— Уверена, ты прав, Бертон, — отозвалась я, подумав, что все, что мне нужно, это стать удачливым покупателем серебряной шкатулки. Возможно, я сейчас и простужена, но мне все равно, и я буду чувствовать себя лучше Бертона с его гармоничным ци. Шкатулка и благополучное возвращение домой помогут сделать мою жизнь длиннее. — Тогда прощай, моя наложница, — произнес он, послав мне воздушный поцелуй. — В твоих мечтах, Бертон, — ответила я и услышала, как он усмехнулся. Трудно представить себе Бертона с близким человеком. Ведь кругом столько микробов! — Вы не знаете, кто такой Желтый император? — обратилась я к представителю «Моулзуорт и Кокс», молодому человеку по имени Джастин, который сопровождал меня, пока я рассматривала товары. — Понятия не имею. Но если вас интересует бессмертие, возможно, я сумею вам помочь. Я мрачно поглядела на него. — Шутка. Внутри этой шкатулки написан рецепт эликсира бессмертия. Чтобы его прочесть, понадобится лупа, если вы, конечно, умеете читать по-китайски. Если вам интересно, я принесу перевод. И Джастин подал мне копию перевода. Действительно, это был рецепт. Очевидно, в состав элексира бессмертия входили жидкое золото, реальгар, киноварь, соль и размолотые устричные раковины. — К сожалению, точных пропорций и способа приготовления не указано, — хмыкнул Джастин. Я могла бы ему ответить: надо нагревать смесь в запечатанном контейнере в течение тридцати шести часов, а затем принимать семь дней. По словам Дори, это было написано на шкатулке из коллекции ее мужа. Действительно, очень занимательные шкатулки. — Не знаю ничего о жидком золоте. Зачем его пить, если можно надеть на себя, — добавил Джастин, отвернув манжету рубашки, чтобы показать внушительные золотые часы. — Киноварь, — произнесла я. — Я знаю, что это. Восхитительный красный цвет, но если ее нагреть, получится что-то вроде ртути. — А реальгар — это мышьяк, — заметил Джастин. — Я узнавал. — Значит, если все это смешать и пить какое-то время, бессмертие вам обеспечено, только, возможно, не такое, какое имел в виду человек, написавший рецепт. — Возможно. Я расскажу вам об этой шкатулке. Она была изготовлена во времена правления династии Тан, а именно, как мы полагаем, в правление императора Сюаньцзуна, известного как Просветленный государь. Он упомянут в тексте внутри шкатулки. Правил с 712 по 756 год. Также нам известно, что шкатулка, скорее всего, принадлежала кому-то по имени Линфэй, вероятно, важной персоне при дворце Просветленного государя. Все это было очень интересно, особенно потому, что нельзя не любить человека, который называл себя Просветленным государем. Дори дала мне значительно меньше сведений, и теперь мне было понятно упоминание Бертона о Линфэй. Помимо исторической ценности, шкатулка была еще и очень красива. На крышке выгравирована птица, волшебный журавль, символ бессмертия в эпоху Тан, по крайней мере так сказал Джастин. На стенках были изображены знатная женщина, судя по описанию, и ее служанки, некоторые играли на музыкальных инструментах. Пожалуй, эта шкатулка была еще красивее, чем у Дори, наверное, из-за меньшего размера и более изысканной резьбы. Другими словами, шкатулке не было цены. Однако кто-то ею все же обладал и хотел ее продать. Начальная цена — 200 000 долларов, что уже было известно нам с Дори, а предпродажная оценка составляла 300 000 долларов. Бертон и я не были единственными, кого заинтересовала эта вещица. Молодой человек лет тридцати, азиатской наружности с модно постриженными, торчащими «ежиком» черными волосами, проявлял к шкатулке выраженный интерес, все время продвигаясь ближе, пока Джастин беседовал со мной. Одет он был очень модно, я бы сказала «Хьюго Босс», если бы только даже с расстояния в несколько ярдов не была уверена, что это подделка. Качество говорит само за себя, и я могу отличить подделку за милю. Поскольку Китай производит множество поддельных товаров, начиная с «ролексов» и заканчивая товарами фирмы «Найк», такое вполне возможно. Но если ты не можешь себе позволить авторскую вещь, тогда ежегодный аукцион «Моулзуорт и Кокс» не для тебя, разве что у тебя есть богатый покровитель. Мистер Подделка пытался сделать вид, что его интересует что-то другое, а именно великолепная ваза из перегородчатой эмали, насчет которой обманул меня Бертон, династия Цин, произносится «Чин», 1644–1912 годы. Дори будет мною гордиться. Интерес азиата к вазе был столь же фальшивым, как и его костюм. Очевидно, что его интересовала серебряная шкатулка эпохи Тан. Я думала, что у него нет ни единого шанса. В четверг вечером я находилась в своей излюбленной позиции в конце зала, ожидая появления серебряной шкатулки. Мне выдали карточку с номером, и я была готова поднять ее в нужный момент. Я призвала на помощь инстинкт убийства, что в общем-то было нетрудно сделать. Надо было лишь подумать о тех головорезах, которые собирались спалить мой исторический коттедж вместе со мной. Бертон тоже был в конце зала, но в том его углу, откуда было не очень хорошо видно, но зато по обе стороны от него находились пустые места, обеспечивая защиту от микробов. Он держал мобильный телефон, но я не думала, чтобы Бертон собирался спрашивать у Кортни Коттингем, сколько заплатить. Он сам прекрасно знал, сколько может потратить. И хотя мысль была для меня мучительна, скорее всего, Бертон способен потратить больше Дори с деньгами отчима и мужа. Мистер Подделка, азиат с «ежиком» и в фальшивом костюме под «Хьюго Босс», тоже присутствовал в зале и держал карточку с номером. Это означало, что он действительно был заинтересован каким-то лотом, возможно, серебряной шкатулкой, хотя я и думала, что ее он не может себе позволить. Наверное, надо было повнимательнее посмотреть на его костюм, а может, мой нюх на подделки распространялся только на мебель, а не на одежду. Или же поддельный костюм специально был предназначен для того, чтобы вводить в заблуждение людей вроде меня. Шкатулку эпохи Тан должны были выставить на продажу довольно поздно вечером, но мы с Бертоном были в зале с самого начала, когда выставили первый экспонат, красивый и представляющий интерес для коллекционеров бронзовый цзя, сосуд на трех ножках для подогревания вина эпохи Шан или, как учила меня Дори, восемнадцатого — двенадцатого веков до нашей эры. Я позвонила Дори, которая была дома в своем кресле, сказать, что аукцион вот-вот начнется, стараясь не называть ее по имени на случай, если Бертон вдруг подслушивает разговор. — Ты выяснила, кто еще может претендовать на шкатулку? — спросила она. — Коттингемский музей из Торонто, — аккуратно ответила я. Без сомнения, Бертон напряженно прислушивался к разговору, и мне не хотелось, чтобы он подумал, будто мой клиент знает его имя. — На предварительном осмотре был также еще один мужчина. Он в зале, но вряд ли сможет позволить себе покупку. — Молодой? — Не знаю, лет тридцать, наверное. А еще есть телефонный покупатель. Мне сказали об этом, когда я приехала. Понятия не имею, кто он. — Телефонный, — повторила Дори. — Там есть азиаты, претендующие на покупку? — Только один, тот самый молодой человек, о котором я уже говорила, но, похоже, ему тут не место. — Ясно. — Дори закашлялась. — Прошу прощения. Мне надо налить воды, — выдохнула она. — Позвони, когда начнутся торги. — Не беспокойся. После перерыва, когда примерно половина аукциона была позади, ситуация резко изменилась. Джеральд Кокс из «Моулзуорт и Кокс» сообщил нам, что один предмет сняли с аукциона. Рядом со мной Бертон нервно перебирал бумаги, что-то разворачивая, скорее всего, таблетку от кашля, поскольку весь вечер то и дело очень противно прочищал горло. Наверное, в этот день он забыл сказать «да» отменному здоровью. Но как только заговорил Кокс, шуршание прекратилось. — Боюсь, что момент для такого сообщения крайне необычен. Владелец только что снял с аукциона лот номер 83, серебряную шкатулку эпохи правления императора Сюаньцзуна из династии Тан. Бертон выронил ручку, и она покатилась ко мне. Мистер Подделка, сидевший прислонясь к стене, досадливо хлопнул по ней карточкой с номером. Я перевела дух и набрала номер Дори, услышав в трубке ее тяжелый вздох. — Прости. Ее разочарование передалось мне. — Ты не должна извиняться, — тихо ответила она. — Как-нибудь в другой раз. Но для Дори другого раза уже не было, потому что она умерла через десять дней. Глава 2 Конечно, жизнь не всегда складывается так, как мы надеемся, особенно когда мы строим планы, не зная того, что задумали для нас другие. Мне не было суждено стать солдатом, как мой брат, или чиновником, снующим по коридорам дворца Драгоценной супруги императора, где, как рассказал Первый брат, решается судьба страны. Оба моих брата сделали успешную карьеру, особенно Второй брат, который на северной границе в часы досуга торговал с караванами на Шелковом пути или, принимая во внимание то, что человек он был непутевый, грабил их, собирая значительные богатства. К деньгам, которые он присылал семье, все относились с уважением, невзирая на то, каким способом они были добыты. Мой отец пристрастился к азартным играм и часто спускал большую часть семейного дохода. Я бы сказал, нас можно было назвать обедневшими аристократами. Нет, моя судьба была предрешена задолго до моего рождения. Члены нашей семьи издавна служили в императорском дворце. Меня должен был усыновить У Пэн, влиятельный сановник. У был придворным евнухом. И я тоже должен был стать евнухом. Когда в мой десятый день рождения меня отправили к У Пэну, я не понимал, кто такой евнух. Вскоре мне предстояло это узнать. Первый брат, у которого уже была жена и две наложницы, сказал, чтобы я смирился со своей участью, как подобает мужчине, — наверное, он так пошутил. Родители просили меня быть храбрым, говорили, что это великая честь. Ради чего быть храбрым? Какая честь? Мне ответили, что ближайшим советником и доверенным лицом Сына Неба был евнух настолько могущественный, что ему дозволялось входить в опочивальню императора. Мне рассказали, что жизнь в императорском дворце зависела от мастерства евнухов, а также деяний знатнейших мандаринов, одним из которых так стремился стать Первый брат. Я ничего не понял из этих разговоров. Но я знал, что до моего отъезда мать плакала несколько ночей. Возможно, и Первой сестре они сказали, что служить императору — большая честь. Так оно и было. У Дори случился обширный инфаркт, и она умерла дома, в своем любимом кресле. Несколько лет у нее были проблемы с сердцем, но она никогда мне о них не говорила. Прислуга нашла ее, вернувшись домой с покупками. В это время муж Дори был в своем клубе. Она умерла в одиночестве. Конечно, присутствие Джорджа или прислуги ничего бы не изменило. Врачи сказали, что ничего нельзя было сделать. Это был настоящий шок. Дори выглядела моложе своих лет, но все равно ушла слишком рано. Больше всего на свете я винила Коттингемский музей, уверенная, что Дори была бы жива, если бы ей позволили работать, сколько она пожелает, или хотя бы несколько лет до ее шестидесятипятилетия. Роб, Клайв, Алекс Стюарт и я были на похоронах. Из Коттингемского музея не пришел никто из знакомых мне людей, и уж конечно, не было Бертона Холдиманда. Я также винила человека, который передумал продавать свою шкатулку эпохи Тан. Аукционный дом не разглашал имен, что являлось стандартным правилом, поэтому этот человек оставался безымянным и безликим. Однако я все равно злилась. Дори так хотелось получить эту шкатулку, собрать все три шкатулки, похищенные, по ее мнению, отчимом из Китая. Возможно, если бы мне удалось достать эту вещицу… Мужа Дори, Джорджа Норфолка Мэттьюза, я впервые увидела на похоронах. Выглядел он старше своей жены лет на десять и казался очень опечаленным, но не смертью Дори, а жизнью. Не знаю, почему я так подумала. У него было полно денег, и Дори всегда с любовью говорила о нем. В ее старом кабинете в Коттингеме и дома было полно фотографий, изображавших их вдвоем. Из Флориды приехала их дочь Эми, врач. Ее я тоже видела впервые. Она была похожа на отца, и я знала, что Эми развелась с мужем. С ней был молодой человек, в котором я узнала любимого внука Дори, Джорджа, названного в честь деда, но которого она всегда называла Джорди. Джорди унаследовал внешность предков Дори, то есть был больше похож на азиата. Это был очень привлекательный юноша из тех, по каким сходят с ума все девушки. Присутствовал и сводный брат Дори, Мартин Джонс. У меня не было возможности поговорить ни с кем из них. Несколько недель спустя, когда похороны Дори остались далеко позади, я по-прежнему, к своему неудовольствию, притворялась Чарлин Кран. Обещание Роба разобраться с этими плохими людьми заняло намного больше времени, чем мы предполагали. Мы переехали в маленькую квартирку, что было неплохо, потому что мы бы убили друг друга, проведи мы еще несколько дней в одном номере. Единственным хорошим известием, с моей точки зрения, было то, что мой прелестный коттедж по-прежнему оставался на месте. Время от времени кто-то из коллег Роба заглядывал туда, чтобы забрать мою почту. Никакого нового цементного пола в подвале. Никакого дыма в гостиной. Возможно, Закон об историческом наследии оказался сильнее, чем думал Роб. И тем не менее я медленно, а может, и не столь уж медленно, сходила с ума. И снова мне на помощь пришла Дори, конечно, не сама, а в лице некоей Евы Рети, адвоката «Смит, Джонсон, Макдугалл и Рети». Госпожа Рети сообщила мне, что она исполнитель завещания Дори и надеется на встречу в агентстве в центре города по делу, которое, она в этом уверена, меня заинтересует. Говорила она несколько бесцеремонно и заставила меня прождать пару минут в приемной. С ней был Джордж Норфолк Мэттьюз. Он держал шкатулку длиной примерно восемь дюймов, обернутую серым шелком. После обмена обычными приветствиями и любезностями он передал шкатулку мне. — Дори хотела, чтобы вы их взяли, — сказал он. — Они принадлежали ее матери. В шкатулке оказалась длинная нить прелестных жемчужин очаровательного сливочного оттенка с красивой застежкой. — Я не могу это принять. Их захочет взять ваша дочь. — Она предпочитает менее традиционный дизайн. И потом, она уже и так получила от матери много драгоценностей. Она будет очень рада, если вы примете этот подарок. — Я буду их беречь. Знаете, я продаю старинные ювелирные украшения, но лично у меня их немного, а эти жемчужины уникальны и представляют для меня большую ценность, потому что их оставила мне Дори. Впервые после моего прихода госпожа Рети и Джордж улыбнулись. Очевидно, моя искренняя благодарность немного растопила лед. — Нам надо обсудить с вами еще кое-что из завещания Дори, — сказал Джордж. — Это я предоставлю Еве. Госпожа Рети поерзала в кресле, прежде чем приступить к делу. — Серебряная шкатулка эпохи Тан снова появилась на рынке. Через две недели ее выставят на аукционе в Пекине. — Это очень интересно. Но, думаю, просьба Дори уже не актуальна, и хотя я бы с удовольствием приобрела эту восхитительную шкатулку, мне это не по силам. — Миссис Мэттьюз позаботилась о том, чтобы приобрести эту шкатулку, а также третью, большего размера, если они вдруг появятся на рынке. Как вам известно, она считала, что все шкатулки должны быть вместе. Она также позаботилась о том, чтобы оплатить ваши расходы на поездку в любое место земного шара для покупки шкатулок, а также о солидном вознаграждении, когда вы их приобретете. — Это нелепо, госпожа Рети. Я хотела сказать… — Это необычно, но отнюдь не нелепо. Прошу, называйте меня Евой. Я могу называть вас Ларой? Дори так много о вас рассказывала, что мне кажется, будто мы давно знакомы. Я кивнула. Внутри меня зашевелилась тревога. Кажется, это наваждение продолжалось и после смерти Дори, и я не была уверена, хочу ли быть втянутой. — Для этой цели Дори обозначила в завещании солидную сумму денег. Могу вам сказать, что она семизначная, и при необходимости к ней возможно прибавление. По условиям завещания вы должны консультироваться со мной по вопросам цены, но будьте уверены, что я готова верить вам на слово. Я ничего не понимаю в таких вещах и знаю, что Дори безоговорочно доверяла вашему суждению. Она хотела получить эти шкатулки, невзирая на их стоимость, поэтому моя роль будет лишь второстепенной.