Тонкогубый рот выпустил струйку дыма. Серые глазки изучали Виктора, а потом направились на его незнакомую спутницу. – Привет и тебе, Барсучонок. Дин был низкий и плотненький, с условной бородкой. В правой брови и левом ухе блестел, словно ртуть, новенький пирсинг. – Мы в универмаг шли, – пояснил Виктор, – И вдруг видим – ты здесь работаешь. – Да. Теперь даже я работаю… Кстати, Барсучонок! Я тут собирался задать тебе один вопрос… – Задавай! Дин с наслаждением высосал остаток дыма и отбросил окурок щелчком. – Пошли, внутри поговорим. Неохота спрашивать на воздухе. Возле дверей служебного входа уже который год ржавели старые тележки со сломанными колёсиками. Они прошли тусклыми коридорами и оказались в прохладном главном зале. Кель внимательно смотрела по сторонам – видимо, намечала путь на тот случай, если придётся убегать. Дин теперь был продавцом в музыкальном отделе. На металлических полках новомодные компакт-диски теснили дешёвые кассеты. – Я, конечно, всегда покупал, – заметил Дин, – Но всегда говорил, что ворую. Наши почти все воровали, конечно. Рыжий, Бучалов… Хотя им много музыки не надо. И вот, теперь работаю, чтобы такое пресекать. Агент Матрицы, страж Системы. – Ты мне вопрос какой-то хотел задать, – напомнил Виктор. – Да, вопрос. Почему тебя называют Барсучонком? И Алукард, и все остальные. – Это фамилия у меня такая – Барсучонок. – Ого, вот оно как… Дин повернулся к полкам. – Брать что-нибудь будешь? – спросил он. – Я не знаю. – А у вас есть «Соломенные Еноты»? – спросила Диана. Дин задумался. – Они, конечно, совсем андеграунд… Погоди, сейчас пороюсь. Он достал из-под кассы картонную коробку с уценёнными кассетами и начал шуршать. Его пальцы были короткие и волосатые. Барсучонок посмотрел в основой зал и увидел знакомую фигуру. – Ого, Алукард пришёл, – произнёс он. – Это хорошо, что Алукард, – Дин продолжал шуршать, – Но будет ещё лучше, если он что-нибудь купит. – У вас разве готики нет? – Готика у нас вон там, – Дин мотнул головой, – И её полно. Но у Алукарда никогда нет денег. Я думаю, это недоработка в его имидже. Гот не должен быть бедным, это слишком цивильно. Алукард подошёл и заулыбался. Он, как всегда, был в чёрной кожаной куртке и майке с волками. – Привет всей честной компании! – сказал он. – Ого, Барсучонок с девушкой пришёл. Не ожидал. Познакомишь? Кель посмотрела на него сквозь тёмные очки. Она не произнесла ни слова. – Её зовут Диана, – сказал Барсучонок, – А у меня сейчас в жизни много что меняется. – Везёт тебе. – Я пока не знаю, насколько везёт. – Вы где познакомились? – Мы теперь учимся вместе, – Барсучонок покосился на Диану, но она не реагировала, – Точнее, учились. А теперь мы вместе скрываемся. – Это бесполезно. – Что?.. Почему? – Сегодня вечером всё поменяется. Алукард подтянул к себе второй стул и уселся посередине комнатки. – Адамковскому конец, – заявил он, – Самди вернулся. Барсучонок удивился. – А школу тоже он захватил? – спросил он. – Не путай. Школу захватил поэт Гугука. А вернулся – Самди. Самди – это совсем другое дело. – Понятно, что другое. – Ты хоть знаешь, чем они отличаются? – Мы с тобой вместе то видео смотрели. – Да, конечно. Но ты же главного не знаешь. Виктор ещё раз посмотрел на Диану. Девушка как ни в чём ни бывало рылась в коробке с кассетами. Конечно, чего-то лучше не знать. Но с Дианой ему всё равно было здорово. А Алукард всё говорил и говорил. – …Мне отец уже всё рассказал, – продолжал он, – Адамковскому конец, либо сегодня ночью, либо наутро. Губернатор ничего не сможет сделать. Пока он осаждал школу, люди Самди подтянули бойцов к центру. – Это очень странно, – произнёс Барсучонок, – Я не думаю, что губернатор разрешит, чтобы его свергали. У него же милиция, спецназ… – Это он так думает, – Алукард ехидно улыбнулся, – Батя, конечно, не стал все карты открывать. Просто сказал, чтобы сегодня сидел дома. Буду я дома сидеть, ага. Тут такое намечается. Историю менять будем. – Меняйте, но без меня. – Тебе что, Самди не нравится? Он прикольный. Прикольней Адамковского. – Я думаю, Самди хочет нам добра, – заметил Барсучонок, – Он хочет, чтобы люди стали крепкими, как надгробья, и благообразными, как фотография на этом надгробье. А когда человек хочет сделать каждого без разбора добрым и мудрым, терпимым и благородным, – то рано или поздно он решит всех убить. – А что по-твоему нужно правильному человеку делать? – спросил Алукард. – Когда вокруг творится вот такое? – Я думаю, что человек – это зверь, – как мог, уверенно сказал Барсучонок. – Ну, это не ново. Я тоже так думаю. – …А зверь должен жить в лесу, – продолжал Барсучонок, – Но мы, – он обвёл рукой железные полки с дисками, – живём в зоопарке. И сколько бы мы не меняли директора зоопарка, как в клетке были, так мы в клетке и остаёмся. И нам плохо, потому что зверь не создан для зоопарка. Зверь создан для леса. Нам, всем, разным животным, которым здесь не место, надо просто собраться и уйти в лес, жить отдельно от всех этих губернаторов. Музыку выпускать свою, норы копать, книги читать интересные, запасы на зиму делать. А губернатор зоопарка пусть и дальше клетками командует. – Да уж, ну ты и лесное животное. А не боишься, что тебя в лесу найдут? – Лес большой, а я маленький. – Ну, живи как хочешь, – Алукард от нетерпения постукивал пальцами по краю стула, – Можешь бежать в свой лес, если приспичило. А я останусь в исторических событиях. Всё уже начинается. «В городе какое-то побоище. Слухи темны и страшны.» – Летова цитируешь? – спросил Барсучонок. – Нет. Леонида Андреева, – отозвался Дин из-за коробки. Алукард оглянулся. Он, похоже, не помнил, кто это такой. – Я это у Летова слышал, – произнёс Тришин, – Давно, когда ещё Летовым интересовался. – Это я тебя заинтересовал! – вставил Барсучонок. – Это было сначала у Леонида Андреева, – назидательно произнёс Дин, – В «Красном смехе». Потом у Леонида Андреева родился сын Даниил, значимый для вашей гимназии. А ещё позже Леонида Андреева процитировал Летов. Альбом «Народоведенье», 1989 год. Брать что-нибудь будешь?