправил бы меня в Джорджию летом с тремя теплыми комплектами полевой формы, тремя парами белых мужских носков, бронежилетом, ботинками, одним дезодорантом и средством для отпугивания насекомых. — Не знал, поела ты или нет, — говорит Марино. Едва открыв дверцу, я замечаю, что в салоне стало намного чище, и улавливаю цитрусовый аромат освежителя, запах масла, сильно прожаренного стейка и яичницы. — В паре миль отсюда, возле военного аэродрома Хантер, есть ресторанчик «Боджанглз». Заодно и машину проверил. Фургон теперь как новенький. — Вот только кондиционера нет. — Я пристегиваюсь и, опуская стекло, замечаю на полу между сиденьями плотно набитый пакет. — Для кондиционера нужен новый компрессор. Да черт с ним. Я к тому, что ты не поверишь, как дешево мне это обошлось, а к нехватке свежего воздуха ты уже привыкла. Раньше кондиционеров и вовсе не было. — Как и плечевых ремней, воздушных подушек безопасности, антиблокировочных тормозных систем, навигаторов. — Взял тебе бисквит с яйцом, а еще, если проголодалась, есть стейки, сыр и вода в кулере. — Он тычет пальцем назад. — Оливкового масла в «Боджанглз» нет, так что придется обойтись без него. Как ты относишься к сливочному, я знаю. — Я люблю сливочное масло, потому и воздерживаюсь. — Господи. Не понимаю, откуда у людей такая тяга к жирам. А вот у меня с этим проблем нет. Я просто научился не сопротивляться кое-каким вещам. Если ты в ладах с ними, то и они в ладах с тобой. — Сливочное масло не в ладах со мной, когда я пытаюсь застегнуть брюки. Ты, наверно, и не ложился. И когда только все успел — сдать в ремонт, забрать да еще на мойку заехать? — Я ж говорю, повезло с механиком. Нашел номер домашнего телефона в интернете. В пять утра встретились в мастерской. Поменяли генератор, сбалансировали колеса, прочистили колесные ниши, подтянули свечи зажигания, заменили щетки стеклоочистителя, ну и я немного прибрался. — Пока Марино рассказывает, мы проезжаем вдоль Уэст-Бэй, мимо ресторанов и магазинов — из гранита, кирпича, оштукатуренных — по дороге, обсаженной дубами, магнолиями, миртом. Марино тоже одет для работы в поле, но в выборе формы для себя проявил здравомыслие: на нем летние брюки карго и бежевая рубашка поло из смесовой ткани, нейлоновый жилет и замшевые кроссовки вместо ботинок. Бейсболка защищает от солнца лысину и кончик обгоревшего носа, темные очки — глаза, в глубоких морщинах на потной шее белеет растекшийся солнцезащитный крем. — Ценю твою заботу. Спасибо, что собрал одежду, — говорю я. — Мне вот только интересно, когда ты это делал? — Перед тем как ушел. — Это я сама вычислила. — Надо было прихватить хаки. Тебе ж должно быть жарко. О чем я только думал? — Взял то, что нашел, а поскольку весна в Массачусетсе выдалась холодная, то и взял что потеплее. Хаки у меня дома, в шкафу. Вот если бы попросил Брайса… — Да, знаю. Но я не хотел его впутывать. Чем больше его впутываешь, тем труднее ему держать язык за зубами, а уж раздуть из мухи слона он умеет. Устроил бы фэшн-шоу, и кончилось тем, что мне пришлось бы тащить пароходный кофр. — Ты собрал мои вещи до того, как ушел, — повторяю я. — А можно поточнее? Когда именно? — Когда в последний раз был в офисе. Не помню, то ли 14-го, то ли 15-го. Я тогда еще не знал, чем все обернется, когда я сюда приеду. Мы поворачиваем на US-17, ведущую на юг. В открытые окна рвется жаркий, как из духовки, воздух. — Думаю, все-то ты знал, — поправляю я. — И почему бы нам не поговорить начистоту? Я открываю бардачок, достаю салфетки, расстилаю их у себя на коленях и достаю завтрак из пакета, стоящего между сиденьями. — Признайся, что, когда ты вдруг, ни с того ни с сего, решил взять отпуск, ты уже знал, что поедешь сюда помогать Джейми. И ты знал, что скоро и я последую за тобой, не догадываясь об истинной причине поездки и не имея при себе ничего, кроме того, что на мне есть. — Я уже объяснял, почему ты не должна была ничего знать заранее. — Да, объяснял. И ты, конечно, уверен, что правильно все рассудил, да вот только я твоей уверенности не разделяю. Более того, это не ты так рассудил. Это Джейми так рассудила. — За тобой ФБР шпионит, а тебе все равно, уж не знаю почему. — Не верю. А если и шпионят, то им, должно быть, уже надоело. Ладно, ты какой будешь? — Я рассматриваю теплые бисквиты в лоснящихся от масла желтых пакетах. — Они все одинаковые, кроме твоих.