Бабушка Лида пропала девятнадцатого августа прошлого года. Сначала был звонок от мамы, что бабушка будет на Московском вокзале. Попросила встретить после школы. Теплый солнечный день на изломе лета. Это были последние теплые дни, после которых на несколько недель зарядил мелкий дождь, небо заволокло тучами, а солнце если и появлялось, то исключительно на пару мгновений, чтобы подмигнуть хитро и исчезнуть. Бабушка Лида приезжала раз в месяц, чтобы навестить внучку и дочку. С Олегом она принципиально не разговаривала — по крайней мере, Маша ни разу не видела, чтобы они беседовали друг с другом. Когда она приезжала, у Олега вдруг находились срочные дела, он задерживался на работе, уезжал в командировку или просто не приходил домой, пока бабушка не уезжала. Маша думала, что дело в ней. Олег не мог простить бабушке Лиде и дедушке Коле, что они заставили его жениться на маме. Когда те развелись, а у дедушки начались сложности, Олег сильно, мстительно радовался. В тот день, девятнадцатого августа, Олег никуда не уходил. Наверное, успел сильно напиться до того, как ему сообщили о приезде тещи. Поэтому он встретил её на пороге, похабно улыбаясь и почесывая живот. — Ваше место на кухне. — Цедил он сквозь зубы, когда бабушка прошла мимо, не поворачивая головы. Бабушка была ещё не старой. К тому же, модно одевалась, сама водила машину, в общем, Маша думала, что лучшей бабушки нет ни у кого на свете. Как-то раз, когда она была у бабушки в гостях, то слышала, как та разговаривает по телефону. Разговор шел о Маше. Бабушка спрашивала у невидимого собеседника, как скоро можно оформить лишение родительских прав и потом сделать опеку. «Говорю же, там целый рулон некомпетентности! Они оба пьют, курят, бьют ребёнка! Я сама видела у неё синяки! Не удивлюсь, если этот урод, прости господи, лапает мою внучку! Доказательства? Да хоть пачку» Опека — это когда ты живешь с человеком, которого любишь. Вот так она сказала. А потом через какое-то время приехала в гости. Маша крутилась вокруг бабушки на кухне, наблюдая, как она достает из пакета конфеты, банки с вареньем, солеными огурцами и грибами, достает кусок сыра, колбасу и еще небольшого размера сливочный торт в прозрачной упаковке. — Попьем чайку! — подмигивала бабушка. В кухню, пошатываясь, зашел Олег. — Весело тут у вас, — пробормотал он. В правой руке бутылка пива. — Можно присоединиться? — Может, сходишь и проспишься? — ответила бабушка сухо. — Перед дочкой в таком-то виде… Олег прижал указательный палец к губам: — Цыц, старая, — буркнул он, тихонько посмеиваясь. — Какая же она мне дочка? Ублюдок, выродок, вот и все. Знаешь, кого так называли в средневековье? Во-от. По глазам вижу, что знаешь. Так что не надо мне тут. — Ты бы рот прикрыл. — Не надо меня затыкать, — оборвал Олег. — Это моя квартира. Я её, между прочим, заработал. Ни у кого не отсасывал и не за красивые глаза. Вот этими, блядь, руками заработал! Поэтому если пришла ко мне, будь добра, старая, рот-то мне не затыкать. — А то что? — спросила бабушка. Олег склонил голову, словно размышляя. Его пошатывало. Маша застыла между ними, в растерянности, не зная, как реагировать и что делать. В груди трепетало испуганное сердце. — Папа… — Я тебе не папа! Маша глубоко вздохнула. Произнесла тихо: — Уйди, пожалуйста. Всего месяц назад бабушка говорила, что осенью заберёт Машу к себе. Ждать осталось немного. Осень была так близка. Это сейчас на улице светило солнце и под окном брызгали изумрудом кустарники. Еще чуть-чуть, листья осыплются, на календаре объявится сентябрь, и бабушка приедет не просто так, а чтобы забрать Машу к себе. Навсегда. Туда, где любят. Наверное, осознание скорого счастья и лишило ее осторожности, страха. Заставило на мгновение подумать, что она немного взрослее, чем на самом деле. — Что ты сказала? — голос Олега вдруг сделался тихим и ровным. Маша не почувствовала в нем угрозу. Решила, что под боком у бабушки может себе позволить немного больше, чем обычно. — Я попросила тебя уйти. Мы можем побыть с бабушкой вдвоем? Как же хотелось выглядеть взрослой. Показать, что всё в порядке. Она контролирует ситуацию. Как в школе, где успешно командовала недалекими подругами. Олег шевельнул головой, облизал потрескавшиеся губы, сделал шаг вперед и сильно, наотмашь ударил Машу по лицу ладонью. В ушах зазвенело. Маша отступила, теряя равновесие, схватилась рукой за угол стола. Перед глазами замелькали темные пятна. — Ты что, совсем попутала, сука? — взорвался Олег, ударил ее снова, еще сильнее. Что-то в шее болезненно хрустнуло, голова заболталась, словно у тряпичной куклы. — Ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь? Ты вообще сечёшь или нет?.. Удар! Заболели зубы. Дернулась голова. Маша вдруг поняла, что падает. Пальцы цеплялись за воздух. — Я тебе сейчас такой «уйди» устрою! И следом громкий, испуганный крик бабушки: — Олег! Прекрати! Прекрати немедленно! Ты с ума сошел?! Маша ударилась затылком о кафельный пол. Зубы клацнули друг о дружку. Рот наполнился густой соленой жидкостью. Сквозь мелькавшие перед глазами пятна Маша увидела Олега. Он замахнулся бутылкой с пивом и ударил бабушку по голове. Крик бабушки оборвался. Олег поднимал и опускал бутылку несколько раз. Лицо его, шея и руки покрылись мелкими красными каплями. Бабушка тяжело упала на пол рядом с Машей. Бабушкино лицо: прикрытые глаза, разбитые в кровь губы, красные дорожки, бегущие по лбу и щекам. И следом — БАМ — тупой конец бутылки пришелся бабушке по щеке и по нижней челюсти. Между губ хлынул густой темный поток крови. А потом стало невероятно больно! Это Олег схватил Машу за волосы и рывком поднял на колени: — Смотри! Смотри, что ты натворила! Я говорил не лезть! Не надо было строить из себя взрослую! Бабушка лежала на спине, раскинув руки, вся в крови. Сколько крови вокруг! Угол стола тоже весь в крови. И Олег, похожий на маньяка из фильмов ужасов — на окровавленном лице белели выпяченные, лихорадочно бегающие глаза. — Я… не… — Мелюзга паршивая. Не разевай рот, когда тебя не просят! — Олег тяжело плюхнулся на стул, взял сигарету, спички — сломал несколько штук дрожащими пальцами, прежде чем зажег. Закурил. — Видишь, что бывает, когда дети перестают уважать взрослых. Непонятно было, говорит ли он о себе и о бабушке, или о себе и Маше. Но девочка предпочла не уточнять. Болели зубы. Олег докурил в тишине, поглядывая то на окно, то на бабушку. Сквозь форточку врывался теплый летний ветерок, вперемешку с детским смехом на площадке у подъезда. — Вали нахер умываться и в свою комнату! Живо! Еще одна затрещина, от которой потемнело в глазах. Маша на негнущихся ногах прошла в ванную. Голова кружилась. Перед глазами мелькали темные пятнышки. Только теперь к ним прибавились и другие пятнышки — кровавые. Она долго умывалась. Казалось, на лице, за ушами, на кончике подбородка остаются капли крови. Когда вышла из ванной, увидела, что Олег стоит на табуретке и копошится в навесной антресоли. Он достал оттуда старую ножовку, присматривался, чуть щурясь, словно пытался на глаз определить, подойдет этот инструмент для дела или нет. Потом удовлетворенно кивнул, слез с табуретки и посмотрел на Машу. Руки у него тоже были в крови. Противно пахло смесью табачного дыма и кислого перегара. — Если ты хоть кому-нибудь об этом расскажешь, — мягко сказал Олег, — то я же тебя все равно достану. Откуда угодно. И потом — вжик. Олег резко провел ножовкой по воздуху. — Брысь в комнату и не высовывайся! Она убежала так быстро, как могла. Потом долго стояла с обратной стороны двери, прислушиваясь. До нее доносился тот самый звук, который будет потом возникать в голове после каждого ночного кошмара. Вжик — резкий и быстрый — вжик — тяжелый, с хрустом. Шипела вода в ванной. Что-то шлепало по полу, словно Олег бросал на влажный линолеум куски сырого мяса. Спустя пару часов он куда-то ушел, оставив Машу один на один с тягучей страшной тишиной. Пришла мама, которая по-хорошему должна была тут же завопить от ужаса и отвращения. Но ничего такого не произошло. Тогда Маша вышла из комнаты и увидела, что кухня прибрана, пол вымыт, и нигде — совершенно — не было крови. Ни капельки. Только недопитая бутылка с пивом стояла на краю стола. Бабушка исчезла. В мусорном ведре лежала пустая упаковка от мусорных пакетов. Воздух был свеж и чист. — И где этот черт шляется? — проворчала мама, набирая в кастрюлю воды. Маша не смогла ничего ответить. Теплые вязкие слова застревали в горле. Олег вернулся поздно ночью, когда Маша уже легла в кровать. Она слышала, как в тишине щелкает замок и хлопает дверь. Олег раздевался шумно, долго топал, включал микроволновку. Маша, зарывшись в одеяло, ожидала, когда же откроется дверь, и Олег зайдет в ее комнату. В руке он будет держать ножовку. «Я отрежу тебе язык, — скажет он пьяным голосом. — Чтобы ты никогда не выдала наш общий секрет. Чтобы бы осталась навсегда в этом доме» Но он не пришел ни в эту ночь, ни в следующую. Зато много позже, когда затащил Машу в ванную и снова лез холодными пальцами в ее трусики, мял ее грудь, дышал в ухо, зашептал: