– Конечно же – подтвердил я, борясь с желанием выкинуть телефон в окно – Такое разве забудешь? Ради правды, я в тот вечер, о котором мне напомнила Жозефина, больше пил, чем ел, причем даже не пьянел. Мы чудом выбрались из Парижа, где нас гоняли, как крыс, за спиной осталась полудюжина трупов и два сгоревших здания, плюс в тот момент я понятия не имел, чем все произошедшее закончится. Потому мне было вообще не буйабеса и красот вечернего Марселя. Мне вообще более всего тогда хотелось как можно быстрее смыться из Франции куда подальше, и больше никогда туда не возвращаться. Той же точки зрения, к слову, я придерживаюсь и по сей день. – Скажи, дорогой, как твои дела? – в голосе Жозефины проскользнули те нотки, которые я больше всего не любил. Это была некая смесь детскости, которой поначалу мне не удавалось ничего противопоставить, и алмазной твердости, означавшей, что со своих позиций моя приятельница не потеснится, так как уже взяла аванс за услугу, которую мне предстоит кому-то оказать. Вот только в этот раз она прокололась. Никуда не поеду. Не до частных заказов мне сейчас, потому что очень уж любопытная каша тут, в столице, заваривается. И самое главное – вся эта круговерть мне по душе. Я наконец-то ощутил в полной мере то, что вернулся домой. Почему? Потому что снова вокруг творится дурдом. Потому что времени ни на что не хватает. Потому что разные вроде бы события неведомым образом стягиваются в один тугой узел, который еще чуть-чуть, и может трансформироваться в петлю. И еще, потому что снова нет никакой ясности – кто мне друг, кто мне враг. Там, в Европе, все было более-менее ясно. Кто бы что не говорил и не писал, но простые они там все, незамысловатые. Разве что Генриетта так и осталась для меня загадкой. Но в любом правиле всегда есть исключения, верно? А остальные…. Как улицы в их городах. Они же у них или параллельны, или перпендикулярны. А у нас? Улица, первый переулок, второй, третий, после проходной двор, а за ним тупик. Но если очень надо, то и из тупика есть выход, через сквозной подъезд. Так что – я дома. Не повезло тебе, Жози. – А давай с тобой махнем в Санкт-Мориц? – с придыханием предложила она – Там есть один отель, ему уже двести с лишним лет! И нас с тобой уже ждет мансардный номер. Все, как мы любим – вид на горы, тишина, вино, свечи, ты и я! – И некая неприятность, которая ни с того, ни с сего свалилась на голову владельца этого отеля – продолжил я ее фразу – Верно? – Не «некая», а «пустяковая» – поправила меня француженка – Верно расставляй приоритеты. Главное – мы с тобой и наша любовь. А невесть откуда выползший призрак… Ты быстренько загонишь его туда, где ему и место, для тебя это раз плюнуть. Разве не так, Алекс? Разве я не права? – И да, и нет – рассмеялся я – Ты конечно же права, солнышко. Все эти призраки из старых отелей и гостиниц часто похожи друг на друга. Редко, когда что-то на самом деле интересное попадается. Но вот с остальным промашка вышла. Я не поеду в Швейцарию. Мне некогда. – Слушай, я понимаю, что в Венгрии сейчас очень и очень неплохо – вкрадчиво шепнула в трубку Жозефина – Вокруг весна, у тебя играет кровь, грудастые девицы пляшут вокруг майского шеста… Или какие там у них забавы? Я просто не знаю. Но что они значат в сравнении со мной? Будь честен, Алекс, их много, а я у тебя одна. Одна на всю жизнь. Воистину, ее тщеславие и самооценка достойны того, чтобы их какой-то психолог в кандидатской отразил. И самое забавное в том, что она на самом деле так думает. Это не шутка и не игра. – Я не в Венгрии. – Что? Просто плохо слышно. – Жози, я уже не в Венгрии. Я домой вернулся. В Россию. И, как выяснилось, у меня тут масса дел накопилась, причем все они требуют пристального внимания. По этой причине я до осени точно не выездной. А то и до следующего года. – Алекс, помощь требуется моему очень хорошему другу – зашла Жозефина с другой стороны – Я уже обещала. Он на нас с тобой надеется. – Вали все на меня – предложил ей я – Как обычно: «ох, уж эти русские», «они только бомбы умеют делать», «он объезжает нового верхового медведя, потому не может приехать». – Алекс, ты не понимаешь – Жозефина замолчала – Ладно, хорошо. Я возьму всего тридцать процентов комиссионными. Семьдесят – твои. – Оставь себе все сто – разрешил я – И заблокируй телефон своего хорошего друга, чтобы он не смог тебе дозвониться с претензиями. Это единственное, чем я могу тебе помочь. В чем, в чем нельзя отказать моей приятельнице-ведьме, так это в чутье. Вот и сейчас она каким-то седьмым, а то и десятым чувством поняла – дело провалено, не уговорить меня никак. – Я думала, прошлое связало наши судьбы навсегда – печально и показно-ошарашенно, с горючей девичьей слезой в голосе пролепетала она – И как же мне сейчас больно. Ты даже не предст… Связь разъединилась, оборвав ее фразу на полуслове. По всему мне следовало бы ей немедленно перезвонить, но я этого делать не стану. Почему? Ну, хотя бы потому, что Жозефина фиг сейчас трубку возьмет. Нет, она будет сидеть, любоваться солнце, садящимся в волны Лионского залива, пить Шатонеф-дю-Пап, с удовольствием считать, сколько же раз я наберу ее номер и прикидывать, как скоро я сорвусь с места, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Надо заметить, что несколько раз это даже срабатывало. В смысле – со мной. Давно и к великому стыду, но срабатывало. Вот такой я доверчивый дурачок. Был. Так что – нет. Не перезвоню. Тем более что отношения наши от этого никак не пострадают. Через две недели, или три, или месяц раздастся звонок, и я снова услышу ее голос. И разговаривать мы станем так, будто сегодня ничегошеньки не произошло. Еще одной причиной такого моего поведения является то, что мы наконец-то почти добрались до места, а именно до коттеджного поселка, в котором проживает семейная чета Ряжских. Узнаю я эти места, благо два года назад тут довелось побывать, причем воспоминания о тех визитах к числу неприятных, пожалуй, что, не относятся. Они были, скорее, поучительны, как, впрочем, и все общение с этим семейством. Столько всего нового я узнал, благодаря ему и об этом свете, и об обществе, и о своем месте в нем. Том, которое я, по мнению этого милого семейства должен всегда знать. А еще они меня в конце концов сдали не менее славным людям, которые хотели изучить мой богатый внутренний мир, сделав полостную операцию без наркоза. Прекрасно знали, чем это для меня закончится, и все равно сдали. Нет, положительно, повезло им тогда, что у меня времени было мало до отъезда. Ну, и еще в том, что я тогда был куда гуманнее, чем сейчас, и воздавал подобным за подобное через раз, а то и реже. А еще я ведь Ряжскую предупреждал о том, что не стоит ей больше появляться в поле моего зрения, поскольку беда случится. Но для этой бизнес-леди, похоже, мои слова что ветер, который пошумел, да и стих. Она и дворничиху денежкой стимулировала, и соглядатаев приставила – короче, уверенной поступью дама к проблемам идет. Честь ей и хвала! Впрочем, для начала я ее все же выслушаю. Почему бы и нет? К тому же сдал меня все же ее супруг, а не она сама. А после и решим, как дальше жить станем. И станем ли вообще. То ли водитель исправно передал мои слова, то ли звезды совпали, но я и в самом деле приехал аккурат к ужину. То есть меня прямо от порога дома сопроводили в обеденную залу, к длинному дубовому столу, заставленному разнообразной снедью, большей частью, правда, диетического толка. Фрукты, овощи, какие-то зеленые салаты, то есть еда полезная, но не очень-то вкусная. А сдала Ряжская за эти два года. Не очень сильно, но тем не менее. Да, это все та же уже далеко не юная, но все еще интересная и подтянутая женщина, но вон и морщинки новые появились, и глаза как-то поблекли. – Здравствуй, Саша – встала она из-за стола. Надо заметить, что они с супругом расселись за ним прямо как в фильмах про аристократическую жизнь – с разных сторон, друг напротив друга – Я очень рада тебя видеть. Правда – очень рада. – Искренние слова всегда приятно слышать – я глянул на нее, а после на Ряжского – Если, конечно, они таковыми являются. – Присаживайся – предложила Ольга Михайловна – Поужинай с нами. – Можно – согласился я, и отодвинул от стола стул, который стоял, если можно так сказать, аккурат посередине – Только вот мне бы мяса какого-нибудь. Отбивную, например. Или котлету. Боюсь, сыром и зеленью я не наемся. – Скажу очевидное, но ножом и вилкой копаем мы себе могилу – вступил в беседу глава семейства – Истина избитая, но истинно верная. – Если бы путь на тот свет торили исключительно гастрономические изыски, человечество давно вступило бы в Золотой век – усмехнулся я – Но это слишком просто. Увы, Петр Николаевич, подавляющее большинство людей роет себе и ближним своим могилу не обедами и ужинами, а личными поступками. – Я так и знала, что ты, Саша, сразу же коснешься той неприятной истории, что случилась два года назад – печально произнесла Ряжская – Да, ты прав мы повели себя тогда не лучшим образом. Наверное, мне стоило бы поискать какие-то доводы, что нас оправдают, привести аргументы, свидетельствующие о том, что данный выбор… – Не надо – попросил ее я – Тем более что никакого второго смысла в свою фразу я не вкладывал. Все обстоит именно так, как я сказал. Каждый человек на этом свете по сто раз на дню принимает те или иные решения, влияющие на то, что с ним случится завтра. И большая часть этих решений ведет его к могиле. Почему? Потому что людям свойственно ошибаться. А еще они всегда делают только то, что нужно именно им, при этом заверяя всех вокруг в благостности своих замыслов, в том, что их действия направлены на счастье всего человечества. Ну, или большей его части. А ведь это не так. Совсем не так. Ошибочка выходит. И счет за эту ошибку раньше или позже будет предъявлен каждому, даже не сомневайтесь. – И вам? – уточнил Ряжский. – И мне – кивнул я – А как же. Впрочем, применительно к той давней ситуации, вы были честнее многих. Вы просто и незамысловато меня просто продали. Сменяли жизнь пустякового человечка на весомый пакет акций. Как там у классика? «Бизнес – и ничего личного». По большому счету это куда честнее, чем поступки многих людей, в разное время входивших в мое окружение. – Мне приятно, Александр, что вы трезво оцениваете ситуацию – как мне показалось, Ряжский стал дышать чуть чаще, как видно отпустило мужика – В отличии от моей супруги, которая после случившегося еще долго рвала и метала. Не поверите, мне даже пришлось продать предприятие, выступившее камнем преткновения, чтобы убрать этот триггерный момент из наших отношений. Даже так? Интересно, врет или нет. Впрочем, это я узнаю со временем. – Неслабый домишко – в зале появилась Жанна, которая покинула меня сразу же по приходу в дом. Не иначе, как она эти хоромы уже от подвала до чердака облазила – Богатенько живут. Саш, имей в виду – вон за той дверью три черта сидят, причем с пистолетами в руках. Мне кажется, они там не просто так притаились, а по твою душу. Конечно, по мою, по чью же еще? Подстраховались Ряжские. Бдят. Или только Ряжский? И он, пардон за вольность, не столько бдит, сколько бздит? Хотя… Наверняка Ольга Михайловна помнит, как я ее в свое время движения лишил, заставив пережить самые, пожалуй, страшные часы в жизни. Ибо нет ничего страшнее, чем жить недвижимо, но при этом все осознавая. Лучше уже смерть, чем такое бытие. Но, что характерно, никакой дополнительной неприязни к супругам-коммерсантам данный поступок у меня не вызвал. Да и с чего бы? По сути, правильное решение, разумное и рациональное. Их ошибка кроется в другом. Не стоило меня вообще тревожить. Никак. В принципе. Тем более что, может, ситуация вывернула таким образом, что я сам к ним наведался бы. – Может, лучше ну их? – предложила Жанна – Давай отсюда уже свалим. Недобрые люди, Саш. Нехорошие. Я с такими, как этот мужик, спала не раз, потому в состоянии хрен от тирамису отличить. Видно же, что он редкая сволочь. Я еле заметно качнул головой в отрицающем жесте. Рано. Сначала хочется выслушать, что же именно им от меня нужно. Догадки есть, но желательно знать точно. И если ничего особенного они не пожелают, то я, может быть, даже назову цену за свои услуги. Не уверен, что она их устроит, но – почему бы и нет? Плюс есть желание немного их потроллить. Заслужили. – Понимать – понимаю – ответил я Ряжскому – Но понимание не есть одобрение. Не понравилось мне тогда, что вы мою жизнь разменяли на куш, пусть даже и очень неплохой. Настолько, что я вообще-то собирался вас убить, причем какой-нибудь очень, очень нехорошей смертью. Долгой, мучительной и неприглядной. Вы в курсе, как уходил из жизни ваш знакомец Арвен? Вижу, в курсе. Наслышаны. Так вот его кончина на вашем фоне считалась бы легкой и безмятежной. – Не надо так со мной говорить – негромко, но с ощутимой угрозой в голосе произнес Ряжский – Тем более в моем доме. – Говорю так, как умею – откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу произнес я – И так, как желаю. Ну, а если что-то не устраивает – укажите мне на дверь. Даю слово – уйду, и никогда сюда не вернусь. Но и вы тогда уж больше меня не беспокойте, ни явно, ни тайно. Ни-ко-гда. Что, такая сделка вас устроит, Павел Николаевич? Если да – можете просто кивнуть. – Меня не устроит – сообщила нам Ольга Михайловна – Абсолютно. Более того – все, что связано с тобой – моя инициатива, а не Павла. Он тут не при чем? – И добрым людям тогда меня тоже вы сдали? – притворно удивился я – Надо же! – Саша, не утрируй – поморщилась женщина – Не надо. И еще – тебе это не идет. Я говорю о дне сегодняшнем. Что до дня вчерашнего… Тебе же были принесены извинения, верно? И не только. К ним была приложена материальная компенсация, вполне достойная на мой взгляд. – Относительно размера компенсации – все не менее спорно. Сомневаюсь, что ее размер дотягивал хотя бы до одного процента от той прибыли, которую ваш супруг получил за мою жизнь, так что о какой-то равноценности говорить просто глупо. Его спасло не это. Его спасли вы. – Я? – мне показалось, что Ряжская немного удивилась – Неужто мне тогда удалось подобрать нужные слова? – Не в словах дело – я чуть печально улыбнулся, а после облизал губы – Его избавили от мук те воспоминания, которые остались у меня от нашего с вами общения. Крайне приятные воспоминания о красивой, умной, невероятно чувственной женщине, которую так не хочется расстраивать даже в мелочах. Такая женщина как вы, Ольга Михайловна, обязана каждый день, каждый миг радоваться жизни. И ради этого я счел возможным забыть о том, что именно ваша семья мне задолжала. Уверен, что никаких чувств Ряжский к супруге давно не испытывает, но все же она – его женщина, потому слово «чувственной» и прочие намеки он никак не мог пропустить мимо ушей. В каждом мужчине живет собственник, так было, так есть и так будет. Что до Ольги Михайловны – в ее глазах, несмотря на определенную щекотливость момента непосредственно для нее, скакнула парочка веселых чертенят. Как мне кажется, она от складывающейся ситуации начала получать неподдельное удовольствие. И это при том, что бизнес-леди, насколько я помню, к мужу относится куда лучше, чем он к ней. В разрезе чувств, имеется в виду. Когда Ряжского черное проклятие чуть на тот свет не утащило, его супруга вне себя была, вся от эмоций почернела, что твоя головешка. Правда, тогда, помнится, все же прозвучала пара невеселых фраз про незакрытые сделки и проблемы с наследованием бизнеса. – Я читал как-то, что все профессиональные убийцы не чуждаются поэзии и живописи – Ряжский отодвинул от себя тарелку с недоеденным блюдом – Теперь же вижу – так и есть. – Ольга Михайловна, мне очень жаль, но вряд ли наш совместный ужин состоится – я специально не стал приподнимать стул, и его ножки недобро скрежетнули по полу – И дело не в том, что меня немного раздражает метафоричность вашего супруга. Просто я устал и вряд ли смогу достойно ответить словами. Придется переходить к делу, а это, знаете ли… Ряжский напрягся, я понял, что он в шаге от того, чтобы спустить на меня ту троицу, что сидит вон за дверью. Не стану врать, внутри все ходуном ходило, но при этом осознание полноты бытия меня буквально захлестывало. – Не надо – сказал я бизнесмену, усмехнувшись – Ну, расстреляют меня эти трое. И какой в том смысл? Моя смерть ничего не изменит. Напротив. Она все ухудшит. Сейчас есть вероятность того, что умрете только вы. Если же ваше гостеприимство скажется на мне летально, то умрет ваша жена, ваши незаконнорожденные дети и их матери, все родные и близкие до пятого колена. Может, и еще кто-то, кого я не назвал. Так что моя смерть – это только начало. – Какие трое? – насторожилась Ряжская – Паша, это он о чем? – Вон там три бойца притаились – я кивком указал на дверь – Сидят, ждут команды «огонь». – Ты дурак? – выдохнув, осведомилась у мужа женщина – Ты знаешь, что он наша последняя надежда, и все равно выкидываешь такие фокусы? Я сотни аргументов перебираю в голове, три ночи толком не сплю… Да еще и прямо в нашем доме! Это вообще за гранью разумного! – Привычка – без тени смущения объяснил жене бизнесмен – Ругайся, не ругайся, но я так устроен. Для меня наличие запасных способов решения текущей проблемы необходимость. Есть план один, план два, план три. А иногда имеется вот такой вот… Ээээ… Нулевой вариант. Мы расстались с этим человеком не лучшим образом, верно? Он затаил на нас обиду. А еще он опасен, о чем нам обоим прекрасно известно. Кто знает, что ему придет в голову во время беседы? И случится ли она вообще? Может, он сюда пришел далеко не за тем, чтобы нам помогать. Разумеется, у меня нет ни малейшего желания в своем собственном доме устраивать стрельбу и проливать чью-то кровь, я вообще сторонник мирного сосуществования всех со всеми, и в данном случае буду только рад решить вопрос миром, особенно учитывая наши обстоятельства. Но раз так сегодня сложились обстоятельства, раз встреча незапланированно проходит на нашей территории, то я обязан предусмотреть все возможные варианты развития событий. Даже такой. – Кстати, отчасти верная точка зрения – поддержал я его – В том смысле, что я пришел сюда совсем не за тем, чтобы вам помогать. Нет, убивать тоже не собираюсь, не следует меня демонизировать. Просто хотел сказать – хватит ходить за мной по пятам, я этого не люблю. Да и никому, наверное, такое не понравится, верно? – Моя сестра больна – Ряжская опустила крепко, до белизны, сжатые кулачки на стол – Проблемы с кровью. Врачи сказали, что шансов нет. И наши, и не наши. И, что самое страшное, то же самое подтвердил Вагнер. Все. Саша, она умирает, ей осталось всего-ничего. Последний год я пыталась тебя отыскать, нанимала частных детективов, делала все, что можно, но ты как в воду канул. И вот, когда я уже смирилась с тем, что скоро останусь на свете совсем одна, ты вдруг появляешься в Москве. Когда я про это узнала, сразу же хотела ехать к тебе, но Павел отговорил. – И правильно сделал – отправив в рот стебелек спаржи, добавил Ряжский – Ты вон и сейчас не слишком приветлив, а в день приезда и вовсе всех собак на Ольгу спустил бы. По себе знаю, как подобные вещи после дороги раздражают. – Резонно – признал я – Что до сестры – сожалею. Но это жизнь, все мы смертны.