Маша почесала запястье, густо покрывшееся мелкими красными точками. − И что делать дальше? Дотрагиваться до каждой новой вещи? А если тут всех убили? Всех-всех вокруг? Как тебе такое? Она зло схватилась за край джинсов, свисающих с коробки на уровне головы и… Ольга Дмитриевна, потомственная гадалка, недавно купила квартиру в ипотеку во Всеволожске. Небольшая такая квартирка, однокомнатная, на солнечной стороне. Возле новостройки отличный парк, где можно было гулять вечерами, до самого заката. В тот день Ольга Дмитриевна припозднилась, потому что увидела кусты черники и просто не могла пройти мимо. Пока она собирала ягоды, стемнело. Когда Ольга Дмитриевна вышла на асфальтированную тропинку, кто-то преградил ей путь. Неизвестный толкнул женщину в грудь. Она не удержалась и упала, а человек насел на неё сверху, придавил к земле, начал бить чем-то тяжелым, металлическим. Ольга Дмитриевна потеряла сознание и пришла в себя только один раз, когда почувствовала, как что-то острое и плоское входит в ее правый глаз. Тогда-то она и умерла. …поняла, что лежит на холодном полу подвала. Лампочка раскачивалась, превращая тени вокруг в бушующие волны. Джинсы, вытянутые из коробки, валялись рядом. Большие такие, синие джинсы, давно изношенные, предназначенные для прогулок, загнутые внизу. Ольга Дмитриевна купила их в девяностых и бережно носила много-много лет. Маша неосознанно расчёсывала тело, впивалась ногтями в зудящую кожу. Боль физическая накладывалась на другую боль — от увиденного. − Херня какая-то, − пробормотала Маша, с трудом ворочая языком. Образы в голове давили. — Что происходит? Мы точно должны находиться здесь? Мне нужно больше информации, — голос Наташи был уставший и грустный. Голос не шестнадцатилетней девочки, а женщины, у которой за плечами столько же лет жизни, как и у этих проклятых джинсов. — Иначе всё, что мы делаем не принесет пользы. Мы никого не сможем остановить. − Как-то не ощущаю солидарности… У меня своих проблем, знаешь ли… Твои проблемы теперь и мои проблемы тоже. Подумай, что будет, если тебя найдут здесь. − Сутулый? И он тоже. И человек из администрации. Много кто обладает знаниями. Наташа замолчала, а Маша села на полу, поджала колени, всё продолжая чесаться, чесаться, чесаться. Проклятый зуд. Откуда он? За что? Как найдешь в себе силы продолжить — продолжим. По одной-две вещи из каждой коробки. Этого будет достаточно, мне кажется − Если ты не сложишь картинку из всех этих деталей, я тебя убью ещё раз, − мрачно пообещала Маша. Смешно. Очень смешно, правда. 2. Короткий вздох — кончиками пальцев коснуться одежды — выдох. Эту женщину подстерегли возле ночного ларька, где она покупала «Адреналин Раш». Без энергетика дрожали пальцы, а это было плохо для хорошего гадания. Ведьме с дрожащими пальцами не верили и мало платили. Неизвестный ударил её по затылку. Женщина вроде бы потеряла сознание, но некоторое время ощущала, как её тащат по земле, поднимают и куда-то кладут. Она пришла в себя, когда ей запихивали в рот что-то мягкое и влажное. Попыталась откусить неизвестному пальцы. Её ударили по щеке несколько раз. Хлесткие удары ладоней. Запах одеколона. Возбужденное сопение. Руки и ноги крепко связаны. Обрывки фраз. Старушечий голос: «А она точно из этих? Похожа на наркоманку». Потом лезвие ножниц в правый глаз, острый кончик зацепил что-то, от чего в голове распустился белый цветок и разом ударили тысячи церковных колоколов. Сдержать слезы — вздох — вытащить коробку — рукой в лохмотья — выдох. Совсем еще юная девочка, переехала с родителями под Питер из Москвы. Лет пятнадцать, ей, кажется. Однажды с подругами гадала с помощью зеркала и карт. Нагадала одной подруге суженого, блондинчика, из параллельного класса. А тот взял и признался ей в любви через месяц. Вот смеху-то было! Девочка возвращалась из школы через двор-колодец, чтобы срезать, и когда проходила через арку, её догнал неизвестный и ударил сзади по голове. Девочка хотела закричать, но ей зажали рот. Пальцы у неизвестного были влажные и холодные. Девочку подтащили к краю арки и несколько раз ударили головой о стену. Девочка услышала, как с хрустом ломается её собственный череп. А потом умерла. Не сдерживайся! Станет легче В груди зарождается дрожащий, истеричный плач, которому нельзя позволить выскользнуть наружу. Иначе он не даст больше дотрагиваться до вещей. Не даст видеть. Маша сдерживается, скрип зубами до боли. Нельзя плакать. Не в её это характере. Или всё-таки можно? Что плохого, блин, в обычном плаче? − Я справлюсь! Прерывистый вздох — черная юбка — пальцами сжать край — выдох. Смерти, смерти, смерти. Оборванные жизни, рваные воспоминания. Боль, хруст, визг, свист. Ножницы. Все это в банках. Нехорошие люди. Скопленное за десятилетия, аккуратно сложенное, забытое от греха подальше. До краев, все полки, коробки и ящики. Секреты десятков жизней. Откуда это здесь? Зачем? Для чего? Запах крови. Проломленные черепа. Собака, грызущая чей-то глаз. Вот он лопнул под кривыми желтыми зубами. Баба Ряба, о, баба Ряба. Ей так жаль. Топор и собачья голова. Надо зажарить яйцо до черноты, пусть Тобик съест, не подавится. А потом Тобику голову с плеч, ага, как в сказке. Череда прикосновений — воспоминания — этого уже не забыть. Темный силуэт, от которого пахнет острым одеколоном. Кажется, руки влажные и холодные. Волосы растрепались. Жертвы видят его, но не видят лица. Только запахи, образы, домыслы. Высокий, сутулый, страшный. Возникает из ниоткуда. У него нюх на ведьм. Да, точно. Он их вынюхивает, а потом убивает. Вернее, приводит к бабе Рябе. А она уже… Божий одуванчик. Зачем убивала? Надо ли оправдывать убийство? Наташа вздохнула: Это он! Вздох, сопли по подбородку — вытереть! — ещё одна коробка на полке. Девушка в ярком платьице, отлично убирала головную боль простым прикосновением. Нехороший человек пришел к ней в дом ночью, связал, перекинул через плечо, вынес на улицу и положил в багажник автомобиля. Девушку убили, а платье сняли уже с мертвого тела, принесли в подвал и швырнули в коробку. Конечно, чтобы забыть. Осколки лезвий брошены в банку. Глаза скормлены или сожжены до черноты и закопаны — где? На заднем дворе. Маша! Обнаженное мертвое тело. Тёмные синяки на бедрах, на шее. Желтоватая кожа. Волосы, рассыпавшиеся по пыльной земле. Всхлип. В голове будто не осталось ни одной родной мысли. Только воспоминания. Вязкие, как кисель и темные, как болото. − Это и есть картинки, которые ты постоянно видишь? Жуткая мозаика, скажу тебе. Она застыла с вытянутой рукой, едва не дотронулась до сгнившего наполовину кроссовка, по серой поверхности которого бешено мчался кругами паук, будто это был самый важный марафон в его жизни. Остановись! − Что? Я говорю, не надо больше. Всё, я поняла! − Ну, наконец-то. Я чуть с ума не сошла. Навалилась тяжесть. Маша тяжело села на пол, вытянув ноги. Тут только сообразила, как сильно замерзла и устала. Изо рта шел пар. Хрипы из горла. Ужасно. И чесотка… Проклятая чесотка! Боюсь, у нас будет долгая ночь − Фраза, как будто из фильма. Посмотри на потолок. Видишь? Маша увидела. Зажатый проводом у пустого плафона висел белый лист с нарисованной дверью. Закрой глаза В тумане за закрытыми веками Наташа протянула руку. Маша представила, как берет её ладонь и тотчас ощутила теплоту пальцев. − Как у тебя это получается? Все дело в бабушкиных дверях, помнишь? − Хороший ответ. Главное, всё сразу объясняет. Первый шаг, второй, третий. Холод земли сменился шершавостью бетона, потом скрипом дощатого пола. Теплый воздух коснулся лица, в ноздри проникли уютные, домашние запахи, стремительно вытеснившие гниль, сырость подвала. Наташа шла в темноте, перебирая ногами, словно под ними тоже был пол. Интересно, что она видела в этой темноте? В какой мир угодила?