— Вы как были, так остались сопливыми щенками… Айны напряглись. Я сделал долгую паузу и резко гаркнул. — Хотя уже умеете показывать зубы и рычать! Для того, чтобы вы стали настоящими воинами, придется пролить еще много крови. Но ваши предки уже улыбаются, смотря на вас… На заросших лицах разом появились счастливые улыбки. Айны довольно лыбились и нетерпеливо поглядывали на оружие и ранцы японских солдат. Я не стал затягивать с трофеями, приказал быстро освободить трупы от всего полезного, а сам решил заняться допросом. Раненые солдаты уже затихли, скорее всего истекли кровью, но офицер все еще оставался в сознании. Он натужно, со свистом дышал, страдальчески кривил рот и быстро поводил по сторонам узкими глазами. — Меня понимаешь? — поинтересовался я, присев перед ним на корточки. — Да, понимаю… — на неожиданно правильном русском языке ответил лейтенант. — Где выучил наш язык? — Два года работал парикмахером во Владивостоке… — Понятно. Куда шли? — Ваш генерал уже сдался… — неприязненно процедил японец. — Война на Карафуто закончилась. Вас накажут свои же… — Жить хочешь? — Я уже мертвый, а мертвым все равно… — Сейчас оживешь, — я достал нож и попробовал пальцем острие. — Хорошо, хорошо, я скажу… — зачастил лейтенант, настороженно следя за клинком. — Меня послали за русской женщиной, которая лечит туземцев. Майор Камура хотел просто встретится с ней и предложить лечить наших солдат. Все что происходит на Карафуто, должно происходить только с разрешения японской власти. Айнов и гиляков не смысла лечить, это человеческий мусор. Им только предстоит стать людьми… В мозгах плеснулась ярость. Почти не владея собой, я коротко ткнул офицера кончиком ножа в глаз. — Сахалин, тварь, а не Карафуто… Из глазницы брызнула розовая слизь, офицер тоненько завизжал и засучил ногами. — Повтори… — Шахари-и-ин… — Не понял. Еще раз, энергичней, от груди! Громче, по-русски, ты же умеешь! — Саа-а-аха-лин!!! — Молодец, поехали дальше… Экспресс допрос продлился недолго. Полностью деморализованный японец, по щенячьи скуля, охотно выложил все что знал. Как и предыдущая группа, отряд вышел из Тымово, где японским гарнизоном командовал некий майор Камура. Для чего Майя понадобилась майору, узнать точно не удалось, но в его добрые намерения я совершенно не верил. А еще, лейтенант сообщил, что все русские отряды в окрестностях уже сдались, что не добавило мне настроения. Пока возился с пленным, айны закончили со сбором трофеев. Один из них, неуверенно вертя свой нож в руках, что-то спросил и показал на труп. Остальные настороженно на меня уставились. — Она спрашивает, печень жрать обязательно? — растолмачил Тайто. — Печень? — сначала я не понял, причем здесь печень и зачем ее жрать, но потом вспомнил свою речь перед началом боя и слегка смутился. — Как хотите, по желанию… Бойцы облегченно вздохнули, видимо становится каннибалами им не очень хотелось. — А теперь скажите, что вы делаете с ворами? Бородачи растерянно переглянулись. — С людьми, которые тайком забирают ваши вещи, — уточнил я. — Э-э-э, отец, у нас не красть никто… — с виноватой улыбкой пояснил Тайто. — Зачем украдать у своих? Айна самый честный. — Черт… — я с досады чертыхнулся. — А если на вашей земле начнет охотиться чужой… ну, гиляк или нивх, к примеру… Бойцы оживленно закивали, а переводчик прокомментировал. — Да-да, гиляка такой вора, лезет, ворует… — Так что вы с такими делаете? — Открывать пузо и вешать за нога, чтобы висел, а другой видел, что так делать нельзя! — Айн кровожадно ощерился и ткнул пальцем в дерево. Я облегченно выдохнул. — На чем вешать есть? Тайто показал намотанную на пояс грубую веревку из размочаленного лыка. — Всегда есть. — Хорошо, — палец показал на трупы. — Вперед. Всех развесить. — Зачем, отец? — озадачился бородач. — Тогда япона знать, что айна их убивать. Оставить так, зверь кушать, никто не найдет. — Это ваша земля, а японцы пришли сюда как воры! — выйдя из себя, заорал я на мужика. — Пусть знают, что в лесу их ждет только смерть. Пусть дрожат и боятся каждой тени! Вашу доброту они принимают за слабость. Выполнять!!! Иначе заставлю жрать потроха косоглазых. Возражений не последовало, айны расторопно приступили к выполнению приказа. Скоро все деревья вокруг нас стали похожи на жуткие виселицы, на которых вниз головой висели мертвые тела с выпущенными кишками. Офицерика… а офицерика повесили последним. В его ранце, я обнаружил мешочек с женскими украшениями, на которых виднелись следы засохшей крови. То есть, их либо снимали уже с мертвых, либо срезали с живых. Так что повис он далеко не сразу. И еще до того, как стал трупом. — Уже мертвый, говоришь? — я приподнял обухом томагавка безвольно опустившуюся голову. — У-у-у-ии… — надрывно завыл японец, хлопая веками на пустых глазницах и пуская кровавые пузыри распухшими, потрескавшимися губами. — Живой что ли? Ну тогда живи… — и кивнул айнам. Офицера потащили за ногу к дереву, а я неожиданно почувствовал на спине взгляд и резко развернулся, вскидывая маузер. Но тут же опустил оружие, разглядев в огромных лопухах лошадиную морду. — Сдаваться пришла? Ну иди сюда… Лошадка фыркнула, медленно ступая мохнатыми ногами подошла ко мне и доверчиво положила голову на плечо. — Хорошая, хорошая… — я ласково потрепал ее крупу. — Бедолага, натерпелась видать. Ну ничего, не бойсь, не обижу… По своему виду лошадка, а точнее кобылка, не была строевой, видимо японцы реквизировали животину у какого-то местного жителя. Невысокая, но крепкая, мохнатая как медведь, она сразу пришлась мне по душе. Слегка подумав, назвал ее Бабочкой. Почему так? Мне показалось, что когда-то у меня уже была кобыла, которую звали Папильоной, что по-французски означает тоже Бабочка. Но как не старался, ничего похожего в памяти штабс-капитана не нашел. Опять вывихи подсознания? Черт, так и рехнуться недолго. Назад возвращался верхом. До предела нагруженные добычей, но абсолютно счастливые айны топали следом. Сам не блистал настроением, но грустным точно не был. Начало положено. И путь я выбрал совершенно правильный. К чему он приведет — бог весть. Но останавливаться я не собираюсь. Карафуто, говорите? Хрен вам на воротник, а не Карафуто. Сахалином был — Сахалином и останется. По крайней мере, пока я живой. Добравшись до заимки, забрал содержимое сундука, частью нагрузив личный состав, а частью навьючив лошадку. Бабочка сердито зафыркала, но дополнительный груз потащила без особых усилий. К вечеру мы уже были у Пиленги. Первой к нам выскочила Мадина, с разбега прыгнула мне на руки и крепко прижалась к груди. Послышались сдавленные рыдания. — Ну что ты, не надо… — я взлохматил ей волосы и повернулся к кобылке, которую вел на поводу. — Знакомься — это Бабочка. Бабочка — это Мадина. Кобыла фыркнула и немедленно ткнулась сухими шершавыми губами в щеку девочки. Мадина последний раз всхлипнула и громко рассмеялась. А я краем глаза заметил Майю.