— С каких пор ты стал таким кровожадным? — Нужды многих важнее нужд нескольких, — пожал плечами брат. — Или одного… — Нет. Не важнее. — С каких пор ты стал таким сентиментальным? — Я всегда был таким, — сказал Мирон. — Просто тебе никогда не было до меня дела. Отпустив клюшку, он вновь оказался на площади. Оссеан с Амели сместились немного влево, но в целом ситуация не изменилась. Площадь опустела. Ни прохожих, ни голубей. Брусчатка покрылась тёмными пятнышками: беззвучно, словно в чёрно-белом кинофильме, пошёл дождь. Подставив лицо холодным струям, Мирон отвернулся к бирюзовому куполу терминала. По его поблёскивающей мокрой поверхности стремительно пробегали тени. — Мирон, — прорычала Оссеан. Голос изменился почти до неузнаваемости. — Иди в авиетку. Она доставит тебя домой. — Да пошли вы обе, — тихо ругнулся он и пошел в противоположную сторону. Ему было наплевать, куда. Главное, подальше отсюда. — В терминале вовсе не Платон! — выкрикнула ему в спину Амели. Голос её взлетел над куполом и оборвался, как порванная струна. Мирон остановился. В этот момент за спиной раздался глухой звук — с каким что-то тяжелое упало на брусчатку. И быстрые, переходящие в бег, шаги. Он не выдержал и оглянулся. Амели шла, чуть кренясь на бок, прижимая руку к рёбрам. Из-под её ладони вырывались крупные рубиновые капли. Щека чуть выше рта была рассечена, и нижняя половина лица тоже была в крови. Кофту она потеряла. Чулки на коленях разошлись, сквозь прорехи просвечивала белая, как пенорол, кожа. Оссеан бесформенной кучей лежала возле фонтана. Белоснежное пальто посерело и покрылось яркими, будто нанесёнными акварелью, брызгами. Лишь волосы сияли по прежнему, похожие на тонкие нити стекловолокна. — Идём, если хочешь жить, — бросила Амели, поравнявшись с Мироном, и прошла мимо. Но тот продолжал смотреть на Оссеан. Казалось, девушка уснула. Прилегла отдохнуть, когда её внезапно сморила усталость. И вдруг одна рука, тонкая, словно ветка, поднялась, вывернулась под неестественным углом и упёрлась в брусчатку. Вторая последовала за ней. Голова с свесившимися вперёд волосами вскинулась, но нижняя часть туловища осталась неподвижной. А затем Оссеан откинула волосы и посмотрела на Мирона. — Ты мне не поможешь? — голосок был детским, но прерывался, как у механической куклы, у которой кончился завод. — Мирон, не оставляй меня. Пожалуйста. Одним движением, будто кто-то невидимый потянул её за шею, Оссеан поднялась. Щелкнули кости — суставы коленей и локтей встали на место. А потом она побежала. Мирон, словно очнувшись, развернулся и бросился прочь. Но тут же споткнулся и растянулся на камнях, больно ударившись коленями и подбородком. В глазах потемнело. — Садись! — раздалось совсем рядом и повернув голову, он увидел Амели. Она сидела в электромобиле, ярко-зелёном, как весенняя травка. — Что ты… — Садись, сказала. Оссеан была уже близко. С трудом поднявшись на колени, Мирон вцепился в мягкое кресло рядом с Амели, подтянулся и вполз на сиденье. Машинка понеслась, набирая скорость. Мирон оглянулся. Оссеан неслась, как гончая за механическим зайцем — не отрывая взгляда от бампера мобиля. Высоченные шпильки на её сапожках выбивали искры из мостовой, белые волосы развевались, пальто распахнулось, и полы его бились на ветру, как крылья пластикового самолётика. — Что она такое? — спросил Мирон. Беловолосая девушка стремительно сокращала расстояние до мобиля. — Овчарка, — коротко ответила Амели. Вцепившись в джойстик, она напряженно глядела вперёд через покатое обзорное стекло. Маленький мобиль то и дело подпрыгивал на ухабах. Мирон не мог оторвать взгляда от Оссеан. Гигантскими прыжками та перепрыгивала через лужи, через дыры в асфальте, и всё так же не отрывала взгляда от их бампера. — Держись, — крикнула Амели и резко наклонила джойстик влево. Мобиль заскрипел, но вписался в поворот узкой, словно прорубленной в сплошной стене, улочке. Здесь всё было не так, как на площади. Штукатурка осыпалась, заставляя дома щериться голой дранкой, деревья стояли без листьев, хотя сейчас был конец августа. Ветер гнал лёгкие пластиковые пакеты и катышки пенопласта — современные перекати-поля городов… Мобиль накренился и резко остановился, попав в слишком крупную для его колёс выбоину. — Сука твою мать, — выругалась Амели и изо всех сил навалилась на джойстик. — Что здесь произошло? — спросил Мирон, когда мобиль, повизгивая сервомоторами, выбрался из ямы. — Война? — Жопа здесь произошла. — Ты можешь ответить, как нормальный человек? — Я же психованная, помнишь? Оссеан чуть отстала — попала в ту же выбоину, из которой выбрались они с Амели. Похоже, сломала оба каблука… — Да иди ты, — буркнул Мирон и вновь посмотрел на Оссеан. Без каблуков та заметно прибавила скорости. — Всем насрать на Минус, — после паузы сказала Амели. — Лежат в Ваннах. После того, как Минск-Неотех выпустил тот новый гель, из Плюса можно не выходить неделями. — Она сейчас нас догонит, — спокойно сказал Мирон. Бегущая девушка, казалось, не устала ни капельки. — Не догонит, — с весёлой яростью буркнула Амели и круто заложила джойстик. Мобиль понёсся в стену. Ну, вот и всё, — подумал Мирон и хотел зажмуриться, но веки отказались опускаться. Стена была всё ближе, ближе… И вдруг в ней завернулась роль-ставня, выкрашенная под цвет старой штукатурки, и мобиль влетел в темноту. Роль-ставня с грохотом упала. — Охуеть, — сказал Мирон первое, что пришло в голову. Просто для того, чтобы поверить: он всё ещё жив. — Полностью с тобой согласна. В темноте зажегся огонёк сигареты. Амели затянулась — огонёк ярко вспыхнул, осветив её лицо. Кровь на щеке засохла и лаково поблёскивала. Сделав пару затяжек, она передала сигарету Мирону. Тот не стал кочевряжиться. Дым был приятно-терпким и пах вишнёвой наливкой. В этот миг в роль-ставню что-то врезалось снаружи. — Да кто она такая? — вновь, уже в третий раз, спросил Мирон. — Киб-орг, — по складам произнесла Амели, забирая у него сигарету. — Надеюсь, не нужно объяснять, что скрывается под аббревиатурой? — Она казалась такой живой, — Мирон вспомнил, как пахли волосы Оссеан. Луговой травой и чем-то сладким. — Человеческая часть даёт ему возможность думать и испытывать эмоции, — сказала Амели, вновь отдавая сигарету Мирону. Осталось чуть-чуть, на пару затяжек. — А кибернетическая — выносливость, нечувствительность к боли и скорость. Есть еще звериный ген. Собачий: целеустремлённость и послушание. — Как у Ясунаро? — Мирон сразу пожалел, что вспомнил клона Такеши.