— Джордж, что вы об этом думаете? — спросила я. — Как считает ваша дочь? — У Дори были свои деньги. Она унаследовала их от отчима. Вероятно, вам известно, что мне деньги не нужны. — Простите. Но мне кажется, вы не ответили на мой вопрос. Джордж раздумывал несколько мгновений. У него был очень уставший, почти изможденный вид, на лице пролегли глубокие морщины. Казалось, он пытается подобрать нужные слова, но затем он распрямился и произнес: — Я готов принять любое желание Дори. Наша дочь считает так же. Она преуспевающий врач и, как и ее отец, может себе позволить потакать желаниям матери. Нам известно, что деньги, предназначенные для этой цели, будут на какое-то время заморожены и, если у вас все получится, пойдут на осуществление желаний Дори. Других наследников нет. Ева, расскажите Ларе подробности. — Серебряная шкатулка будет выставляться в Пекине, как я уже говорила, в аукционном доме, — минуточку, посмотрю в своих записях, — «Дом драгоценных сокровищ». Конечно, это перевод. По-китайски я не стала бы даже пытаться произнести. Но название прелестное, не правда ли? Давайте, чтобы было проще, называть его «Сокровища». Надеюсь, вы сможете попасть туда и приобрести шкатулку. Если вам не повезет, вы все равно получите гонорар за потраченное время, который, думаю, вас удовлетворит. Если же вам удастся купить шкатулку, вы получите вознаграждение в десять процентов от ее цены, которая, если я правильно поняла аукционную терминологию, включает и премию покупателя. — Верно, — ответила я. — Цену составляют высокая заявка, а также премия покупателя в десять процентов, плюс соответствующие налоги. Получится приличное вознаграждение. Вы уверены? — Дори ясно выразила свое желание. Она была совершенно уверена, что вы достанете для нее эти шкатулки, — ответила Ева, а Джордж кивнул. — Еще вопросы? — Я не говорю по-китайски. — Это поправимо. — Меня беспокоит и кое-что еще. Дори хотела, чтобы шкатулки вернулись в Китай. Эта шкатулка сейчас там. Так что… — Но она все еще может достаться частному коллекционеру, — заметила Ева. — Это не входило в намерения Дори. Я получила указания, что, как только будут найдены все три шкатулки, они должны отправиться в Сиань, а именно в исторический музей Шаньси в Сиане. — Я помню, она говорила об этом. Просто я не совсем понимаю, что происходит. Я хотела сказать, почему шкатулку сняли с продажи в Нью-Йорке до того, как она попала в аукционный блок? Думаю, тому есть много причин. Возможно, возник спор о законном хозяине шкатулки, и ее нельзя было продать, пока он не разрешится. Или кто-то оспаривал право владения и получил постановление суда остановить продажу. Возможно, за час до начала аукциона умер владелец. Аукционный дом не обязан был сообщать причину, что и произошло, — я просто размышляла вслух, но Джордж с Евой терпеливо слушали. — Но дело не в деньгах. Если продавец решил, основываясь на внешнем виде покупателей или даже ценах на предыдущие лоты, что не получит столько, сколько рассчитывал, или же ему не понравились претенденты, он мог забрать шкатулку. Однако денежный вопрос легко решить. Надо только установить резервную цену, ниже которой не продавать, и если никто не сможет предложить нужную сумму, сделка не состоится. Именно так они и поступили. Резервная цена составляла двести тысяч долларов, а предпродажная оценка — триста тысяч. Я оставила свою визитку и номер лота в аукционном доме, предложив триста пятьдесят тысяч, если продавец снова передумает и решит выставить шкатулку. Из аукционного дома мне не позвонили. Я решила, что, возможно, кто-то еще предложил более высокую цену, но если шкатулка снова появилась на рынке, значит, дело не в этом. Я спрашивала имя продавца, но в аукционном доме мне отказались его назвать, и это их право. Под «кем-то еще» я подразумевала Бертона Холдиманда. Он пытался удостовериться, что я не видела, как он оставил свою визитку в аукционном доме, и полагаю, он тоже сделал свое предложение, хотя мне бы ни за что в этом не признался. — Это имеет значение? — спросила Ева. — Шкатулка снова на рынке. У вас есть шанс ее купить. — Это имеет значение, если ее снова заберут. Будут потрачены деньги Дори, часть которых я и без того уже потратила. — Это же была не ваша вина, — перебил Джордж. — Мне кажется, вы слишком сильно переживаете по этому поводу. Нельзя сказать, что я полностью одобряю ее поведение, но Дори совсем не думала о расходах. Она могла себе это позволить. Ей нужно было получить шкатулку. Ее совесть чиста. — Полагаю, мое беспокойство безосновательно. Интересно, Бертону Холдиманду известно об аукционе? — Бертону Холдиманду? — переспросила Ева, а Джордж нахмурился и слегка ударил по подлокотнику кулаком. — Он тоже хочет получить эти шкатулки. — Парень из Коттингема! Тогда вам лучше поторопиться, — заметила Ева. — Я считаю, они поступили с Дори бессовестно. Судя по тому, что она рассказывала о своей так называемой отставке, мне кажется, что в отделе одобрения работают не очень серьезные люди. Я говорила, что она должна подать иск, и я с радостью буду представлять ее в суде, но она не захотела. Сказала, что если она им не нужна, то уйдет. Да, ей тогда уже было около шестидесяти, но все равно им следовало быть потактичнее. Я говорила ей, что она может найти лучшее место. Но Дори ответила, что деньги ей не нужны, что было правдой. Надо быть уверенными, что Коттингем не получит шкатулку Дори. А теперь о том, что мы можем сделать: у нашей фирмы есть представительство в Пекине, которым руководит наш старший партнер, находящийся там уже пять лет. Ее зовут Майра Тетфорд. Она работает с североамериканскими корпорациями, которые хотят вести дела в Китае, как почти все сегодня. Примета времени. Вот ее координаты. Она договорится, чтобы кто-нибудь встретил вас в аэропорту, если вы сообщите ей время прибытия, а также решит вопрос с проживанием. Она проследит за тем, чтобы вам перечислили деньги, и выделит переводчика. Кстати, Дори хотела, чтобы вы летели бизнес-классом. Скажите нам, что вы согласны, и мы всё устроим. Итак, вы согласны? — Прошу вас, — добавил Джордж. — Я буду вам очень признателен. — Я согласна. — Как насчет того, чтобы уехать из города? — спросила я Роба примерно час спустя. — Снова стать собой на несколько дней подальше от плохих парней. — Хорошо, — ответил он. Энтузиазма в его голосе я не слышала. — Я должна лететь в Пекин. И я рассказала Робу о проекте Дори. — В Пекин… А я хочу лететь в Пекин? — Вероятно, нет. Но ты хочешь лететь на Тайвань. — Дженнифер! — Впервые за месяц его лицо просияло. — Отличная мысль! Она и тебя хотела бы увидеть. — Увидит, как только я закончу дела в Пекине. Разве не прекрасно провести немного времени вдвоем, только отец с дочерью? — под этими словами я подразумевала, что мы с Робом слишком много времени находимся вместе в одной комнате, и, несмотря на его разговоры о нашей женитьбе, слишком тесное общение заметно ухудшило наши взаимоотношения. Конечно, нашу ситуацию нельзя было назвать честной проверкой, поскольку при обычных обстоятельствах Роб весь день был бы на работе, а не сидел в крохотной, не принадлежащей нам квартирке, с каждой минутой все больше впадая в уныние. Однако нам не повредит расстаться на некоторое время. Впрочем, ничего этого я не сказала. Однако от Роба почти ничто не ускользает. — Ты немного устала от присутствия безрадостного Герба Крана, — заметил он. — Тебе кажется, что это похоже на жизнь в клетке со львом. — Без комментариев. Пока ты обещаешь не говорить, что Чарлин Кран тоже нельзя назвать примером для подражания в качестве идеальной соседки по комнате. — Идет! — рассмеялся Роб. Мне было приятно это слышать. Следующие десять дней прошли в суматохе. Надо было получить визы, собрать вещи, кое-что купить, поскольку нам нельзя было вернуться домой за нужными вещами. К счастью, мы оба захватили свои паспорта. Только к вечеру я осознала всю чудовищность того, что мне предстояло сделать. Я рухнула на кровать рядом с чемоданом. — Я не уверена. — Что тебя тревожит? — спросил Роб. — Не знаю. — Не может быть. Мы почти не разговаривали, хотя провели вместе больше времени, чем обычно, но давай попробуем. Ты плохо спала и вела себя немного странно. Это на тебя не похоже. Обычно ты с нетерпением ожидаешь поездок. Поговори со мной. — Я не уверена, стоит ли возвращаться в Китай. Я была там двадцать лет назад. Мне понравились люди, понравились достопримечательности, но однажды я попала в деревню и увидела, насколько бедны и угнетены жители. Я видела страшные последствия «культурной революции», все еще оказывающие влияние на людей годы спустя, а потом меня до глубины души поразила бойня на площади Тяньаньмынь. Я думала, что, возможно, некоторые из молодых людей, которых я знала, были ранены или убиты. — Думаю, с тех пор многое изменилось. Тебе надо поехать и убедиться самой. — Верно. Но меня все равно терзают смутные предчувствия. Не знаю, как вести себя на аукционе в Пекине, особенно на китайском. — Это я понимаю. Но ведь тебе помогут с переводчиком. Адвокат в Пекине. — Да, но после стольких лет я уже не смогу легко ориентироваться в городе. — Есть карты, к тому же тебе помогут. Что еще? — Не знаю. — Ты не настолько глупа. — Я, правда, не уверена. Меня все это беспокоит. Здесь что-то не то, какое-то наваждение уже умершей женщины. Да, Дори была права, желая вернуть шкатулку в Китай, но если китайское правительство хочет, чтобы она осталась в стране, оно может ее купить. Джорджу тоже не по себе. Я это вижу, хотя знаю его не очень хорошо. Ему надо отправить шкатулку, которая уже есть у него, рассказать, что вторая выставлена на аукцион, и предположить, что может быть и третья. Всё, дело закрыто. — Они были долго женаты, ты сама мне говорила, тридцать пять лет или что-то вроде того? После стольких лет нельзя не отнестись с уважением к желаниям жены, которая к тому же умерла, даже если эта мысль кажется тебе нелепой. Успокойся, у тебя все получится. Все будет так, как и должно быть, — ответил Роб. — Знаешь, я тоже переживаю. — Почему? — Не знаю, как я буду жить, если ты не станешь постоянно путаться у меня под ногами. Самое прекрасное в Робе то, что он может меня рассмешить. На следующее утро мы были в пути: Роб на Тайвань, а я в салоне бизнес-класса в Пекин. Несмотря на дурные предчувствия, я с нетерпением ожидала полета, несколько назойливого обслуживания в бизнес-классе, которое мне обычно не по душе, и целого дня без телефонных звонков и без Клайва. Чего еще желать? Можно было бы попросить, чтобы Бертон Холдиманд летел другим рейсом. К несчастью, я услышала его голос, едва поднявшись на борт самолета. Он просил запечатанное в пластиковый пакет одеяло и свежий апельсиновый сок. — Привет, Бертон, — сказала я, проходя мимо него к своему креслу. На спинке сиденья он уже успел прикрепить записку с просьбой не беспокоить его во время полета. Лично я подумала, что было бы досадно пропустить шампанское. — Лара! Рад тебя видеть. Как себя чувствуешь? Простуда прошла? — Вполне, Бертон, спасибо. Я нашла информацию о Желтом императоре и не желала, чтобы Бертон снова меня поддразнивал. «Медицинский трактат» Желтого императора, или «Хуан Ди Нэй Цзин», является теоретической основой традиционной китайской медицины и, скорее всего, был создан около двух тысяч лет назад. Желтый император — один из мифических основателей Китая, а в книге рассказывается о медицине в форме диалога между этим самым императором с мудрецами и врачами. Итак, теперь вы знаете. — Отлично. Теперь ты можешь приступать к укреплению здоровья. Несомненно, это было правдой, но сам Бертон уже не казался таким бойким, как в прошлый раз. Жаль, что аукцион состоится не на следующий день после нашего прибытия, потому что тогда я бы выглядела лучше него. — Я буду отдыхать в полете, — сказал он, указывая на записку на сиденье. — Но с нетерпением ожидаю встречи с тобой в Пекине. Возможно, мы направляемся в одно и то же место? — Возможно. — Твой первый визит в Китай? — осведомился Бертон, засовывая в одно ухо тампон, а другой держа в руке, чтобы слышать мой ответ. — Нет. Правда, я была там сто лет назад. — Увидишь, как все изменилось. Да, Пекин изменился. Правда в том, что, если бы мне не сказали, что целью моего визита является именно он, я могла бы спокойно решить, будто оказалась в каком-то другом городе, если не принимать во внимание внешность его обитателей. Когда я была в Пекине два десятилетия назад, никому, кроме высокопоставленных членов коммунистической партии, не дозволялось иметь машину, все люди носили одинаковую форму, так называемые «куртки Мао» серого или темно-синего цвета, и хотя в городе уже можно было увидеть несколько высотных зданий, в целом Пекин был городом маленьких кварталов и миллионов велосипедов. Конечно, я слышала о молниеносном броске Китая к модернизации. А кто из нас не слышал? Но я все равно не была готова к тому, что увижу. Над скоростными магистралями и широкими авеню высились офисные здания. Казалось, весь город превратился в одну большую стройплощадку. Я продолжала искать старые кварталы, хутуны, или переулки, и так любимые мной уличные рынки. Но их нигде не было видно.