— Нет, он мне не звонил, — пошутил я. — В больнице или дома? — перешел я на серьезный тон. — Дома. — Ну так на майские решил на шашлыки с мужиками сгонять, вот и нашелся вирус. — Не может быть! — изобразил удивление капитан. — Очки поправь, — рассмеявшись, сказал я. — Какие? Вы о чем? — Розовые, розовые, мой дорогой капитан, ро-зо-вы-е! — я рассмеялся в голос. — Подшучиваете? — голосом, полным обиды и укора, произнес капитан. — Нет, ты что, обиделся? — Просто неприятно. — Неприятно? Так ты это, бантик поправь над розовыми очками! Ха-ха-ха-ха-ха. — Да ну вас, — обиделся он. — Слушай, Путин еще не заболел? Нет новостей? — Не заболел. Я смотрю, вы как-то не очень к власти? — Показалось. Я к власти очень. Видишь, как переживаю за главкома, он сейчас знаешь против кого борется? — Ну, давайте, скажите — против своего народа! — Ты как так смеешь на президента говорить, капитан?! — заорал я. Очередная моя колкость обожгла капитана, словно туго нятянутая и резко отпущенная бинтуха целлюлитную задницу. Мы ехали молча какое-то время. — Ты там не плачешь? — голосом полным иронии спросил я. — Так против кого борется президент? — Против мирового правительства, — строго ответил я. — Чуть не забыл, — я достал очки, на которые писалась наша встреча, вытащил из левой дужки маленькую карту памяти. — На, это тебе, тут вся наша встреча с «Водяным», передашь генералу Мартову. Капитан положил ее в нагрудный карман рубашки. Я убрал очки в карман пиджака. Очки были вещью полезной. Во-первых, светодиоды ослепляли камеры, лицо не было видно. Во-вторых, были снабжены видеокамерой. В-третьих, в левой и правой дужках были вставлены карты памяти, ведущие запись параллельно. На всякий случай. В-четвертых, они могли передавать картинку в режиме реального времени, если вместо одной из карт вставить симку. Вот такие славные очки. При этом технари с ними поморочились, визуально, даже с близкого расстояния, очки и очки. — Это вам «Водяной» снова напел? — ухмыльнулся Марк. — Что значит «снова»? — насторожился я. — Он мне год назад вешал лапшу на уши про мировое правительство, «Комитет 300» и все такое… — А ты что? — я чувствовал, сейчас будет что-то интересное. — Я жестко пресек, не позволил чепуху мне сливать. — А в Центр его мысли сообщал? — Конечно, нет, я же не сумасшедший. Сам ему мозги вправил, и все. — Матерился в разговоре с ним? Ну или на него? — весело спросил я, желая показать положительное отношение и поддержку. — Ну так, немного, для строгости несколько словечек, — воспрял духом капитан. — И после того разговора в течение всего года он больше не выходил с тобой на связь, верно? — Так точно, — по-военному ответил капитан. Теперь хоть стало понятно, почему случилась эта годовая пауза. Синь наверняка понимал, что я обращу внимание на годовое отсутствие его на связи и выясню причину. Так и произошло. Странно, мог ведь пожаловаться, мол, поменяйте, то-сё, нет, деликатно, по-китайски: маленький концерт, возбуждение желания разобраться и результат. Легкая многоходовочка. — Вы думаете, это из-за моего последнего разговора? — прервал молчание Марк. — Думаю, да, — ответил я честно. — Ну кому понравится, что его отчитывают, строят, да еще и с матами, вместо вежливого, внимательного подхода? Капитан, помолчав несколько секунд, ответил: — Я понял. — Сколько ты уже в командировке? — Два с половиной года не выезжал. — Значит, в этот раз поговори с куратором. Кто тебя курирует, кстати? Капитан молчал. — Молодец, не надо распространяться, не мое это дело. Так вот приедешь в этот раз, поговори с куратором, расскажи ситуацию, мол, скрывать не хотел, но и передавать не лично тоже не хотел, покайся, мол, виноват, исправлюсь. И когда разговаривать будешь, взгляд не отводи, понял? — выдал я действенную, на мой взгляд, рекомендацию. — Да, — ответил он. — Не бойся, пожурит, но оценит твою честность. Самые ценные сотрудники не те, кто не ошибается, а те, кто признает, честно признает ошибку, исправляет и идет дальше. — Я понял, спасибо, — расстроенно ответил Марк. Минут десять мы ехали молча. — Вы, товарищ полковник, че… — капитан осекся. Он украдкой посмотрел в зеркало заднего вида. Мои закрытые глаза позволили ему секунд десять думать, что я дурак. — Продолжай капитан, люблю слушать интересные истории, — не открывая глаз, предложил я ему. Он молчал. — Что замолчал? Продолжай! — строго сказал я. — Так вышло, извините. — Да ладно, само собой, извиняю, рассказывай, как вышло, как узнал? — Случайно узнал, — попытался отъехать встревоженный разведчик. — Случайно узнал через отчима генерала генштаба? — Вы тоже пробили? — Так все-таки пробивал? — поймал я на слове капитана. — Да нет, просто поинтересовался, кто такой, и все, — пробубнил Марк. — Капитан, ты если интересуешься, язык за зубами держи, а если не можешь этого делать, лучше не интересуйся. — Два прокола за двадцать минут, уффф, — выдохнул капитан и замотал головой. — Где служу, выяснил? — спросил я. — Спецархив какой-то… — Не какой-то, а особый, разбираем совсекретные документы: доклад «О культе личности и его последствиях» Первого секретаря Президиума ЦК КПСС Хрущева с закрытого заседания XX съезда КПСС 1956 года. Марк Аксакович, повернувшись на секунду, с удивлением посмотрел на меня. — Только никому. Гостайна, — припугнул я болтливого капитана. — Помнишь, Хрущев стучал ботинком на заседании ООН? — Да. — У нас как вещдок хранится, секретный ботинок-то оказался, со встроенной капсулой осмия, радиоактивный очень. Повисла пауза десять секунд.