Девушка не отрывала от нас глаз и счастливо улыбалась. Впервые все время нашего знакомства. Но заметив мой взгляд, тут же согнала улыбку с лица. Н-да… Глава 6 — Однажды к людям приехать повозка. Ей править очень черный-черный человек… — Тайто сделал страшные глаза, — а в самой повозке стоять клетка с белым-белым, пушистый медвежонка. Медвежонка горько плакать, а черный человек весело смеяться… — айн отхлебнул из фляги саке, громко икнул и продолжил. — Люди стали спрашивай: что надо делать, чтобы ты отпустить медвежонка, а черный человек продолжал смеяться и говорить: надо чтобы кто-нибудь отдал свой глаза. Конечно, никто не хотел отдавать свой глаза и только одна девочка, ее звали Айна, согласиться. Черный человек опять страшно смеялся и исчезла, а девочка сразу стал слепым. Совсем слепым. Айна из страха заплакать, людь стала жалеть ее, но никто не знать, как ей помогать, а потом все ушли и бросили девочка. Остался только пушистый белый медвежонка. Она дал Айне веревочку и стал водить ее по лесы и горы. А потом все смотреть, что они уже на небе. А в тех местах, где ходить медвежонок и девочка, стали жить добрые и сильные люди, которых звали айны. Так появился мой народ. Красиво, отец, правда? Тайто опять приложился к фляге и с ожиданием уставился на меня. — Красиво, — согласился я. — Очень даже… Уром следующего дня, после нашего возвращения, мы снялись с лагеря и отправились по Пиленге в путь. Честно говоря, я ожидал что придется плыть на корытцах типа каких-нибудь пирог из бересты или каяков, обтянутых скоблеными звериными шкурами, но айны оказались неожиданно умелыми корабелами. Плавсредства представляли собой вполне добротные лодки— плоскодонки размером с немалый баркас, причем сшитые из досок. И даже под парусом, правда уж совсем примитивным, из двух жердей, между которыми был натянуто домотканое полотно из растительных волокон. Впрочем, паруса еще ни разу не поднимали, так как идем вниз по течению. Айны неплохо справляются короткими широкими веслами Места хватило для всех: и для нас, и для груза. А лошадок с оленями один из айнов повел по суше, коротким ходом к месту слияния Пиленги с Большой Тымью. Обещал, что доберется раньше нас. Всю дорогу Тайто держался рядом со мной, не отходил ни на шаг: травил байки и донимал расспросами. Сначала это раздражало, но со временем парень пришелся мне по душе, поэтому я не стал гнать его. Такой крепкий живчик, веселый, добродушный и простой, тороватый и расторопный, правда не в меру разговорчивый. Впрочем, его болтливость тоже оказалась полезной, так как меня искренне интересовало все о племени айнов. А еще, парень мне кого-то очень напоминал своей искренностью и нехитрым лукавством, вот только кого, так и не вспомнилось. Я зачерпнул ладонью воды из реки и напился, а потом провел взглядом по берегу. Густой частокол чахлых елей, на скрюченных ветвях висят пласты мха, все серое, блеклое, даже несмотря на летнюю пору. Да уж, местные пейзажи явно нельзя назвать приветливыми — мрачно до жути. Хотя мне уже стало нравиться, эдакий вариант сказочных дебрей: страшных, но донельзя живописных. Опять же, гнус на воде почти не донимает, так что путешествие получается вполне комфортным. На дне лодки вдруг забился громадный кижуч[7] — полным ходом пошел нерест — и айны прямо на ходу, для пропитания в дороге набили острогами рыбы, которую лопали сырой, поливая каким-то мерзко смердевшим соусом из бамбуковых бутылочек. Я соус не рискнул пробовать, но рыбку трескал за милую душу, только слегка присыпал солью. Отличная еда, правда очень хочется чего-то поосновательней, к примеру, фаршированного перепелами оленьего окорока или пулярок в трюфелях или… Н-да… опять плющить начало. Вот откуда оно берется, если я тех трюфелей сроду не едал? Ну да ладно. Но больше всего не хватает хорошей выпивки. Ладно с тем арманьяком, прицепился же, прости господи, тут даже обычного коньяка днем с огнем не найдешь. Одно саке, мать его ети. — Отец, вот говорить мне… — Тайто опять приспичило поболтать. — Ты ведь убивать япона, потому что они твой враг? — Да, враги… — честно ответил я. — А хорошие враги — это мертвые враги. Не убьешь их — они заберут землю, твою жену, твой дом, а потом убьют тебя. По-другому не бывает, всегда так. — Так, так… — одобрительно покивал айн. — Но к нам приходил один ваша…в такой длинный черный платья и длинный борода, как у нас, только совсем жидкий… — Тайто ухмыльнулся. — И говорил, если кто-то ударить тебя по щеке, надо подставить вторую. Тоже руса, как ты. Говорил, что так написано в очень умный главный книга. Почему ты так не делаешь? Я невольно задумался. Уел, хренов бородач. Нашел знатока. Ну и что ответить? Говорить, что тот священник порол чепуху — нельзя, айны относятся к русским очень доброжелательно, считают одним народом с собой. Даже несмотря на то, что местные власти повадились драть с них ясак, вопреки запрету чуть ли не с екатерининских времен. — В главной книге много всего написано… — после недолгого раздумья ответил я. — Там есть еще такие слова: око за око, зуб за зуб. Так что, каждый выбирает себе сам, как жить. — Отец, ты выбрал правильно! — умудренно и важно кивнул Тайто. — Глаза выбивать за глаза, зуба за зубы. Я тоже выбирать, как ты. Я теперь все буду делать как ты! — Почему ты называешь меня отцом? — А кто ты? — искренне удивился айн. — Сильный, умный, учишь нас, защищаешь нас — конечно, отец. Из зарослей папоротника на берегу вдруг высунулась лобастая медвежья башка. Тайто немедленно подорвался и почтительно поклонился косолапому. Точно так же поступили остальные айны. «Странный народец… — подумал я. — Хотя… почему странный? Они поклоняются медведю, живому существу, понятному и осязаемому, а мы вообще непонятно кому…» Некоторое время все молчали, а потом молчание нарушила Майя — она сидела вместе Мадиной напротив меня, посередине лодки. Сестра дремала у нее на плече, а сама Майя, что-то писала в толстой тетради. — Айны удивительные люди, — тихо сказала девушка, отложив карандаш. — Они чистые и невинные, как младенцы. Живут в мире с собой и всем, что их окружает. Все обычные для нас пороки для них абсолютно чужды. Они даже просят прощения у диких зверей, после того, как убьют их. «Вот зачем они кланялись дохлым японцам… — я про себя ухмыльнулся. — Удобно; убил — попросил прощения — и все, как с гуся вода. Ну и нахрена ты мне это рассказываешь?..» — Но… — Майя запнулась. — Но каким-то странным образом они увидели в вас кумира. Хотя ничего необычного. Они как дети тянутся ко всему… всему неизведанному. Знаете, как они вас называют, Александр Христианович? Отцом-медведем. А медведь для них божество. И теперь я боюсь, что… что вы можете сделать из них нечто страшное… таких же зверей, как и мы… Я сразу даже не нашелся что сразу ответить. — В нашем мире… — после долгой паузы выдавил из себя, — в нашем мире чистые и невинные долго не живут. Айны тоже исчезнут без следа, японцы их уничтожат. Просто растворят в себе. Но я не собираюсь из них кого-то там делать. Просто покажу дорогу, а выбирать будут они сами. И не беспокойтесь, не думаю, что айны пойдут за мной, они для этого… слишком невинны, как вы говорите. — А вы Александр Христианович? Вы что дальше собрались делать? — Майя внимательно на меня посмотрела. Я ответил не задумываясь. — Это очень сложный и одновременно простой вопрос, Майя Александровна. Сейчас — защищать вас и себя любыми доступными способами. А дальше буду стараться сделать так, чтобы японцы никогда не почувствовали себя хозяевами на Сахалине. Как? Вот тут как раз начинается сложная часть ответа. Майя просто кивнула и резко сменила тему разговора. — Скоро по правому берегу покажется хутор тети Стаси. Она там живет с мужем и внучкой. Я хотела бы ее проведать, да и Мадина будет очень рада. Станислава Казимировна и дядя Яцек удивительно добрые и приветливые люди. Она бывшие каторжане, политические. — Не думаю… — Скоро стемнеет, — мягко перебила меня Майя. — Все равно на ночь надо останавливаться. К тому же, впереди перекат и придется перетаскивать лодки. Пришлось согласиться. Я бы всех этих удивительно приветливых и добрых людей, десятой дорогой обходил. Но остановиться придется; черт бы побрал эту ночь, вместе с гребаным перекатом и гребанной речкой. Задолбался лодки по камням таскаем, не река, а хренов ручей… Тут проснулась Мадина, быстро перебралась ко мне, обняла и опять задремала. Злость сразу улетучилась. Я осторожно погладил ее по голове и подумал: «Это хорошо, когда есть кого защищать, если придется умирать — будет легче…» Больше я с Майей не разговаривал. Общение с ней почему-то не ладилось. Впрочем, я и не старался его наладить. Нет никакого смысла. Сопровожу сестер к айнам, а дальше своей дорогой. Когда до хутора осталось всего треть версты, я настоял, чтобы мы причалили к берегу раньше и пошел на разведку вместе с Тайто и Само — еще одним айном. К месту зашли с трех сторон, но уже за пару десятков метров, я понял, что здесь далеко не все в порядке, потому что ветерок принес запах горелого мяса. Не жаренного, а именно горелого. Смрад, который я не перепутаю ни с чем. Откуда не возьмись нахлынуло видение. В воздухе кружатся жирные черные хлопья, остро смердит паленой человеческой плотью. Пылающий крест и объятое языками пламени, скрюченное обугленное тело на нем. Рядом застывшие словно изваяния фигуры в белоснежных рясах с распятиями в руках, вздернутыми к небу. Вокруг эшафота беснуется в экстазе толпа. Из раззявленных ртов несутся истошные истеричные вопли. — Жарь еретичку!.. — Гори, ведьма-а-а-а!.. — Огонь очища-а-ает… — Во славу Господа нашего-о-о!.. Видение было очень четким и ясным, но отдавалось в голове такой страшной болью, что удержаться в сознание удалось только диким усилием воли. — Пречистая матерь Господня… — в голову неожиданно пришла странная, невероятная и очень страшная отгадка. — Но как? И за что?.. Чтобы окончательно опомниться, пришлось залепить себе пощечину. — Потом разберешься… — свирепо рыкнул я, вскинул Маузер с присоединенным прикладом и шагнул в кусты. Перемахнул через частокол, прокрался вдоль стены дома сложенного из мощных бревен и выглянул из-за угла. То, что увидел, уже не стало неожиданностью. Посередине двора стоял криво вкопанный в землю импровизированный крест сбитый из тележных слег. Под ним дымилась грудка дров, а на кресте висело закопченное черное тело. Человек обгорел только снизу и все еще можно было различить, что это некогда был невысокий полный мужчина. Неподалеку от креста лежала искромсанная туша мертвой коровы, рядом с ней в луже крови застыл большой кудлатый пес. На хуторе стояла мертвая тишина, разбавленная только карканьем круживших в небе ворон. Из-за угла дома высунулся Тайто и жестом показал, что здесь больше никого нет. Второй айн продублировал жест, уже с другой стороны двора.