Я сильно дернулся от громких ударов по ящику. В абсолютной темноте они звучали особенно жутко. Пять одинаковых ударов вместо, как было условлено, двух коротких и трех длинных. Я попытался пошевелиться, но тело онемело. Ни руки, ни ноги не слушались. Воздуха не было совсем. Я сделал, насколько было возможно, глубокий вдох и задержал дыхание, пытаясь разогнать кровь по телу. Снова стук — и снова пять одинаковых ударов. «Двигатель! Двигатель, — подумал я, — он работает, машина в движении. Если бы проверяли на границе, значит, она должна была стоять». Гул двигателя внезапно заглушил своим ревом Михаил Шуфутинский с песней «Малолетка»: Танечка, родная, жаль, что я посажен, Знала ты студента, преступника со стажем! В Афике снова очухался певец. Сквозь слова блатной песни Афик пытался докричаться. — Иван, выходи! — кричал водитель и сильно бил по ящику кулаком. Я натянул балаклаву, открыл ящик изнутри и приподнял крышку. Свежий прохладный воздух ударил в нос, я как будто опьянел от него. Шевелиться было очень тяжело. Тело так затекло, что ноги полностью онемели. — Привет, Иван! Ты что там, уснул? — радовался Афик. — Я думал, сдохну без воздуха, — со злостью кинул я. — Нет, у Афика такого еще ни разу не было, — сказал он о себе в третьем лице. — Через двадцать минут будем на месте, ты пока не вылезай, посиди там, мало ли что, — настороженно посоветовал водитель. То ли долгая нехватка кислорода, то ли качка, очень хотелось спать, хотя за последние сутки я спал чуть ли не половину времени. Лежа в ящике, я попытался размяться, но не вышло. Через двадцать минут Афик рапортовал о нашем прибытии на нужный склад города Муданьцзян. Я вылез из ящика на переднее сиденье справа. — Ты шапку сними, люди пугаться будут, — ткнул пальцам на балаклаву Афик. Я попрощался с водителем, выпрыгнул из кабины и, уходя назад вдоль борта фуры, снял маску, надев толстенные очки профессора из Москвы. Муданьцзян — небольшой городок с населением около трех миллионов жителей на северо-востоке Китая, в провинции Хэйлунцзян, на реке Муданьцзян. В честь нее городок и получил свое название. Название с маньчжурского переводится как «Извивающаяся река». Муданьцзян — город-побратим нашего приморского Уссурийска. Через маленькую дверь в огромных воротах я вышел с территории логистического склада. Слева метрах в пятнадцати от меня замигала немецкая иномарка, к которой я и направился. Глава XV. «Кузнец» — Жил и работал в Хэйлунцзяне, но ни разу не был в Муданьцзяне, — почти в рифму выдал я встречающему меня сотруднику ГРУ. — Муданьцзян — маленький город, лучше посетить Шанхай или Пекин, — прозвучал отзыв. Я сел в машину, устроившись на заднем сиденье. Мешок с какими-то маленькими пластиковыми бутылочками, наполненными черной жидкостью, лежащий на сиденье, я аккуратно убрал вниз. — Фуф, слава богу, избавился от Афика, — сказал я с улыбкой, осматриваясь в машине. — Сейчас отъедем малость, я дам вам вещи, которые приготовили для вас. А то вид у вас, прямо скажем, не очень, — брезгливо заметил молодой человек. Это был двадцатисемилетний Качмун Марк Аксакович, военный разведчик, капитан, работавший под прикрытием в консульстве России в Шэньяне. Оперативный позывной «Кузнец». — Я сейчас, — выскакивая из машины, бросил Марк. Он быстро забежал в ворота, из которых я только что вышел. Воспользовавшись моментом, посмотрел, что за тряпье было у меня в арсенале. Марк вернулся буквально через пару-тройку минут. Взгляд собран, движения резкие, выверенные. Он сел за руль, улыбнулся, завел двигатель, и мы поехали. — Что-то передал Афику? — поинтересовался я, просматривая вещи. — Кому? — переспросил Марк. — Его Афик зовут, тот, на фуре, — пояснил я. — А, да, инструкции передал, — как-то растерянно кивнул Качмун. Мы заехали в один из переулков на окраине города, я переоделся. Снял с моральным облегчением памперс, который так и остался сух да свеж. Глаза от толстых диоптрий хоть и не болели, но чувствовался сильный дискомфорт. Я представился Качмуну согласно легенде, Севастьяновым Иваном Борисовичем, но попросил звать Андреем Андреевичем. В силу служебных обстоятельств это имя и отчество было мне ближе других на оперативных заданиях. — Ехать нам долго, устраивайтесь поудобнее, — уважительно предложил капитан. — Можете поспать. — Да я что-то всю дорогу сплю, уже надоело, — отшутился полусерьезно я. — Сколько нам ехать? Капитан кивком указал на навигатор, который показывал расстояние до места: две тысячи девятьсот километров, время в пути: пятьдесят часов. — Сколько-сколько? В Москве говорили, ехать до консульства в Шэньяне, там же меньше по времени? — удивился я. — Ситуация изменилась, едем напрямик, — пояснил капитан. — Значит, мне придется тебя подменить, хотя в Москве инструктировали не садиться за руль. Да, в такие моменты понимаешь, что три часа на самолете лучше, чем двое суток в автомобиле, — пошутил я, чтобы снять напряжение и взбодриться, в первую очередь самому. — На самолете опасно, там сейчас серьезный контроль, могут идентифицировать, лучше так, в карете, что называется, — посмотрел на меня Марк и добавил. — Я каждый месяц так езжу, уже привык. Сеть скоростных автотрасс КНР является крупнейшей в мире, превышая по своей протяженности американские автобаны почти в два раза. Планировалось окутать страну системой дорог из 12 магистралей: пять меридионального направления и семь широтного. Причем многие скоростные дороги строили параллельно старым, чтобы не блокировать движение. На 1 января 1988 года в Китае было ноль километров скоростных дорог. Через год — 147 километров, к 2019 году — было 142 500 километров, рост почти в тысячу раз. — Доедем нормально, выспаться не успеете, — со знанием дела прокомментировал капитан. — Что интересного произошло за последние сутки? — поинтересовался я. — А у меня есть, кстати, местная пресса, хотите почитать? — Да, — ответил я и взял пару газет от капитана. В первой из них попалась на глаза статья, в которой приводилась статистика смертности в Китае по регионам. Вообще сводки с коронавирусных «полей», та самая ежедневная статистика, стали темой номер один для прессы, да и для всех мировых СМИ. Китайская газета, которую я взял первой, фиксировала, сколько заболели итого, сколько за прошедший день, сколько выписались, сколько умерли, какие регионы были в лидерах печального списка. Отмечалось, что в 80 % случаев COVID-19 протекал в легкой форме. Смертность в эпицентре коронавируса, в провинции Хубэй, держалась на уровне 3–4 %, а за ее пределами так и вовсе 0,7 %. Практически все смерти имели связь с какими-то хроническими заболеваниями типа диабета, почечной недостаточности, онкологии, сердечно-сосудистых заболеваний. — Это за какое число газета? — я полез смотреть первую страницу. — 10 апреля 2020 года, — прочитал я громко. — Марк, у тебя старее ничего нет? — рассмеялся я. — Извините, это, наверное, завалялась старая, посмотрите вот тут, — он передал еще несколько газет. — Стала известна стоимость лечения больных коронавирусом в Китае, — нашел я еще одну статью и начал читать вслух. — Лечение заболевших обходится от трех до двадцати одной с половиной тысячи долларов. Разницу в цене официальные представители Пекина объясняют стадией заболевания инфицированного. Оно и понятно, чем критичнее состояние, тем дороже лечение. Говорилось также, что на излечение отдельных больных ушло до ста сорока двух тысяч долларов и более. — Это если на рубли, по семьдесят три с половиной рубля за доллар, выходит больше десяти миллионов рублей на одного?! — посчитал Марк и тут же резюмировал. — Никто у нас не будет за такие деньги лечить. Что? Коронавирус? Так вот тебе витаминки на пять рублей, поправляйся. Все, не выздоровел, твои проблемы, — спрогнозировал капитан. — Знаешь, эта вирусяга какая-то странная. Где-то прет массово, где-то совсем нет, в России многие вообще считают коронавирус залипухой. Ты что думаешь? — поинтересовался я у капитана Качмуна. — Меня интересует не то, что на поверхности, а то, что не видно, — уточнил я. — Мне неясна тема с дистанционным обучением в школах, — начал капитан. Он внимательно следил за дорогой, при этом электронный спидометр показывал цифру 165 км в час. Он явно не хотел болтаться пару суток на китайских автобанах. — Зачем всех переводить на дистанционку? В онлайн? — его удивление было настолько искренним, будто на дистанционную форму обучения переводили лично его и вообще странно, что он выбрал именно эту тему. А ведь и правда: неужели кто-то решил, что восьмичасовое сидение ребенка за компьютером сделает из него гения и корифея современных технологий? А организация распорядка дня и контроль за ним? А социализация? А что говорят исследования относительно такого длительного излучения от компьютера или иного гаджета? О физическом и психическом здоровье точно хорошо подумали те, кто придумал сие новаторство? Ощущение, что цель вырастить детей не умными, а наоборот. Но, кстати, это, вероятно, и будет тем самым пресловутым естественным отбором: бедные — за компом, обеспеченные — в частных школах. Я размышлял, а вслух задал вопрос: — А затем же, зачем ЕГЭ — экзамен, который в США был разработан, чтобы хоть как-то оценивать умственно отсталых детей, которые и говорить-то нормально не способны, ввели в России. Народ должен тупеть, чем тупее бараны, тем ими легче управлять, это же очевидно, тебе не кажется? — наши взгляды встретились в зеркале заднего вида. Марк озабоченно покачал головой. Очевидно, многие вопросы ему были знакомы, понятны по своей сути и от этого вызывали еще больше вопросов, а порой и недоумение. — А поп-то главный слышали, что предложил, — перешел с темы капитан. — Исповедь онлайн, что ли? — Ага, — кивнул Марк. — Представляете, как удобно, раньше, в молодости агента «Михайлова», надо было все записывать от руки, чтобы передавать в КГБ, а теперь просто пересылаешь, и все. Вот что цифровизация животворящая делает! — рассмеялся капитан. — У меня заметка есть по этому поводу, найдите, пожалуйста, в портфеле, в большом отделе, почитайте, уверен, вам будет интересно. Я достал заметку и принялся читать: «Церковь как резидентура, поп как резидент». В России появился священник-китаец. В сан диакона был рукоположен гонконговец, студент Хабаровской православной духовной семинарии, некто Мун. Крещение Мун принял в 2013 году в Гонконге в храме Святых Петра и Павла. Крестил его наш поп, настоятель храма Святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Гонконге (Китай), сотрудник Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, который сам переехал в Гонконг за 10 лет до знакового события, где занялся формированием местной православной общины. Немного истории. 5 июня 1943 г. Сталин подписал секретное постановление Государственного Комитета Обороны «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР», в котором религиозные организации впервые были отнесены к сфере интересов советской разведки. А уже 4 сентября 1943 года у Сталина состоялось совещание с участием Маленкова, Берии, представителей Наркомата госбезопасности (НКГБ), а также патриаршего местоблюстителя Сергия (Страгородского). На нем были решены вопросы об открытии приходов, духовных учебных заведений, выпуска церковных изданий, назначения священнослужителей на важные посты — короче, вся жизнь церкви была согласована, расписана и утверждена лично Сталиным. Разумеется, в угоду разведке. Внешней разведке, вероятно, удобно: ее офицер, облаченный в рясу, чувствует себя гораздо комфортнее, чем его коллега, носящий фрак дипломата или деловой костюм бизнесмена, согласитесь? Еще немного истории из осени 1945-го. Читаем в документе, отправленном лично товарищу Сталину: «Ввиду того, что митрополит Николай в настоящее время является членом Государственной Чрезвычайной Комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний, патриарх Сергий намерен командировать в Нью-Йорк Рязанского архиепископа Алексия с личным секретарем (Алексий является агентом НКГБ СССР). НКГБ СССР намечает под этим церковным прикрытием организовать разведывательную резидентуру в США…» «Снова США, — подумал я. — Наше с ними противостояние длится дольше, чем все любовные линии в Санта-Барбаре вместе взятые». Интересно, а в секте Свидетелей Иеговы были разведчики? Может, за это в 2017 году секту запретили в России? Хорошее прикрытие, однако: поп-разведчик. На груди открыто висят передатчики: в крестике — микрофон, цепочка — антенна. В большой крест вообще куча аппаратуры поместится. Поп знамением осенил — панорамная видеосъемка с привязкой к местности. А купола соборов вообще можно использовать для слежения за спутниками. Если где коротнет случайно — Благодатный огонь. Или вот еще подумалось: неспроста у попов развесистая борода и колпак на голове. Микрофон в бороду спрятал — и на исповедь. Ну не запоминать же все, в XXI веке живем. А в колпак можно целый передатчик спрятать. А уж что можно протащить под рясой, так и вовсе умолчим… Помните, как выдающийся агент Быстролетов провез образец пулемета новейшей конструкции из Рима в Берлин? Он преобразился в парализованного английского лорда, а его жена — в монахиню-сиделку. Монахиня, которая истово читала молитвы, и лорд, застывший вроде мумии, не вызвали у таможенников никаких подозрений. Так что история показывает, священник — выигрышный вариант. Многочисленные ассоциации соотечественников, организованные и структурированные религиозные общины (чем и занимаются представители РПЦ в Гонконге и Китае), консалтинговые/торговые/транспортные компании, магазинчики, галереи, рестораны, центры «культурного сотрудничества/обмена», загранструктуры Торгово-промышленной палаты (возглавляемые в свое время бывшим начальником Службы внешней разведки, уважаемым Евгением Максимовичем Примаковым) — таков далеко не полный список потенциальных учреждений прикрытия для СВР. В такой массе структур не сложно спрятать несколько тысяч оперативных сотрудников. Хотя самую большую ценность для разведки представляют все же не соотечественники, а коренные жители Гонконга, Китая, граждане которых идут в храм РПЦ, и прочие принявшие православие иностранцы — американцы, англичане, канадцы, австралийцы, французы и т. д. Их разведывательные возможности шире, а если еще и статус высок, так тем более. Наивные, безгранично верящие священнику, они могут стать легкой добычей СВР, тут главное — правильный подход. Китайцы, построившие свои спецслужбы по образу и подобию всесильного КГБ, знают и понимают методы работы и роль церкви в ней. Может, поэтому отцу Дионисию разрешают служить в храме в Харбине только для иностранцев, блокируя от него китайцев? Для них свой, китайский священник. Кстати, Харбинская епархия возобновила связи с Московским Патриархатом в 1993 году, в связи с чем митрополит Смоленский и Калининградский и нанес визит в эту епархию. Особого успеха визит не дал, китайцы не разрешили РПЦ откомандировать туда нашенского священника. Оно им надо — напрягать силы контрразведчиков? Что такое храм в Гонконге? Сами представители Русской православной церкви рассказали, что это 120 квадратных метров площади в обычном бизнес-центре на седьмом этаже, треть из которых — офис. Никаких куполов или колоколов, но есть свой иконостас и хор. Все очень скромно. Месяц аренды помещения под храм обходится в 3000 евро. Паству зазывают через интернет и страничку на Фейсбуке.