Мирон поднялся. Подставил лицо дождю — тот был холодным, с лёгким привкусом бензина, и пошел, засунув руки в карманы брюк. — Ну пипец, — пробормотал он, провожая взглядом даму на высоких каблуках и с чёрным зонтом, — Можно возвращаться домой… С наступлением дождя улица, как панцирем, покрылась чёрными зонтами. На многих прохожих поблёскивали лаком непромокаемые плащи — желтые, как дверцы такси. Лица в нанопорных масках сверкали интерактивными смайликами, заменяющими улыбки — мол, несмотря на дождь, мы сохраняем позитив… — В жопу ваш позитив, — рявкнул он скалящемуся прямо в лицо смайлику. Прохожий отшатнулся. Несмотря на умную ткань, он продрог до костей. Господи, как надоело мёрзнуть… Приметив тусклую вывеску с характерным треугольником коктейльного фужера, он спустился по паре десятков ступеней под землю — бар располагался в подвальном этаже. Высокая стойка из бурого, заляпанного кружками от стаканов пластика, металлические табуреты — всего три штуки, и еще три крошечных столика. Не бар, а рюмочная. Промочить горло и бежать дальше… Тем не менее, все столики были заняты — сказывалась плохая погода. Вдоль стены, в ряд, стояли раскрытые зонты, под ними натекло. Мирон подошел к единственному пустому табурету и взгромоздился на него, как филин на насест. Даже не пытаясь строить из себя не-гайдзина, молча ткнул пальцем в одну из бутылок — батарея в несколько рядов возвышалась за спиной бармена — и показал два пальца. Оказалось, он выбрал виски «Неоновая Хризантема». Кубик льда на дне широкого стакана напоминает замороженный цветок. Подсвеченный золотисто-желтым напитком, он выглядит почти как живой. — Мелета, — позвал он, прикрыв рот стаканом. — Найди вот этот счёт, — далее следовала длинная цепочка цифрового кода. — Переведи в йены и сбрось на терминал бара. Через пару секунд кассовый компьютер бармена тренькнул, тот ослепил Мирона мгновенной вспышкой улыбки и вернулся к протиранию бокала. Во всех барах мира бармены протирают бокалы… Это негигиенично, это противоречит элементарной логике — гораздо проще бокал помыть — но во всех барах мира… А, ладно. Хрен с ним. По идее, спиртное убивает заразу, так что нефиг париться. Ставя тяжелый стакан, Мирон заметил, что кружки на столешнице — вовсе не грязь. Сложный узор желтоватых потёков был залит прозрачной эпоксидкой, навечно сохраняя следы кратких мгновений жизни. Все стены бара были завешаны старинными черно-белыми фотографиями: лица школьниц с огромными, хирургически исправленными глазами. В зрачках этих огромных глаз можно разглядеть другие фотографии, и так — до бесконечности. Мирон отвернулся. Почему-то именно сейчас от симпатичных японских школьниц его тошнило… Виски был неплохим. Мирон плохо разбирался в хорошем, но судя по цене, сброшенной с тайного счёта, он просто обязан таким быть. Есть в баре он не рискнул, хотя после третьей двойной дозы виски бармен настойчиво тыкал ему в нос голофиш-меню, над которым, сменяя друг друга, мелькали тарелки с какой-то едой. Посетители сменялись один за другим, но один всё так же сидел за столиком, как и Мирон на своём насесте. Когда он обернулся, незнакомец даже поднял в приветственном жесте свою бутылку пива. Мирон ответил, залпом допил четвертую порцию двойного и сполз со стула. По мозгам этот виски шибал на всю сумму, до самой последней йены. Махнув на прощанье бармену и незнакомцу, он натянул наномаску до самых глаз и выбрался на улицу. Свет ослепил. Пока он сидел в баре, дождь прекратился и солнце просвечивало через жидкие тучи, делая чёрный асфальт под ногами похожим на зебру. Виски плескался в желудке, как медовый раскалённый шар, но Мирон с удивлением понял, что его не мутит. Головная боль тоже прошла, да и опьянения он почти не чувствовал. Точнее, чувствовал, на самом деле он был чертовски пьян, но воспринимал это как бы со стороны. Во всяком случае, опьянение не мешало ему двигаться… — Мелета, найди магаз с электроникой. Мне необходимо покормить брата… — он нервно хихикнул. Никаких больше тебе, Платон, свежих французских булок с докторской колбасой. Будешь жрать электричество. Чистую энергию… От мысли, что Платон никогда больше не попробует колбасы, стало грустно. Вспомнилось, как он хотел съездить ему по зубам — основательно, с оттяжкой, чтобы кровь потекла… — Магазин электроники справа, — рядом со стеклянной дверью появилась стрелочка. Мирон кивнул и вошел внутрь. Странно, как самый новый хай-тек — здания-подсолнухи, движущиеся тротуары, голограммы, танцующие прямо на улице — здесь сочетались с архаичными заведениями вроде этого. Бар на шесть персон, с живым барменом и телевизором, вот эта вот лавочка… Пахло в ней нагретыми проводами и озоном. Полки тянулись вдоль стен, заваленные коробками со старинными, практически антикварными предметами: си-ди-плеерами, модемами, материнскими платами, приставками — от Нинтендо Глитч до Сони-плейстейшен 7. — Ты видишь здесь что-нибудь подходящее? — спросил он программу, оглядывая захламлённые полки. — В базе данных магазина такой переходник значится под номером пятьсот двадцать три… Чёрт. Как объяснить продавцу, парнишке в нахлобученном на голову старом виртуальном шлеме, что ему нужен товар, который он отыскал, хакнув его базу данных… — Покажи картинку. Перед глазами возникло изображение чёрного провода с хитрой пальчиковой розеткой. Так, теперь поискать её глазами… — Вот это! — он ткнул пальцем в знакомый провод. Парнишка вынырнул из шлема, когда Мирон потряс его за плечо. Глаза у него были красные, как у больного кролика. И такие же выпирающие зубы. — Дай мне вот это, — сказал он по русски, не заботясь переводом. — Коннектор А-Эм-ди-Эн с защитой от скачков напряжения. Подходит для высокоточных кластеров данных. Сто пятьдесят тысяч иен, — бесстрастно перевела программа слова продавца. — Вам точно нужен именно этот? — Да, блядь, точно. И поторопись. Судя по тому, как парнишка брезгливо скривился, он прекрасно понял слова Мирона. Но тем не менее, открыл магнитный замок витрины и достал коробку с проводом. — Сто пятьдесят тысяч йен, — повторил он вежливо. До своего номера он добрался, совсем вымотанный. — Сходил, мать его, за хлебушком… — пробормотал Мирон, сдирая туфли. — Хотите заказать обед в номер? — тут же отозвалась интерактивная горничная. — Да иди ты… Чувствуя себя глупо от того, что ругается с тупым иск-ином гостиницы, он протопал в одних носках к футону, плюхнулся на него с размаху и достал из бумажного пакета коробку с коннектором. Сорвал пластиковую обертку, вскрыл упаковку и достал провод. Мусор сбросил на пол — мелкие соринки пенопласта тут же впитались в упругое, на вид резиновое покрытие. Затем поднялся, откинул простынь и нащупал разрез в толстом пружинном матрасе. Разрез был небольшим, аккуратным и еле заметным. Просунув в него руку, Мирон нащупал жесткий угол модуля, обхватил его пальцами и поволок наружу. Этому фокусу он научился давно, еще будучи кибер-спортсменом. Тогда в гостиничных матрасах они прятали наличку с тотализатора — толстые пачки бумажных денег не помещались в карманах. — Привет, аллигатор, — сказал он, как только подключил конструкт к электрической сети. — Привет, крокодил, — тут же откликнулся Платон. Что он делает, когда конструкт замкнут на себя? — подумал Мирон. — Решает задачки? Спит — если оцифрованный разум способен спать. Или… он просто не существует? Выпадает из бытия, как выключенная из розетки лампочка? — У меня хреновые новости, брат, — сказал он, вытягиваясь во весь рост на футоне. Тот начал неслышно покачиваться, Мирон так и не понял: встроенные сенсоры матраса уловили его желание, или это виски ударил в голову. — Профессор Китано мёртв. Мёртв, как гвоздь. Повисла пауза. Она длилась, длилась, пока Мирон не почувствовал, как слипаются глаза. — Эй, ты еще здесь? — позвал он. — Этого не может быть, — ответил Платон. Мирон засмеялся. — И на старуху бывает проруха, а? Все твои хитроумные планы, ювелирные расчёты просто рассыпались о глыбу под названием Смерть. — Я не верю, — повторил Платон. — Это нелогично. — Смерть всегда нелогична, брат. Однако дерьмо случается. Наш отец ведь умер — почему бы далёкому японскому профессору тоже не отбросить коньки? — Но о нём никто не знал! Он был в безопасности. Его не могли найти… — Что? — Мирон сел в кровати. — Что ты этим хочешь сказать? Наш отец умер от сердечной недостаточности. Есть заключение… Послышался такой звук, будто Платон фыркнул. Раньше он часто так делал. Закатывал глаза и издавал презрительный звук губами, похожий на то, как фыркают лошади… — Диагноз «сердечная недостаточность» ставят в тех случаях, когда неудобно оглашать истинную причину смерти, — лекторским тоном сказал брат. — Смерть в случае самоубийства, белой горячки, передоза наркотиков… — Но наш отец не был ни алкоголиком, ни наркоманом! — Конечно не был. — Хочешь сказать, его… — мысль сверкнула, как молния. — Убили? И ты можешь это доказать? — Над чем работал отец? — Я уже говорил, что не помню, — разозлился Мирон. — Что-то закрытое, какая-то государственная тема… Ты говорил про «мост», — вспомнил он. — Мост между Плюсом и Минусом. — Точнее, Слияние, — вставил Платон. — Он хотел сделать человека властелином двух миров. Чтобы не было никакой разницы… — И он знал о Призраках, — кивнул Мирон. — О том, что они-то как раз — те, кто может находиться одновременно и «там» и «тут». — Так его убили из-за всей этой херни? — Да.