Исполнить это было несложно. Ночью «Сатерленду» полагалось находиться в четверти мили на ветре от каравана. Сейчас он как раз двигался к позиции позади индийцев. «Плутон», следуя в кильватере «Калигулы», обогнал их, — видимо, адмирал решил использовать свой корабль как связующее звено между двумя половинками разорванного конвоя. Быстро темнело, ветер по-прежнему крепчал. Хорнблауэр попробовал пройтись по качающейся палубе, чтобы хоть немного согреться и унять озноб; пока он стоял без движения, опять напомнил о себе желудок. Он вцепился в поручень, превозмогая дурноту. Меньше всего ему хотелось, чтобы его стошнило перед ироничным красавцем Джерардом. Голова кружилась от усталости и морской болезни. Он подумал, что если ляжет, то, наверно, уснет и во сне позабудет свои мучения. Теплая и уютная койка манила все сильнее. Однако он через силу оставался на палубе, пока в быстро сгущающемся сумраке не убедился, что корабль занял предписанную позицию. Тогда он повернулся к Джерарду. — Уберите брамсели, мистер Джерард. Он взял сигнальную доску, и, стараясь не думать про мятежный желудок, тщательно вывел подробнейшие указания для вахтенного, все, какие только мог измыслить. Они сводились к тому, чтобы держаться на ветре от каравана и не терять его из виду. — Вот приказы, мистер Джерард. — На последнем слове голос дрогнул, и ответного «есть, сэр» он, сбегая по трапу, уже не слышал. Желудок был пуст, поэтому рвало особенно мучительно. Когда Хорнблауэр, пошатываясь, вернулся в каюту, туда сунулся было Полвил. Хорнблауэр обругал его страшными словами и велел убираться вон, затем повалился на койку и пролежал пластом минут двадцать, прежде чем с усилием встал, стянул бушлат, сюртук и в рубашке, жилете и штанах со стоном забрался под одеяло. «Сатерленд» несся на фордевинд, немилосердно качаясь, древесина стенала и жаловалась на разные голоса. Хорнблауэр сжимался всякий раз, как корабль взлетал на волне и койка, на которой он лежал, взмывала футов на двадцать вверх, чтобы тут же устремиться вниз. Однако, поскольку он не мог мыслить последовательно, изнеможение все-таки взяло верх. Он так устал, что заснул мгновенно, невзирая на качку, шум и дурноту. Спал он так глубоко, что, проснувшись, сперва не понял, где находится. Первым делом он ощутил знакомую и в то же время неожиданную качку. Сквозь распахнутую дверь из кормовой галереи проникал серый полусвет. Хорнблауэр, моргая, огляделся. Одновременно он вспомнил, где находится, и ощутил позыв к рвоте. Он осторожно встал, шатаясь прошел через каюту к поручням галереи и под пронизывающим ветром стал страдальчески вглядываться в серое, освещенное первыми рассветными лучами море. Не видно было ни паруса; он так испугался, что сразу пришел в себя. Натянув сюртук и бушлат, вышел на шканцы. Джерард все еще был здесь, значит не кончилась его вахта. Хорнблауэр угрюмо кивнул на приветствия Джерарда и стал глядеть вперед, на испещренное белыми барашками серое море. В такелаже свистел ветер, крепкий, не настолько, впрочем, чтобы брать рифы на марселях. Он дул прямо с кормы, в спину стоящему у резного поручня Хорнблауэру. Впереди неровным строем двигались четыре индийца, потом Хорнблауэр различил пятый и шестой больше чем в миле по курсу. Ни флагмана, ни грузовых судов, ни «Калигулы» — ничего видно не было. Хорнблауэр поднял рупор. — Эй, на мачте! Флагман видите? — Нет, сэр. Ничего не видать, сэр, окромя индийцев, сэр. «Вот оно как», — подумал Хорнблауэр, вешая рупор на место. Многообещающее начало кампании. Судя по курсовой доске, «Сатерленд» всю ночь строго держался выбранного направления, в вахтенном журнале была отмечена скорость то восемь, то девять узлов. Погода ясная, скоро они увидят Уэссан — Хорнблауэр сделал все, что от него требовалось. Индийцы в пределах видимости, он идет одним с ними курсом, паруса соответствуют погоде. Он был бы больше в этом уверен, если бы не тошнотворная тяжесть в желудке, а так вызванная морской болезнью хандра нагоняла дурные предчувствия. Если начальству потребуется козел отпущения, выберут его. Он прикинул силу ветра и решил, что неразумно прибавлять парусов и догонять остальной караван. Мысль, что нет способа оградить себя от будущих нареканий, успокоила. Он даже приободрился. Жизнь в море научила его философски принимать неизбежное. Пробило восемь склянок, позвали подвахтенных. Буш вышел сменить Джерарда на шканцах. Хорнблауэр почувствовал на себе пристальный взгляд первого лейтенанта и сделал суровое лицо. Он взял себе за правило не говорить без необходимости и так был этим правилом доволен, что намеревался следовать ему и впредь. Вот и теперь он с удовольствием не обращал внимания на Буша, который нет-нет да и поглядывал на него озабоченно, словно пес на хозяина, готовый в любую минуту откликнуться. Тут Хорнблауэру пришло в голову, что выглядит он довольно жалко: взъерошенный, небритый и, вероятно, зеленый от морской болезни. В расстроенных чувствах он зашагал вниз. В каюте он сел и закрыл лицо руками. Мебель раскачивалась в такт скрипению переборок. Пока он не смотрел на качающиеся предметы, его по крайней мере не выворачивало. После Уэссана можно будет лечь и закрыть глаза. Тут вошел Полвил, балансируя подносом, как заправский жонглер. — Завтрак, сэр, — объявил Полвил и продолжил словоохотливо: — Не знал, что вы встали, сэр, пока левая вахта не сообщила мне по пути вниз. Кофе, сэр. Мягкий хлеб, сэр. На камбузе горит огонь, если пожелаете, сэр, я в два счета поджарю ломтики. Хорнблауэр с внезапным подозрением взглянул на слугу. Полвил не предложил ему ничего, кроме хлеба, — ни отбивной, ни ветчины — ничего из тех вкусных и дорогих вещей, на которые капитан так безрассудно раскошелился. А ведь Полвилу известно, что он со вчерашнего дня ничего не ел, и Полвил имеет обыкновение пичкать его даже чрезмерно. С чего бы это Полвил вдруг предлагает ему французский завтрак? Под взглядом Хорнблауэра обычно невозмутимый Полвил потупился — это подтверждало подозрение. Для Полвила не тайна, что его капитана укачивает. — Поставьте на стол, — буркнул Хорнблауэр, не в силах сказать что-либо еще. Полвил поставил поднос, но не уходил. — Когда вы мне понадобитесь, я позову, — сказал Хорнблауэр сурово. Сжав руками виски, он попробовал припомнить вчерашний день. Не только Полвил, но и Буш с Джерардом — а значит, и вся команда — знают о его слабости. Стоило задуматься, и он припомнил кое-какие мелочи, утвердившие его в этой догадке. Сперва он просто расстроился, даже застонал. Потом разозлился. Наконец верх взяло чувство юмора, и Хорнблауэр улыбнулся. Тут ноздрей достиг приятный аромат кофе. Он потянул носом: запах пробуждал одновременно голод и отвращение. Победил голод. Хорнблауэр налил и отхлебнул кофе, тщательно избегая останавливаться взглядом на качающихся предметах. Почувствовав в желудке блаженную теплоту, он машинально откусил хлеб и, только очистив поднос, засомневался, стоило ли это делать. Однако удача ему сопутствовала: не успела накатить новая волна дурноты, как в дверь постучал мичман и сообщил, что видно землю. Начав действовать, Хорнблауэр позабыл о морской болезни. С палубы Уэссан был еще не виден, только с мачты, а лезть по вантам Хорнблауэр не собирался. Ветер свистел, перебирая натянутые тросы у него над головой. Он глядел на серое море, туда, где лежала за горизонтом Франция. Из всех приметных морских ориентиров остров Уэссан, быть может, чаще других фигурировал в английской морской истории: Дрейк и Блейк, Шовелл и Рук, Хоук и Боскауэн, Родни, Джервис и Нельсон — каждый в свое время глядел отсюда на восток, как сейчас Хорнблауэр. Три четверти британского торгового флота огибали Уэссан на пути в дальние края и возвращались домой. Лейтенантом под началом Пелью Хорнблауэр мотался на «Неустанном» в виду Уэссана во время блокады Бреста. В этих самых водах «Неустанный» и «Амазонка» загнали «Друа-де-л’ом» в полосу прибоя, отправив на тот свет тысячу французских моряков. Подробности этого яростного сражения тринадцатилетней давности он помнил так же отчетливо, как бой с «Нативидадом» всего шесть месяцев назад, — признак надвигающейся старости. Хорнблауэр стряхнул накатившую на него задумчивость и занялся делами: проложил курс на Финистерре и заставил индийцев ему следовать — первое оказалось значительно проще второго. Целый час пришлось сигналить и даже палить из пушки, прежде чем ведомые удовлетворительно повторили сигналы, Хорнблауэру казалось, что шкиперы нарочно не понимают сигналов, перевирают или оставляют без внимания. «Лорд Морнингтон» десять минут держал сигнал приспущенным, словно нарочно, чтобы его было не прочесть. Только когда «Сатерленд» приблизился почти на расстояние окрика, а Хорнблауэр дошел до точки кипения, сигнальный фал наконец распутали и подняли флажки правильно. Видя это, Буш язвительно хохотнул и заметил, что индийцы еще бестолковей военного корабля в начале плавания, но Хорнблауэр сердито затопал прочь, оставив Буша таращиться ему вслед. Нелепое происшествие разозлило Хорнблауэра: он боялся, что сам выглядит нелепо. Зато он на время позабыл про морскую болезнь и, только простояв некоторое время в одиночестве у правого борта — Буш тем временем отдавал приказы, по которым «Сатерленд» вернулся к позиции на ветре от каравана, — и успокоившись, вновь ощутил тревожные симптомы. Он уже шел вниз, когда внезапный крик Буша вернул его на шканцы. — «Уолмерский замок» привелся к ветру, сэр! Хорнблауэр поднял подзорную трубу и направил ее за левый борт. «Уолмерский замок» — передовой корабль каравана — был от «Сатерленда» дальше всего, милях примерно в трех. Ошибиться было невозможно — корабль повернул и теперь несся в наветренную сторону. — Они сигналят, сэр, — сказал Винсент, — но я не могу прочесть. Может быть, номер двадцать девять, но это «прекратить сражение» — не это же они хотят сказать. — Эй, на мачте! — заорал Буш. — Что видите на левой скуле? — Ничего, сэр! — Тот сигнал спустили, сэр, — продолжил Винсент. — Вот подняли новый. Номер одиннадцать, сэр. «Вижу неприятеля». — Эй, Сэвидж, — сказал Буш. — Берите подзорную трубу и лезьте на мачту. Следующий корабль в рассыпанной колонне тоже привелся к ветру. Сэвидж был на середине вант, когда впередсмотрящий закричал: — Вижу их, сэр. Два люгера на левой скуле. Люгеры возле Уэссана — французские каперы и никто больше. Быстрые, маневренные, с большой командой, опытом не уступающей британскому флоту, они пойдут на любую опасность, лишь бы захватить богатенького остиндийца. Такая добыча озолотит их капитанов. Буш, Винсент и все остальные на палубе взглянули на Хорнблауэра. Если он потеряет хоть один из доверенных его заботам кораблей, то безнадежно уронит себя в глазах Адмиралтейства. — Свистать всех наверх, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. Взволнованный приближением боя, он позабыл о драматической стороне дела и не рисовался перед подчиненными; впрочем, занятый расчетами, он и так не обнаружил волнения. Все остиндийцы несут пушки — у «Лорда Морнингтона» так по восемнадцать орудийных портов в каждом борту, — и на большом расстоянии они от капера отобьются. Поэтому люгеры постараются взять их на абордаж — ни абордажные сетки, ни команда торгового судна не остановят снедаемых алчностью французов. Люгеры будут маневрировать, чтобы отрезать кого-то из индийцев от «Сатерленда», — пока тот будет лавировать против ветра, французы захватят судно и уведут из-под самого его носа. До этого доводить нельзя, однако индийцы тихоходны, команда «Сатерленда» не обучена, а французы маневрируют с быстротой молнии — к тому же их двое, отбиваться придется сразу от обоих. Теперь и с палубы можно было различить над самым горизонтом темные прямоугольники обрасопленных круто к ветру парусов. Они приближались, исполненные угрозы, и Хорнблауэр уже различал не одни призрачные силуэты на фоне ясного неба. Люгеры были малы, не больше чем на двадцать пушек каждый, да и то девятифунтовок — подойди они близко к «Сатерленду», тот потопил бы их двумя бортовыми залпами. Но они быстроходны — над горизонтом как раз показались их корпуса, и Хорнблауэр различал белую воду под водорезами. Люгеры шли по меньшей мере на румб круче к ветру, чем возможно для «Сатерленда». На каждом человек полтораста, если не больше: каперам не приходится заботиться об удобствах для команды, достаточно выскользнуть из порта, захватить приз и скрыться обратно. — Мы подготовим корабль к бою? — осмелился спросить Буш. — Нет, — буркнул Хорнблауэр. — Поставьте людей на боевые посты и погасите огонь. Серьезного сражения не предвидится — нет необходимости снимать переборки, подвергать опасности свое имущество и живность. Однако шальное девятифунтовое ядро, угодившее в камбузный огонь, может поджечь весь корабль. Под приглушенные угрозы и брань унтер-офицеров матросы двинулись к своим постам. Иных пришлось вести или подталкивать — кое-кто все еще путал правый и левый борт. — Пожалуйста, зарядите и выдвиньте пушки, мистер Буш. Больше половины матросов никогда не видели стреляющей пушки. Сейчас они впервые услышат сумасшедшую музыку грохочущих по доскам орудийных катков. У Хорнблауэра при этом звуке перехватило дыхание — столько пробудилось воспоминаний. Он пристально наблюдал за каперами, но тех выдвинутые пушки явно не напугали. Люгеры шли прежним курсом, в бейдевинд, наперехват конвою. Впрочем, опасность, как никакие приказы, согнала торговцев вместе. Только страх мог заставить шкиперов сбиться в такую тесную кучу. По бортам натягивали абордажные сетки, выдвигали пушки. Слабая защита, но сейчас главное, что они вообще готовы защищаться. Громыхнул выстрел, у борта первого капера показался клуб дыма; куда угодило ядро, Хорнблауэр не видел. Тут на грот-мачтах обоих люгеров взмыли трехцветные флаги; в ответ на такой наглый вызов Хорнблауэр приказал поднять на флагштоке «Сатерленда» красный военно-морской флаг. В следующую секунду люгеры поравнялись с «Уолмерским замком», самым дальним из кораблей. Они явно намеревались подойти еще ближе. — Поставьте брамсели, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. — Право руля. Одерживай. Так держать. «Уолмерский замок» в страхе метнулся вбок и едва не налетел на соседа справа — тот еле-еле успел положить руль на борт. В следующее мгновение «Сатерленд» оказался рядом. Люгеры отпрянули, уворачиваясь от грозного бортового залпа, первая неуклюжая атака была отбита. — Обстенить грот-марсель! — проревел Хорнблауэр. Крайне важно сохранить выгодную позицию на ветре от индийцев — отсюда «Сатерленд» мгновенно устремится туда, где возникнет угроза. Конвой медленно продвигался вперед, люгеры держались впереди. Хорнблауэр не сводил подзорной трубы с маленьких суденышек, по многолетней привычке удерживая их в поле зрения, как ни кренилась палуба под ногами. Они со слаженностью часового механизма повернули и понеслись к «Лорду Морнингтону» на правом фланге, как гончие, преследующие оленя, чтобы вцепиться ему в глотку. «Лорд Морнингтон» уклонился от курса, «Сатерленд» понесся к нему, люгеры молниеносно повернули оверштаг и вновь двинулись к «Уолмерскому замку». — Руль круто направо, — отрывисто бросил Хорнблауэр. К его облегчению «Уолмерский замок» сумел обстенить марсель, и «Сатерленд» поспел вовремя. Он срезал «Уолмерскому замку» корму, и Хорнблауэр увидел усатого шкипера за штурвалом и полдюжины туземных матросов, в панике носящихся по палубе. Люгеры умчались прочь, вновь увернувшись от пушек «Сатерленда». Вокруг одного из торговых судов клубился дым: очевидно, оно выпустило в никуда целый бортовой залп. — Зря порох тратят, — подсказал Буш, но Хорнблауэр, занятый расчетами, не ответил. — Пока им хватит ума держаться кучей… — начал Кристел. Это было очень важно, — если караван рассеется, по частям его Хорнблауэру не защитить. Ни славы, ни чести не сулило ему состязание между линейным кораблем и двумя маленькими каперами, — если Хорнблауэр их отобьет, никто про это не вспомнит, если же потеряет хоть одно из вверенных ему судов, грянет всеобщее негодование. Он думал было просигналить подопечным, чтобы держались вместе, но тут же отказался от этой мысли. Сигналы только собьют их с толку, да еще половина неправильно прочтет флажки. Лучше положиться на их природный инстинкт самосохранения. Каперы вновь привелись к ветру и двинулись в бейдевинд прямо за кормой у «Сатерленда». По одному их виду, по узким черным корпусам и круто наклоненным мачтам Хорнблауэр угадывал, что они замыслили новый маневр. Он не сводил с них напряженных глаз. Передовой люгер повернул направо, второй — налево. Они разошлись и теперь оба неслись в бакштаг, накренясь под резким ветром, словно олицетворение зловещей целесообразности, и вода пенилась под их носами. Оторвавшись от «Сатерленда», они атакуют караван с противоположных флангов. Едва успев отогнать одного, он должен будет возвращаться и отгонять другого. На секунду Хорнблауэр подумал, не привести ли ему весь караван к ветру, но только на секунду. В попытке выполнить такой маневр торговые суда либо рассеются, либо покалечат друг друга и в любом случае станут легкой добычей неприятеля. Остается разбираться с каперами по очереди. Это, скорее всего, безнадежно, но, отбросив единственно возможный план, ничего не выиграешь. Хорнблауэр решил играть до последнего. Он выпустил из рук подзорную трубу и, цепляясь за бизань-ванты, вспрыгнул на поручень. Сосредоточенно вгляделся в своих врагов, поворачиваясь то к одному, то к другому, прикидывая их скорость, просчитывая курс. Лицо застыло от напряжения. Правый люгер был чуть ближе к каравану — он и нападет первым. Если сперва разделаться с ним, останется минута, чтобы вернуться и атаковать второй. Еще взгляд на противника — и Хорнблауэр утвердился в принятом решении. Теперь он готов был поставить на него свою репутацию, о которой, впрочем, от волнения позабыл и думать. — Два румба вправо! — крикнул он. — Два румба вправо! — откликнулся рулевой. «Сатерленд» двинулся из кильватера каравана наперерез первому люгеру. Тот, в свою очередь, метнулся вбок, чтобы не угодить под сокрушительный бортовой залп, и теперь быстро удалялся. Более ходкий, он обгонял и караван, и эскорт. «Сатерленд», стараясь держаться между капером и торговыми судами, увлекался все дальше и дальше от второго люгера. Это Хорнблауэр предвидел, на этот риск шел с самого начала — если французы будут действовать слаженно, он проиграет. Ему не удастся отогнать первый люгер далеко в подветренную сторону и быстро вернуться ко второму. Он и так сильно продвинулся по ветру, однако продолжал нестись прежним курсом, теперь вровень с караваном и первым люгером. Тут второй люгер повернул, готовясь атаковать караван. — Командуйте к брасам, мистер Буш! — крикнул он. — Руль круто направо. «Сатерленд» развернулся и, накренясь, ринулся в галфвинд, неся чуть больше парусов, чем разумно. Рассекая воду, мчался он к индийцам, которые в смятении пытались уклониться от врага. Словно сквозь лес парусов и мачт Хорнблауэр видел темные паруса люгера, настигавшего беззащитный «Уолмерский замок» — то ли тот плохо слушался руля, то ли им плохо управляли, в общем, он приотстал. Хорнблауэр просчитывал десяток факторов разом. Мозг работал, как сложнейшая машина, предугадывая курс люгера и шести индийцев, учитывая возможные вариации, вызванные личными особенностями капитанов. Надо было держать в уме скорость «Сатерленда» и ветровой снос. Обходить рассыпавшийся караван — слишком долго, это лишит его преимуществ внезапности. Хорнблауэр тихо приказал рулевому править в сужающийся просвет между двумя судами. На «Лорде Морнингтоне» увидели, что к ним несется двухпалубник, и повернули — на это Хорнблауэр и рассчитывал. — Приготовиться у пушек! — прогремел он. — Мистер Джерард! Дадите бортовой залп по люгеру, когда будем проходить мимо. «Лорд Морнингтон» остался позади, теперь впереди «Европа» — она только что повернула и, казалось, сейчас врежется в «Сатерленд». — Чтоб ей лопнуть! — орал Буш. — Чтоб… «Сатерленд» срезал «Европе» нос, ее ватерштаг чуть не проехал по их бизань-вантам. В следующую секунду «Сатерленд» проскочил в сужающийся просвет между двумя другими судами. Вот и «Уолмерский замок» — люгер, не ожидающий увидеть «Сатерленд» так близко, уже взял его на абордаж. В наступившей тишине слышен был лязг оружия — французы карабкались на низкую палубу индийца. Тут они увидели несущийся на них линейный корабль. Матросы попрыгали обратно в люгер и объединенными лихорадочными усилиями двухсот рук подняли громоздкий марсель. Люгер развернулся, как волчок, — но поздно. — Обстените крюйсель, — бросил Хорнблауэр Бушу. — Мистер Джерард! «Сатерленд» замер, готовясь нанести сокрушительный удар. — Цельсь! — завопил Джерард, вне себя от возбуждения. Он был у баковой секции пушек, которой предстояло первой поравняться с люгером. — Ждите, пока пушки укажут на него! Пли! Корабль медленно разворачивался, пушки стреляли одна за другой — время для Хорнблауэра замедлилось, и ему казалось, что это длится минут пять. Выстрелы шли неравномерно, некоторые канониры явно поджигали раньше, чем их орудия поравнялись с люгером. Углы тоже были выбраны неверно — ядра падали по обоим бортам люгера и далеко за ним. И все же кто-то попал. От люгера полетели щепки, порвались несколько вант. На людной палубе возникли как бы водовороты — это там, где пролетело ядро. Свежий ветер мгновенно развеял пороховой дым, открыв взорам люгер в сотне ярдов от «Сатерленда». Расправив паруса, он быстро скользил по воде — у него еще была надежда спастись. Хорнблауэр велел рулевому спуститься под ветер — он хотел дать второй бортовой залп. Тут девять клубов дыма над бортом люгера возвестили, что французы стреляют из своих пушечек.