— Это была вынужденная мера, — пробормотал Грибов, почувствовав острое желание оправдаться. — Надя сводила меня с ума. Вы её не знаете… — О, я-то как раз её прекрасно знаю. Очень предсказуемая женщина. — Это не так. — А ты заступаешься? Благородный бывший? Любишь её, да? Всё ещё любишь? Что-то всколыхнулось в нём. Остатки чёрной любви — жидкости из пиалы. — Она у меня хорошая, — сказал Грибов. — На самом деле. Но я это не сразу понял… — Да, да. Так и есть. Все мужики говорят одно и тоже, — Оксана продолжала улыбаться. — Ты убил моего друга, да? Он пришёл дать тебе зелье любви, а ты убил его? — Он сам виноват. Угрожал. Её взгляд скользнул в сторону, всего лишь на секунду, Грибов проследил за ним и увидел сотовый телефон, лежащий на углу стола. Чтобы взять его, Оксане нужно было обогнуть Грибова. А без телефона она не могла позвать на помощь. Грибов понял: её улыбка и расслабленная поза — это попытка скрыть страх. Никто не ожидал, что он выкарабкается. А у него в руках нож, в одной из комнат труп, Крыгина нет в доме. Только Оксана и безумный человек в окровавленном свитере. Роли мгновенно поменялись. — Кто ты такая? — спросил он, больше не пряча нож. Даже больше — покрутил его в кулаке, ловя отражение лампового света капельками крови на лезвии. — Расскажи мне всё, интересно. Откуда взялась? Что здесь делаешь? Это ведь вы с мужем убили Зою Эльдровну, да? Голоса в голове утверждали, что так и есть. Как и сотню других ведьм со всей округи. Голоса шептали: убей её тоже, заслужила. Но Грибов должен был убедиться сам. Уголки губ Оксаны дрогнули. — Хочешь услышать историю? — спросила она негромко. — Похвально. Возможно, ты станешь нашим новым слугой. Это если повезёт. Но скорее всего Крыгин отрубит тебе голову. Вжух по шее — и дело с концом. Как он это делает с приблудными ведьмами. Ты ведь видел, правда? Понимаешь, о чём я? — Вы убили Зою Эльдаровну и Цыгана? — повторил Грибов. Оксана осеклась, снова посмотрела на телефон, потом на портреты и фотографии на стене. Грибов чувствовал её внутреннее напряжение, хаос мыслей. И ещё страх. От осознания того, что его кто-то боится, Грибов почувствовал смелость и азарт. Будто он вышел на охоту (хотя, признаться, никогда бы в жизни не пошёл охотиться), и засёк какого-нибудь безобидного кролика, которого мог запросто убить. — Это галерея моих родственниц, — начала Оксана негромко. — Лучшие представители, заслужившие право быть бессмертными. Знаешь, что делает людей истинно бессмертными? Память о них. Кто не забыт — тот не исчез. Старая и в чём-то банальная истина. Но так и есть. Мы всегда стремились к бессмертию, продолжали род, тянули воспоминания из глубин веков. Раз за разом. От одного портрета к другому. Видишь, я тоже тут? Жаль, что это последнее фото в нашей галерее. — Почему? Оксана вздохнула. — Мы настоящие ведьмы, — сказала она. — Из глубин времён, обладающие теми силами, о которых твоей Наде или Зое было только мечтать. Бабушка так говорила. А схема наша проста: влюбляем в себя людей из какого-нибудь знатного, богатого рода. Заставляем жениться. Управляем человеком. Рожаем от него ребенка — обязательно девочку — и продолжаем род, передавая по наследству всё, что было накоплено за многие столетия. Как-то так. Просто? Да, мой дорогой, просто. Весь секрет в зелье, которое ты попробовал несколько раз. Древнее, таинственное, убийственное по своей силе. Только я знаю секрет его приготовления. Оно тоже из глубин памяти, из галереи. Моя дальняя родственница создала его и передала рецепт по наследству, обязав свою дочь строго следовать нашему родственному пути к бессмертию. Каждый устраивает свою жизнь, как умеет, понимаешь? У кого-то на роду написано просиживать штаны в бизнес-центре. Кто-то всю жизнь купается в деньгах, потому что получил их по наследству. А кто-то ищет себе любовь всей жизни и потом — продолжает род. Мы как дерево: одна оболочка — одна жизнь. — Колдовство. — Ты же не веришь в колдовство, забыл? Легко было так говорить, пока не увидел своими глазами. Грибов мотнул головой, прислушиваясь к мыслям, к теням. — Так почему ты последняя в галерее? Детей нет? — И не будет. Тёща твоя постаралась. Отомстила, знаешь ли. Рассказать? — Тянешь время, да? Супруг твой ушёл куда-то. Ты одна. Ждешь, когда он вернётся и вступится? Он, наверное, будет бесстрашен и отчаянный. Я помню ощущения от зелья… это… состояние. Всё ради любви. — Знаешь, что мне нужно было? — спросила Оксана. — Всего лишь две вещи. Чтобы никто не лез в мою жизнь. И чтобы у меня были нужные ингредиенты для зелья. Оно, знаешь ли, не вечно действует. Выходит из организма. Нужно подкреплять. Я не просила многого. Мне нужен был всего лишь подходящий суженый, с авторитетом и при деньгах. Крыгин идеальный вариант, согласись. И ещё мне нужна была кровь ведьм. — Что, прости? — Для зелья. Ведьмина кровь. Желательно свежая, не застоявшаяся. Я сюда, в Шишково, припёрлась, как дура, именно потому, что меня мама учила — в посёлках ведьм много. Кто-то знает о своём даре, кто-то не догадывается. Парочку можно отловить, ну и при нужной сноровке, если подготовить всё хорошенько, можно их кровь долго использовать. Несколько лет. В висках у Грибова болезненно кольнуло. Он моргнул — и в мгновение темноты перед глазами увидел ту девушку в снегу, окровавленную, ещё живую. Одну из ведьм. — Ты их убивала? — Во-первых, не я, — ответила Оксана, аккуратно снимая полотенце с влажных волос. — Во-вторых, зачем же убивать. Я говорю — можно использовать несколько лет. Сажаешь молоденькую ведьмочку на цепь в подвале, кормишь её, поишь, все дела. Другой разговор, что не все ведьмы годились. У кого-то кровь была слабая, жиденькая, никакого толку. Помню, девчонку двадцатилетнюю выжали досуха, литра четыре, а силы хватило на два месяца. А у одной старушки достаточно было рюмочку нацедить — на целый квартал хватало. Жаль, подохла от стресса… Всего-то мне это и надо было — ведьмы и любовь. Крыгина нашла, думала и с ведьмами разберусь, а тут твоя Зоя Эльдаровна объявилась. Древний заговор, все дела. Крыгин любил её без памяти, как родную. Тут уж мне не по силам было перебить сразу. Пришлось затаиться, выжидать… — И вы заключили договор. — Ага. Пакт о ненападении. Ну, знаешь, когда патовая ситуация и оба отступают. Потом я Зою подсадила на крючок — заставила ловить мне ведьмочек. А она в ответ подсадила на крючок меня — лишила потомства. Был у неё какой-то фокус, мол, пока живая будет, может мне вернуть способность рожать. Чтобы я её, значит, не укокошила раньше времени. Ну а что было потом сам знаешь. Не удержалась. Попросила нашего общего друга, сутулого. Думаю, Надя посговорчивей будет. Пусть они там с Крыгиным свой древний заговор продолжают, а мне зато никто больше ставить палки в колёса не будет. Кроме тебя, наверное… — Оксана вздохнула, уронила полотенце на пол. Следом незаметно упал халат, и Грибов понял, что Оксана стоит перед ним совершенно и постыдно голая. Её кожа блестела от влаги. Маленькие груди с тёмно-бордовыми сосками торчали в разные стороны. От гладко выбритого лобка вверх тянулся кривой шрам, обрывающийся чуть выше пупка. Оксана была некрасивая, и тело её тоже было некрасивое, непропорциональное. — Я бы придушила тебя сразу же. Схватила бы за горло, села бы сверху и душила бы, душила, пока у тебя не посинели бы щеки и не вывалился бы язык, — Оксана заговорила негромко и монотонно, водя длинными пальцами по своим выступающим рёбрам, по животу, по груди, шее. Ладони опустились на шрам, и Грибов вдруг увидел, как белая неровная полоска наливается густой краснотой, кожа начинает лопаться и расходиться в стороны. — А потом знаешь, что бы я сделала? Я выдавила бы тебе глаза. О, это моё любимое. Погружаешь пальцы в глазницы и давишь. Глаза вкатываются внутрь, мышцы рвутся, кровь течет, а потом — бульк — как будто уронил яйцо в воду. Глаза проваливаются внутрь черепной коробки. Мне всегда было интересно, видит ли человек ими собственный мозг. Хотя бы какое-то мгновение. Она погрузила пальцы в шрам и резким движением разорвала на себе кожу от пупка до шеи. Брызнула кровь, но не красная, а сливового цвета с яркими жёлтыми крапинками. Грибов отшатнулся в ужасе, чувствуя подкатывающую тошноту. А Оксана продолжала рвать кожу, сдирать с себя лоскуты, разбрасывать их, окровавленные, по комнате. Под этой её кожей обнаружилась другая — морщинистая, старая, изношенная. Это была кожа глубокой старухи. — Бессмертие, помнишь? — спросила Оксана с усмешкой. Её молодое лицо не подходило этому новому телу. Ладони размазывали кровь по набрякшей груди, складкам на животе, по торчащим угловатым бёдрам. — Бессмертие просто так не даётся. Вон оно я, в первой ипостаси, на первом же портрете. Где-то там, по десятками слоёв постаревшей плоти. Могу разодрать дальше, если хочешь. Углубимся в прошлое, выудим ведьмину силу из самого нутра. Она заговаривала зубы. Отвлекала. Это Грибов понял слишком поздно. Оксана неожиданно резко прыгнула к столу. Перехватила кисть Грибова, болезненно, до хруста, вывернула. Сил в этом монстре оказалось много. Грибов вскрикнул и разжал пальцы — нож с глухим стуком упал на ковер. Второй рукой Оксана наотмашь ударила Грибова по лицу, раздирая ногтями кожу. Зубы клацнули, Грибов почувствовал на губах кровь. Следующий удар повалил его на пол. Ноги подкосились. Оксана прыгнула сверху, била, била, не останавливаясь. От неё пахло кровью, гнилью, грязью. Перед глазами заметались тени. — Ну вот так люди и умирают, — говорила Оксана, нанося один удар за другим. Что-то хрустнуло в районе рёбер. Сразу стало трудно дышать. — Знаешь, я не любительница насилия. Я вообще интроверт. Лишь бы меня никто не трогал. Надеюсь, мы быстро закончим со всем, и будем жить долго и счастливо. БАМ! —… найдём Наде нового мужика, нормального. Чтоб по дому помогал, любил её без всякого зелья. БАМ! —… а там, глядишь, сутулого заменит. Будет с моим Крыгиным мотаться, ведьм искать. Её влажные волосы хлестали Грибова по лицу. Он всё же умудрился перехватить одну её руку. Второй рукой ударил куда-то в область груди, погрузился кулаком во влажное, склизкое. —… я же говорю, выдавлю глаза! — пропыхтела Оксана (хотя, как она, к чёрту, Оксана? Монстр!). — Смотри на меня, Грибов! Смотри и умирай! Она потянула руки к его глазам, а Грибов, не понимая, что делает, на каком-то инстинктивном уровне, что есть силы вцепился зубами в тонкие Оксанины пальцы. Хрустнуло под зубами кольцо. Из глаз Грибова хлынула темнота, забытые голоса рванулись наружу. Дай нам поймать её! Не отпускай! Не упустить! Давай же, ну! Оксана завопила. — Твою мать! Твою мать! Твоютвоютвою! Она отпустила Грибова, бешено размахивая руками, упала на пол, закрутилась волчком, оставляя кровавые и блестящие следы на паркете. Грибов почувствовал, что ему нечем дышать. Сплюнул кольцо вместе со сгустком крови. Разболелись зубы, к глазам прилип кровавый туман. — Что ты сделал?! Что ты, блядь, сделал?! Зачем ты их сюда притащил? Оксана вскочила, продолжая размахивать руками, и вдруг перешла с человеческой речи на несвязные громкие звуки. То были хрипы, подвывания, шакалий смех, блеяние козы, писк, стоны. Она отбежала к стене, на которой висели портреты. Грибов видел, что с дряблого тела всё ещё отслаиваются куски кожи и тянутся за ней следом. Лицо тоже постарело: щёки обвисли, нос заострился, набухли мешки под глазами. И ещё волосы — они стали совершенно седыми, до синевы. — Ух, я сейчас! — завопила Оксана, взмахивая руками. От неё в стороны разлетелись тени. Дыхнуло жаром. Оксана, присев на корточки, выгнув спину, снова принялась исторгать из себя страшные громкие звуки. Заклинания! Проклятия! Что бы это ни было, тени явно не могли с ней справиться. В голове шумело, кожу пекло, а правый глаз стремительно заплывал. Грибов встал на четвереньки — как мог — пополз к дверям. Прихватил валяющийся на полу нож. — Ты куда это собрался?! — заорала Оксана, отвлёкшись. — Я ещё не выдавила глаза, слышишь? Я ещё не закончила! Она визгливо захохотала, и Грибов понял, как же он ошибался всё это время. Оксана контролировала ситуацию. Только она. Не было времени оглядываться. Грибов выбрался в коридор. Теперь куда? Налево, к детской, там окно! — Постой, Грибов! Подожди!