Утром в парк заявились какие-то большие шишки. Все горожане, жившие недалеко от парка, немедленно, бросив все дела, поднялись и заполнили местность вокруг Дуба. Шишки же заявили, что разрешение на срубку Дуба получил некто Йиржи Колышка, изготовитель традиционных чернорусских игрушек, что городская администрация выяснила, мол, от Дуба городу пользы слишком мало и что если горожане сейчас же не уйдут, власти примут крайние меры. Чиновников едва не убили на месте. Но освистать успели. Люди требовали отозвать разрешение или они, как выражались самые крикливые, съездят по балде и мэру, и Колышке. Чиновники уехали. Вместо них через два часа явились милицейские наряды. Однако милиционеры ничего не делали. Когда командир попробовал отдать приказ вести огонь на поражение, подчинённые достаточно громко, чтобы услышали все, послали его на три советские буквы. В прямом смысле. Иван надолго запомнил, как звучало это звучное ругательство, которое он тогда слышал впервые. И за произнесение которого получил по шее от мамы. А милиционеры избили своего командира и повторили своё требование. Прибавив к этому ещё одно ругательство, относившееся уже к личности командира. Тогда через ещё два часа, когда протестующие горожане уже устроили импровизированный лагерь, приехали братки. Классические. В трениках, на Жигулях, с автоматами… Стрельба началась сразу. Толпа возопила. Люди начали бегать, падать друг на друга. А бандиты стреляли… Милиционеры быстро не выдержали и начали стрелять уже по браткам. Те – ноги в руки и по машинам. Но люди уже убежали, оставив у Дуба десяток трупов. Такого побоища в городе не было со времён Российской Империи, когда город ещё Староградом назывался… Уже через полчаса к Дубу приехали работники и бойцы Внутренних Войск. И дерева не стало. Кто-то умудрился что-то стащить от Дуба, когда тот уже лежал, но это были лишь ветки. И, обычно, не самые большие. Большая часть древесины досталась пану предпринимателю. Корни, и те его работники умудрились техникой достать. И всё пошло на самую дорогую партию игрушек, которая отлично продалась на западном рынке, который тогда сильно интересовался чернорусской нефтью и, заодно, вообще всем чернорусским. Включая игрушки. Особенно из старинного Дуба, которые стоят как паровоз и которыми можно похвастать перед гостями… А посреди парка Свободы образовалась зияющая дыра, орошённая кровью десяти человек и слезами десятков людей. С тех пор парк стал довольно скучным и непримечательным местом. Лавки скоро исчезли, остались лишь киоски и торговцы мороженым. Иногда встречаются и музыканты, но не так уж и часто: не так уж и много в парке людей. Город запомнил то, что случилось. И не простил. Вернувшись от воспоминаний, Иван поднял получившееся изделие. Карабин. Самодельный. Под патрон карабина Симонова. Да и внешне похожий, с поправкой на то, что деталей от оригинала у мастера не было и что пришлось импровизировать с конструкцией. И с лакированным ложем. Из того самого Дуба, ветку которого Иван бережно хранил. Мастер посмотрел на ложе и усмехнулся: ещё в девяносто шестом году, когда впервые с Великой Отечественной, как вопреки политике страны называл её отец, чернорусские леса огласили автоматные очереди, Иван знал, что сделает с этой веткой. Ещё тогда он попросил отца вырезать ему ложе для винтовки, такое, как у карабина Симонова. Ствол же он пообещал сделать сам, когда научится оружейному делу. И вот Иван сдержал слово. Ствол готов. Осталось его опробовать. Пробный выстрел в фанерную стену оставил бывшего мальчишку в глубоком удовлетворении. Да, уже был не девяносто шестой год, необходимости в этом самодельном столе не было. Но Иван хотел, чтобы ложем для винтовки послужила частичка того самого дерева, которое было для него символом счастливого детства. Да, всё это казалось уже незначительным, мастер уже давно отказался от мести конкретному человеку, тем более, что тот уже давно живёт в Европе. Давно уже Иван понял, что не выход мстить человеку, если сначала человека формирует среда и только потом человек – среду. Не один, так другой бы срубил этот Дуб. Но всё же слишком глубоко это дерево и его последние годы отпечатались в памяти ещё маленького мальчика, чтобы даже взрослый мужчина о них забыл. Тем более, что не он один помнит. Со стороны центра города вдруг послышалась стрельба. Иван стал наполнять сумку патронами. Надо было торопиться: свои ждать не будут. Тем более, что скоро всё это закончится: к городу с севера приближалась канонада. Время Колышек подходило к концу. Поэтому они и бегут в несезонный ноябрь по заграницам. Звук работающей рации оторвал Ивана от сборов. – Стручок, ты там где? – дружеский голос едва перекрывал свист пуль – отряд уже собрался, нет только троих! – Сейчас буду! – ответил мастер и рванул к двери, сложив получившийся карабин в сумку, в кучу с патронами. Выскочив на улицу, он решительно двинулся к центру, неся с собой память о Дубе и о том, что это дерево для него значило… Решение Старый подвал семнадцатого дома на улице Дымки, бывшей улицы Николая Островского, что пересекает с юга на север Рощинский район города Кировограда, не в первый раз был свидетелем собраний вооружённых людей. Когда-то даже в нём собиралось больше, чем в день третьего сентября двадцать первого года нового века. День оказался промозглым и неприятным, и все-же все, кто мог ещё ходить, пришли. И это радовало Здислава. Вряд ли когда-то в своей жизни, кроме последних лет десяти, Здислава думал проводить жизнь вот так. И уж вовсе не думал, что доживёт до того дня, когда ему придётся принимать решение, обсуждение которого он хотел начать сегодня. Однако мир оказался слишком изменчив, и уж командиру ли своеобразного отряда районной самообороны этого не знать? Осенние ветры приносили тревожные вести с севера страны. Правительство и СМИ ещё боятся посмотреть правде в глаза и сказать очевидное, но всякий, у кого в Южной Загории, что по иронии является северным пограничьем Черноруссии, есть источники, знает: там началась настоящая война. Не партизанская герилья, та шла с лета прошлого года. Нет, началась настоящая, серьёзная война. На это намекал и то, что СМИ, ранее услужливо докладывавшие о каждом партизанское нападении «бандитов», внезапно на три дня погрузились в молчание. Впрочем, слухи это не остановило и, что хуже для властей, дало волю кривотолкам: кто-то говорит, что правительственные войска уже разгромлены и бегут из края, сверка пятками, оставив в лесах Загории под десять тысяч только убитыми, кто-то говорит, что войска правительства и вовсе полностью перешли на сторону «бандитов» и все эти сомнительные слухи заглушали и хоронили под собой писки сторонников правительства о том, что идёт финальная операция при поддержке России и США против бандитов, которые либо уже разгромлены, либо скоро будут. Всё эти явные преувеличения были для Здислава лишь повод для усмешки, однако в каждой лжи, особенно в ненамеренной, всегда есть крупица правды. Борьба там идёт. И серьёзная. С применением тяжёлого оружия в большом для Черноруссии количестве. Поэтому нужно было собрать всех. Сходка должна решить судьбу неофициальных защитников района. Собрались все семеро, не считая Здислава: Валера Дроздов, с кличкой «Дрозд», Рома Столек «Римлянин», Петя Крыжанка «Апостол», Миша Дышалин «Тихоня», Паша Лужка «Мишень», Коля Гора «Танк» и Юра Мылин «Пунцовый». Когда-то их было четырнадцать, но Йиржи Бычка «Бык», Серёга Уткин «Плавник», Ярик Гусак «Гусь», Ваня Шпилькин «Шпингалет», Андрюха Пробников «Гурман», Петя Дольников «Весельчак» и Томка Янак «Чистюля» уже покоились на Рощинском районном кладбище. Даже без возможности написать на памятнике «Погиб в бою за правое дело». Потому что отказалась фирма, которая изготовлением памятников занимается. У их начальства к бандитам отношение лучше: родственники всё-таки. Да и бизнесу помогают. – Ну, что, друзья, – начал Здислав после довольно долгого молчания – я вас сегодня не просто так позвал. Все посмотрели на него. Сидели они как обычно: Тихоня поближе к углу и подальше от стола, Мишень – чуть не прямо перед ним, как бы готовясь его закрыть. Римлянин сидел ближе к Здиславу, держа голову выше остальных и демонстрируя футболку с римской символикой. По другую сторону стола, напротив Римлянина, сидел Апостол, привыкшему быть рядом с командиром, как положено санитару. Танк же сел напротив вмятин в столе, которые оставили явно его руки. Дрозд, как полагается, располагался рядом с Пунцовым, чтобы привычно пострекотать с ним. Пунцовый же сидел сбоку от Апостола: чтобы не краснеть, что не слушал. – Мои друзья из Южной Загории, которые теперь в ЧВК ION работают, говорят, что в Южной Загории первого числа началась война. Настоящая. С танками, артиллерией и авиацией. ION занимается эвакуацией имущества крупных компаний. Части ЧСО громят. В Черногорске слышно, что под Гуглово аж танковый бой был. И ЧСОшники драпали оттуда, сверкая пятками. Игры в Че Гевару кончились. Все задумались. В подвале была тишина, сравнима с гробовой. Здислава, выждав паузу, продолжил: – Раз красные перешли от партизанщины к серьёзной войне, значит они не остановятся на одной Южной Загории. А потому на этот раз либо им, либо новиградскому правительству будет хана. И это значит, что пора всем гражданам Черноруссии определиться, будем ли мы участвовать и на чьей стороне? – А зачем нам вообще в это лезть? – спросил Дрозд – красные, может, и помогали нам иногда, но зачем себе на жопу новых проблем наживать? Если победят, значит победят. Проиграют – и хрен с ними. – Не прогадать бы, – несколько скрипуче произнёс Римлянин – если что, нас всех порежут. Что те, что эти. Может, лучше просто в стороне постоять? Поди, не заденет. Здислав ожидал такого мнения. Он подошёл к сумке, которую всегда брал с собой. Там у него были аргументы. Сам-то Здислав уже сделал выбор. – Что ж, – сказал он, доставая из сумки… старинные весы – давайте взвесим нашу позицию. Но для начала хочу спросить: кто из вас считает, что лучше участвовать в конфликте на стороне новиградского правительства? Никто даже не шелохнулся. Лишь Дрозд сделал такую ухмылку, которая как бы спрашивала: «Шутишь, что ли?» Самооборонцы уже давно находились в розыске. И лишь лояльность рядового милицейского состава позволяла им хоть как-то действовать. И всё же по одному приводу в участок у всех на счету имелось. Так что с правительством у каждого члена отряда были неважные отношения. – Почему-то я так и подумал, – несколько удовлетворённо отметил Здислав – значит, варианта у нас, по большому счёту, два: либо участвовать на стороне красных, либо не участвовать вовсе. Весы грузно опустились на стол, звеня чашами. Сумка также переместилась на стол. Там у Здислава было много всякого, что помогло бы убедить остальных. Всё было готово для взвешивания. – Итак, взвесим-ка все аргументы. Первый из них – вот это. На последних словах Здислав достал сушёный хвостовой плавник. Это был оберег Серёги Уткина. По нему он прозвище «Плавник» и получил. Дырка посередине плавника была напоминанием о случае, когда оберёг спас хозяина: пуля из Макарова утратила убойную силу после попадания. Впрочем, полгода назад оберег Серёгу не спас… – Все же помнят, что это? Все опустили головы. – Помните, значит. А помните ли вы, как погиб Серёга? Не во время ли попытки помешать местным чинушам руками бандитов нагнуть мелких рыболовов нашего района? Ну, чтобы барыги могли на рыбу цены поднять. Помните? – Да, тяжёлый тогда в речном порту был бой, – протянул Апостол – мы тогда чуть Мишень не потеряли. – А Плавника-то потеряли. Помнишь, Тихоня, он тебя плавать учил? Помните, как он нам в сложные времена рыбы мог достать? А что эта власть, нынешняя, с убийцами сделала? А нихрена. Даже бандитов-исполнителей, что ноги унесли, никто не удосужился посадить. Что уж о чиновниках говорить? Их нынешняя власть покрыла, не красные. В ответ бойцы отряда лишь ещё потупили головы. Особенно, Тихоня. Тишину же прервал лишь падение плавника на чашу весов, покачнувшуюся после этого вниз. – А что это такое, помните? – продолжил Здислав, доставая браслетик, принадлежащий явно маленькой девочке. От вида этого браслетика кулаки Танка сжались настолько, что это стало слышно. Это был браслетик Кати, дочери его друга, Йиржи Быка. Девочку украли бандиты, чтобы выманить отца и убить. В итоге, Катя погибла. И Йиржи тоже. Впрочем, похитители тоже отправились к праотцам. Танк об этом в своё время позаботился. Убил всех. До последнего. Но так и не спас друга… – Наши друзья, которые ещё не в розыске, ходили с этим браслетиком в милицию, помните? Помните, как один из милиционеров сказал, что они бы рады, но начальство не даст? Помните, как чиновники и начальство милицейское вставлял палки в колёса тем милиционерам, которые решились нам помогать в неслужебное время? Как погибли Катя и Йиржи, в том числе по милости наших городских властей, которые намеренно не хотели, чтобы мы нашли похитителей? Я вот помню. Браслетик стукнулся о чашу, которая ещё раз опустилась. Танк упёрся лбом в кулаки. Все подавленно молчали. – А что на это скажете? – Здислав достал из сумки складной перочинный ножик – Ваню Шпингалета помните? Римлянин явно вспомнил, так как на его лице выражение флегматизма сменилось выражением скорби. Они были со Шпингалетом близки. Ваня даже хотел на сестре Римлянина жениться. Не срослось. Не успел… – Помните, что с ним сделала охрана помощника мэра? Помните, что его избили до смерти, за то, что он мешал чиновнику на рынке беспредел творить? Когда эта тварь ларьки пришла сносить, чтобы на месте ларьков торговый центр компании его жены построить, а всех обитателей рынка на улицу выкинуть? Я помню. Ножик упал на чашу, к браслету и плавнику. – Вот вам ещё напоминание, – в руке Здислава была монетка в одну советскую копейку. Дрозд, увидев копейку, сменил скорбь на гнев и сильно нахмурился. Это была монетка Пети Весельчака, которую он хранил как память об отце, получившем эту копейку в первый трудовой день. Это была не вся зарплата и даже не аванс, а скорее шутка бывалых работников, но что Весельчак, что его отец воспринимали эту монетку как первый заработок: Весельчаку отец эту копейку также подарил в первый рабочий день. – Помните, что с ним стало? Помните, что прокуратура его родича закрыть хотела? Что прокурор его вызвал в укромное место, где его бандюки начали пытать, чтобы он рассказал, где мы? Помните, что мы его спасти не успели? А прокуратура и не при делах оказалась? Помните? Я – да. Копейка легла на чашу. Дрозд вытащил нож, положил на стол и стал крутить его. Люди накалялись всё больше. – Ах да, забыл ещё одну вещь напомнить! – Здислав порылся в сумке и нашёл смятую, явно вытащенную из раны пулю – на посошок. Эту пулю Апостол вытащил из тела Мишени. И ведь каждый из нас хоть раз почувствовал на себе эту штуку. Хоть в ногу, но чувствовал. А сколько их всего попало по нам и тем, кого уже не стало, даже считать смысла нет. И все эти пули мы приняли вместо простых людей нашего района. А знаете, почему это делаем мы, а не милиция или армия? А потому что правительству плевать на то, что простой человек по улице без опаски пройти не может. Что вокруг беспредел творится. Больше того, мэры да краевые гетманы сами не прочь беспредел устроить. Лишь бы богатеев уважить. Им толстосум дороже всех нас вместе взятых. А ведь бывает и так, что чиновники с бандитами в сговоре. Против таких никто ни нарядов милицейских, ни отрядов армейских бросать не будет. Вот почему мы своим телом пули ловим. Пуля упала на весы. Бойцы уже не скорбели. Они негодовали. Это читалось на лице каждого. Каждый хмурился, каждый будто искал руками что-то тяжёлое, каждый испытывал гнев против несправедливости вокруг. Здислав понял, что пора… – А вот теперь, братья мои по оружию, скажите мне по-честному: вам действительно плевать на судьбу этого правительства? Вам действительно плевать, продолжится ли этот ад дальше? Вы действительно не хотите перемолоть этот режим в муку? Вы, может, хотите, чтобы всё осталось, как есть? Чтобы вы, рабочие люди, вместо нормальной работы патрулировали дворы с оружием в руках, живя за счёт бедных, но благодарных за помощь граждан? Действительно ли вам нет разницы? Красные нам помогали. Мишень после портового боя выходили, с продуктами помогали иногда, пару раз бок о бок дрались с бандитами. Они действительно хотят, как лучше. Вы действительно хотите полностью отказаться от борьбы с правительством и теми, кто снабжает его деньгами, кто даёт этому правительству жить? Вы как хотите, а я стоять в стороне не хочу. И, вне зависимости от вашего решения, не буду. Я за то, чтобы вступить в войну. И вступить на стороне красных. Кто со мной? Здислав поднял руку вверх. Мишень сделал также. За ним последовали Танк и Римлянин, вслед за которыми одновременно подняли руки Апостол и Тихоня. Последними подняли руки Дрозд и Пунцовый. Но подняли все уверенно. «Получилось!» – подумал Здислав. – Что же, теперь мы вступаем в войну, за красных! – победоносное объявил он, даже не подозревая, насколько много за тот день раз Кировоград слышал фразу «за красных». – У тебя, поди, уже и план есть, Вождь? – спросил Здислава Апостол. – Да есть, конечно, мыслишка… Разошлись самооборонцы лишь ночью. Они приняли решение. С рассветом наступит пора приводить его в исполнение…