Сначала я пользовался обычной гелиевой ручкой, потом взял тушь и кисть, а следом перешёл на цветные карандаши. Мияко позировала так, словно её этому учили, она отлично держала позу, понимала, когда можно шевелиться, а когда нет, но самое главное, она была изумительно пластична и гармонична в каждом движении. Ей не приходилось ничего объяснять, типа «закиньте руки за голову, локоть в бок, левое плечо выше, нет, не это, другое левое, закройте глаза, закройте, а не жмурьтесь, уверяю вас, что ничего такого неприличного не видно…». Кицунэ оказалась воплощённой мечтой художника. Примерно через час мы вместе перебирали мои рисунки. У лисы оказался хороший вкус, по крайней мере она абсолютно точно указала на три наброска, которые я бы и сам выбрал. – Но не вздумай сжигать остальные, они мои! – Ты можешь забрать себе их все. – Могу, – важно согласилась она и вдруг, изогнувшись, пяткой почесала за ухом, – но я хочу, чтоб они висели у нас на стенах. У тебя есть рамки? Ответить я не успел, хотя да, рамки под графику были. Раздался сигнал эсэмэски, я невольно бросил взгляд на смартфон, это от папы. – Лучше прочесть. «Бежать поздно. Мы поднимаемся. Твоя мама держит меня в заложниках». Я обернулся к Мияко, но её уже не было на диване, вместо этого по квартире носился размытый японский ураган, сметающий и расставляющий всё, наводя уборку с нереальной для глаза скоростью. Когда через минуту раздался требовательный звонок в дверь, вся моя квартира сияла невероятной чистотой, на столе дымились свежие пирожки, чай кипел, сладости и мёд ждали на чистой скатерти, а сама лисичка сменила привычное кимоно на длинное свободное платье ниже колен и чёрные колготки, забрала волосы в высокую причёску, избавилась от любой косметики и скромно ждала, пока я открою, опустив взгляд в пол. Лицо мамы надо было видеть. Думаю, никакая кинокамера в руках Эмира Кустурицы не в состоянии была бы отобразить всю ту гамму быстро сменяющихся маминых эмоций, поэтому её лучше представить. Гамму, а не кинокамеру. Короче, ещё лучше вообще ничего не представлять… – Вера Павловна-сан, Владимир Олегович-сан, – кицунэ несколько раз поклонилась моим родителям в пояс, – не могу передать, как мы с Альёшей-сан рады вас видеть! Чем вас развлечь – чай, стихи, танцы с веером? – С бубном, – сухо выдохнула мама. – А мне цирк с конями, – улыбнувшись, попросил папа, и они оба, пройдя в квартиру, стали перед нами в центре зала. – Ну что, дочка, тебя уже можно обнять и поздравить? – Нет, – поспешил я. – Да, – опровергла меня Мияко, – у нас всё хорошо, ваш сын сыт и ухожен, его жильё в порядке, его ценят в музее как борца с ёкаями, он храбрый самурай, защитивший меня от уличных котов, и великий мастер рисования! – Владимир, она же просто издевается над нами, глядя нам же в глаза! За окном раздался звук приближающихся полицейских сирен. Практически в ту же минуту кто-то позвонил в дверь. Я кинулся к окошку, папа к дверям, мама и кицунэ остались стоять друг напротив друга, словно две пантеры, готовые к прыжку. – Дьявольщина, это та тётка из администрации! – Чёрт побери, Алексей, не смей богохульствовать при женщинах! Это Виталий Юрьевич, с двумя лаборантами и аппаратурой. Вам надо бежать! – Куда? – Я развёл руками. – Через балкон к соседям не вариант? Отец всегда был сторонником действия, а не пустых разговоров. Мы схватили верхнюю одежду, переобулись и рванули на балкон, перелезть на соседний было несложно. Я первым, кицунэ следом, на высоте второго этажа это не так уж и страшно. – Мияко, девочка моя, береги ребёнка! – успела нервно крикнуть мама. Мы перевалились через перила в надежде, что нас не заметили, а мои родители, упираясь плечами, держали дверь, в которую одновременно ломились чиновники, полиция, учёные, лаборанты, востоковеды, японисты, санитары и прочие, прочие, прочие… Музей лилий в Нагано – Если ей не помочь, то нэко погубят нашу младшую сестру! – Они не всесильны. – Но их много, и чёрная магия на их стороне. – Вы уверены, что непременно хотите поехать? – Ты стал слишком осторожен, отец. – Возможно… Наш сосед по балкону бывший десантник со Второй чеченской, безработный выпивоха Стасик (из тех, что никогда не Станислав, не Стас, а навеки для всех только Стасик!) ни капли не удивился, когда мы постучали в стекло. – О, гля, Лёха! Мадам… – Увы, до сих пор мадемуазель, – с мягкой полуулыбкой поправила лиса, – великий генерал, рождённый в бою за свободу всей Японии, поможет нам найти выход? Стасик обалдел на месте, подтянул на пузе треники, выпятил грудь под полосатой майкой, потом с возможным пиететом впустил нас к себе и, не задавая вопросов, проводил до дверей. Таким образом мы вышли из соседнего подъезда, не привлекая к себе особого внимания, потому что главные действия велись в стороне. Разочарованный крик: «Их здесь нет!» догнал нас уже на автобусной остановке. По зрелом размышлении мы вообще отказались от услуг общественного транспорта, решив прогуляться пешком. С высоты ближайшего мусорного бака на нас пристально смотрел толстый рыжий кот, очень похожий на того, которого я обсыпал солью. А может, и не тот, я особо не всматривался, а моя спутница вообще ушла с головой и хвостом в свои собственные мысли, которыми отнюдь не спешила делиться. Мы шли вдвоём по осенней улице, плечом к плечу, ни о чём не разговаривая и в общем-то абсолютно не представляя, куда идём. Если подумать, так нас никто нигде не ждал. В музее не моя смена, домой нам нельзя, там сейчас слишком много народу. Впрочем, надеюсь, папа подключит своих однокашников-юристов, в том плане, чтоб нас оставили в покое! В конце концов, ни я, ни Мияко законов не нарушаем. Не считая того, что она один раз выгрызла сердца каких-то там бандитов… – Нет, ничего я не испугалась, – отрешённо начала кицунэ, не сбавляя шага. – Я и не спрашивал. – Ты думал. Все видят, что ты думаешь, потому что ты и не пытаешься скрывать свои мысли. – Хорошо, – я решил не спорить с тем, что ей кажется очевидным, – но ты побледнела, увидев то фото, с японской горой. Почему, что в ней такого? – Просто гора. – Не хочешь, не говори. – Ну и не буду. – Ну и не надо. – Вот ты ведь и мёртвого уговоришь, настырный Альёша-сан, – резко тормознулась лисичка, вперив в меня обиженный взгляд, – да, это не просто гора, это та самая знаменитая и печально известная Нэкомата-яма! Вы здесь ничего о ней не знаете, но у нас в Японии любой трёхлетний мальчишка засыпает под страшные легенды о полчищах диких нэко, спускающихся с её лесистых склонов, чтоб охотиться на людей. От них нет спасения, и они не знают пощады. – Ты говорила, что это были тигры. – Нет, я лишь сказала, что тигры и барсы раньше водились в наших горах. Но любой учёный зоолог докажет в пять минут тебе, что человек не является любимой пищей диких животных. Тигры-людоеды весьма редки, а снежный барс вообще сам боится встречи с охотником. Почему же именно эта гора до сих пор вызывает такой страх? Как зовут того проклятого зверя, что спускается вниз и от которого нет спасения? – Понятия не имею, – честно ответил я, – а он вообще реален? – Уж поверь, – низко опустила голову Мияко, – имя ему Нэкомата, он самый огромный из племени котов-демонов, а человеческая плоть и кровь – его единственная пища… – Звезда Смерти мне в глотку, но ты-то тут при чём? – Он мой жених. На мгновение мне показалось, что я ослышался. У моей Мияко есть другой?! В следующую секунду я обеими руками сжал виски, чтобы ни одна моя идиотская мысль не стала достоянием девушки, легко читающей подобные вещи. Не хочу, чтоб она знала… она решила… как будто бы для меня всё это имело хоть какое-то значение! Да и вообще, если подумать, она прожила больше сотни лет, с чего бы в таком случае ей не завести любовный роман? Это в принципе нормально для любой девушки – влюбляться, мутить интрижки, заводить отношения, выходить замуж, в конце концов. Тем более если она по жизни вся такая умница и красавица! Можно подумать, у меня не было никаких связей? Были, конечно… – Как-нибудь расскажешь? – ?.. – Ну, о своих бывших девушках. Ты ведь их сейчас мысленно перечислял? – Мать моя, женщина-а… – Ты про Веру Павловну-сан? Я невольно улыбнулся, Мияко хихикнула в ответ, прижавшись круглой щекой к моему плечу. Похоже, мы смеялись над одним и тем же, любой лёд секундного недопонимания между нами вновь был сломан лёгким движением изящной лисьей лапки. Как-то так… За оставленную в сумке открытку можно было не волноваться, мои родители в определённых вопросах придерживаются старорежимной этики, поэтому обыскивать мои вещи, а уж тем более что-то там забирать без моего присутствия они не позволят никому. Хотя позвонить бы, конечно, стоило. Приближалось уже время обеда, а мы так и не могли решить, где приткнуться. Никогда не думал, что сводить девушку в ресторан может быть так сложно. Но судите сами. Во-первых, сразу пришлось отметать те, где официантки – девушки, потому что кицунэ, невзирая на наличие собственного жениха, вдруг проявила себя необычайно ревнивой морковкой. Во-вторых, чисто мужские шашлычные или гриль её также не устраивали, несмотря на то что там можно было попросить подать нам мясо с кровью, но это всё равно будет курица, индейка, говядина, свинина или баранина. Моей милой лисичке требовались только человеческие сердца, причём очень и очень плохих людей! В-третьих, ни одно заведение так называемой японской кухни ей тоже не подходило, ибо, с точки зрения жительницы страны, где она родилась и выросла, у нас готовят не суши, а «симаймасита» знает что! Рыба должна быть исключительно свежей, выловленной не менее часа назад, только в Японском море, водоросли тоже свежие, а не подвергнутые специальной обработке для долгого хранения, ну а рис вообще не той степени клейковины и формы. Про соусы и специи вообще молчу, хорошо ещё она не знала, что кое-где у нас суши ещё и жарят, подавая как закуску к водке. За такое святотатство кицунэ могла бы с улыбкой Дарта Молла спалить всё заведение, отплясывая вокруг, как американский турист на вершине Фудзиямы.