Она остановилась напротив калитки, но не вышла. — Помогите же, говорю. Вы не оглохли, случаем? Он не двигался. Что это в его взгляде? Страх? Непонимание? Неверие. Руки Крыгина крепче сжали рукоять топора. — Не понимаю тебя, Наденька… — сказал он. — Откуда всё это взялось? Кто тебе рассказал? Это не Оксана… Сетчатый забор заскрипел от внезапного порыва ветра. Крыгин весь как-то сгорбился, втянул голову в плечи. — Мне кажется, в этом мире слишком много злости, — пробормотал он. — Что? — Я думаю, если бы люди были добрее, то их не нужно было бы убивать, — сказал он громче. — Почему так происходит? Вот ты, Наденька, живешь здесь чуть больше двух недель, в маленьком поселке, о котором никто, кроме его жителей, и не знает даже. Население-то всего три с половиной тысячи. Почему этим людям не жить вместе, не любить друг друга? Зачем им злиться-то? — Вы о чем, Антон Александрович? Он поднял на Надю полный тоски взгляд: — К тебе каждый день приходят жители этого проклятого поселка. Они просят покалечить других, заставить кого-то влюбиться против воли, разлюбить, заболеть. Эта злоба витает здесь годами. Как ядовитое облако. А я, Наденька, поддерживал её, как мог. Злобу. Питал Оксану силой, устранял конкурентов, делал всю черную работу. Держал в подвалах людей. Выкачивал кровь. Убивал. Думаешь, мне это нравилось? Думаешь, так легко любить против своей воли? Может быть, пора заканчивать? — Закончите, — осторожно сказала Надя. — Прямо сейчас. — Я не могу, — простонал Крыгин, и она поняла, что действительно не может. Не в его силах. Он обычный человек, оказавшийся в ловушке. Сошедший с ума из-за давящих на него обстоятельств. Крыгин неожиданно прыгнул вперед, схватил Надю за руки и с силой дернул на себя, увлекая через калитку. Обмерзшие Надины ноги подвернулись, она начала падать лицом в снег и только и успела выставить вперед ладони. В районе запястий болезненно хрустнуло. Лицо обожгла ледяная корка земли. Крыгин схватил её за волосы и развернул. Уселся сверху, прижав коленями её руки. Перехватил левой рукой топор. Глаза холодно блестели в темноте. Волосы растрепались. Крыгин склонился над Надей и сорвал маску со своего лица окончательно. — Я сначала долго заблуждался, — прошипел он, брызжа слюной. — Я думал, что моя любовь искренняя, надёжная. А потом случилось разочарование. Знаешь, что происходит, когда человек разочаровывается в любви? Откуда тебе… Вы с Грибовым не любили никогда. Так, баловались, назло твоей матери. — Крыгин склонился ближе, и Надя почувствовала его острое и терпкое дыхание. — Хочешь скажу самое интересное? Я прекрасно знал, что Оксана использует меня. Пил её зелье. Продолжал любить. Потому что иначе никак. Потому что если не любить никого, то вот отсюда, из души, выплеснется злоба. Надя прохрипела, перебивая: — Она и так у вас выплескивается, верно? — Верно, — улыбнулся он. — Если позволишь, я убью тебя. Мне всё равно откуда ты вдруг узнала, что происходит, зачем ты стояла на этом самопальном кладбище и что здесь вынюхивала, но мне проще тебя убить, чем пытаться переубедить. Пусть будет так. Разобьём фамильный заговор, дело с концом. Крыгин вытер тыльной стороной ладони тонкие влажные губы, покрепче взялся за топор и замахнулся. Надя зажмурилась. Она почувствовала вдруг удар — но это был не удар топора. Что-то тяжелое налетело на Крыгина и сшибло его с Нади. Она открыла глаза, различила сначала чей-то свитер, джинсы. Потом увидела, что это Грибов — странно одетый Грибов, в кровавых подтёках, с разбитым лицом, босой. Он навалился на Крыгина и жёстко, хлёстко бил того по лицу кулаками. Голова Крыгина болталась из стороны в сторону. — Артём! — Надя вскочила, ощущая, как рвутся мышцы, как лопается что-то внутри, тошнота подкатывает к горлу, а глаза темнеют. — Артём, господи! Откуда ты здесь? Крыгин, задыхаясь, схватил Грибова одной рукой за подбородок, второй же рукой сильно, с размаха, ударил. Грибов странно дёрнулся, начал заваливаться на бок, будто потерял сознание. — Бить надо уметь, дурачок, — сипло прохрипел Крыгин, сваливая Грибова в снег. — Не дрался что ли никогда? Он повертел головой. Обронённый топор лежал в полуметре, почти у Надиных ног. Она тоже сообразила, что вот он — рядом, нужно только схватить. — Подожди, с-сука! — Крыгин прыгнул к топору, но Надя, сама того не ожидая, что есть силы ударила его пяткой по разбитому лицу. В коленке вспыхнула боль — ещё одна в калейдоскопе боли. Крыгин охнул и упал на спину. Плащ распахнулся, по снегу вокруг рассыпались карты. Ветер тотчас подхватил их и закружил вихрем в черноте ночи. Пиковые дамы, шестерки крестей, тузы, короли, двойки… К Надиным ногам упала карта — червовый валет. Ухмыляющаяся скотина! Надя наступила на него и вдавила в снег. Ярость выплеснулась вместе с нечеловеческим глухим рычанием. Где-то внутри проснулся и заворочался древний зверь, передающийся ведьмам её поколения по наследству. Надя обхватила пальцами теплое топорище, подняла, ощущая массивную тяжесть, как подтверждение серьезных намерений того, кто берет этот топор. — Наденька, милая! — пробормотал Крыгин, пытаясь подняться. Ветер рвал на нём плащ, длинные полы путались в ногах. Нижняя губа Крыгина была разбита, кровь текла по подбородку. — Не делай глупостей, умоляю! Тебя посадят! Кто угодно скажет, что ты сошла с ума! Сколько же притворства было в его голосе, сколько противного и скользкого подобострастия. Крыгин и правда думал, что сработает. Он в это верил. Надя перевела взгляд на бывшего. Грибов лежала без сознания, раскинув руки и ноги. Лицо его было в крови, на веках скопились тающие снежинки. — Иди к черту! — пробормотала Надя, замахнулась и что есть силы опустила топор на Крыгина. Удар пришелся в плечо. Лезвие с хрустом сломало кость и погрузилось в плоть. Крыгин заорал, выпучив глаза. Заорал так, что, наверное, разбудил половину поселка. Надя выдернула топор, но не смогла замахнуться вновь — не хватило сил — и уронила его. Лезвие зазвенело по льду. Крыгин, продолжал орать, размахивая здоровой рукой. Кровь хлынула фонтаном, превратив задний двор в море крови. Надя медленно обошла человека из администрации, схватила за воротник пальто и потащила в сторону открытой калитки. Какой же он был тяжелый! Крыгин не сопротивлялся, крик ослаб, из горла вырывались тихие кашляющие стоны. Взвыл ветер. Задрожала сетка-рабица. Показалось, что тьма сгустилась невероятно. На льду оставалась неровная, дрожащая полоска крови. Каждый шаг давался Наде с трудом. Боль в ногах сложно было контролировать. Еще один шаг. Второй. Третий. Надя зашла за калитку и невероятным, на грани сил, рывком втащила Крыгина в чужой двор наполовину. В это же мгновение она поняла, что Крыгин двигается сам. Кто-то тащит его дальше. Кто-то невидимый. А потом вокруг него разом возникли и обрели человеческие формы тени. Множество теней. Души убитых и сожженных ведьм. Беспокойные, торопливые, жаждущие мести. Среди них выделялась одна — хрупкая девчонка с длинными волосами, в современной одежде. Надя узнала её — Маша, которая избила её дочь. Та, из-за которой Наташа сейчас лежала в больнице. — Ты здесь? — невольно вырвалось у Нади. — Простите, — ответила девушка. Губы её не двигались. — Я постаралась всё исправить. Мы в расчёте, да? Надя кивнула, хотя ещё не до конца поняла смысл сказанного. Ведьмы столпились вокруг Крыгина, тянули в его сторону руки, шептали что-то, посмеивались. Крыгин закричал снова, пытаясь встать, но ведьмы прижали его к земле, растянули, словно на распятии — руки и ноги в разные стороны. Кто-то придавил его голову. Раздался хруст рвущейся одежды. Тени срывали с Крыгина плащ, рубашку, брюки. Ветер подхватывал рваные клочья и швырял в стороны, вперемешку с игральными картами, которые кружились тут же. Надя опёрлась в металлическую перекладину забора. Ноги подкашивались от накатившей усталости, но она не могла уйти, не могла оторвать взгляда от того, что происходило. Спустя минуту Крыгин оказался абсолютно голый, распластанный по снегу, с огромной раной на плече, из которой всё ещё шла кровь. Кожа Крыгина казалась бледно-желтой, было видно, какое у него старческое, изношенное тело. Как только последний клок одежды был сорван, тени разом взвились к небу, закружились вокруг, подобные стае перепуганного воронья, и вдруг резко обрушились всей своей черной массой на Крыгина, подмяв его и окутав тьмой. Крик взвился на высокой ноте, а затем сорвался на хрип и прервался. В наступившей тишине было слышно, как звонко хрустят ломаемые кости. Одна за другой. Из шевелящегося сгустка тьмы неожиданно вышла Наташа. Она была не живая, а нарисованная. Отличный графический рисунок, чуть дрожащий, выдающий неестественность лишь несколькими выделяющимися линиями. Невероятное зрелище. — Я спасла тебя? — прохрипела Надя. Ты нас всех спасла, — ответила Наташа в ее голове, не раскрывая рта. — Больше не будет убийств, а умершие женщины на этом кладбище, наконец, обретут покой. — Ты вернешься к нам? Это главное, что надо было узнать. Она смотрела в нарисованные глаза дочери и понимала, что не хочет услышать ответа. — Ты вернёшься! Может быть. Этого пока никто не знает, правда. Но я очень постараюсь. А ты займись папой. Люблю вас! Наташа развернулась и вошла обратно в дрожащую, колыхающуюся тьму. Растворилась в ней. Хруст костей прекратился. Клубок черноты перестал шевелиться и начал расползаться по снегу, становясь похожим на ночной туман. Хлопья растворялись, не оставляя следов. Прошло несколько минут, и перед Надей снова раскинулся соседский огород, укрытый сугробами, с торчащими деревцами и кустарниками. На месте Крыгина валялось что-то отдаленно напоминающее разодранное пальто. Ни крови, ни тела, ни следов не осталось. Надя закрыла калитку и подковыляла к Грибову. Он уже очнулся, сидел и растирал лицо снегом. — Ты в порядке? — спросила Надя, присаживаясь перед ним на корточки. — Надо научиться драться, — хмыкнул Грибов. — Нет, я серьёзно. Одним ударом меня свалил. А если ещё случится что-нибудь похожее? Как мне вас защищать? Определённо, пойду на какое-нибудь тхэквандо или, там, на бокс. Пусть научат. Сейчас возраст не проблема, молодой ещё… Он бормотал что-то ещё, когда Надя обняла его, прижалась к щеке и громко, навзрыд расплакалась. От Грибова пахло смертью, кровью, но сквозь эти запахи пробивались и другие — родные, позабытые. Наде захотелось их вернуть, чтобы они остались в её жизни навсегда. — Не реви, — сказал он, поглаживая Надю между лопаток. — Мне кажется, хуже уже не будет. — Мне тоже кажется, — ответила она, всхлипывая. — Но всё равно надо нареветься, понимаешь? Это помогает. Грибов не ответил. Сквозь слёзы она заметила какое-то движение, увидела тени, расползающиеся с обратной стороны забора. Кто-то ходил на улице под фонарём. Заглядывал через забор во двор.