— Да, — сказала леди Барбара. — По большей части я грезила о яичнице. О яйцах всмятку, вкрутую и в мешочек. О белом хлебе, густо намазанном маслом. О кофе со сливками. О капусте — обычной вареной капусте. Мои грезы не были столь причудливы, чтобы добраться до пюре из шпината, но кажется, мне привиделась тарелка с молодой морковью. И вот утром Геба приносит мне черный кофе и маисовый хлеб с жучками, а Полвил посылает ко мне спросить, желаю я на обед соленой свинины или соленой говядины. Сегодня я наверняка примусь за седьмого братца того хряка, которым меня потчевали в Панаме. Я близко познакомилась со всей его родней. Леди Барбара засмеялась, показывая белые зубы, и смех ее ненадолго утихомирил бушевавшую в Хорнблауэре страсть. Он прекрасно ее понимал — после многих месяцев на корабельном довольствии каждый грезил о свежей пище. Ее непринужденность подействовала на смятенный рассудок Хорнблауэра так, как если бы кто-то открыл в душной комнате окно. Разговор о еде оттянул развязку на несколько дней — на несколько золотых деньков, пока юго-восточный пассат дул с траверза «Лидии» и нес ее по Южной Атлантике к острову Святой Елены. Ветер не стихал до того самого вечера, когда с последними лучами садящегося в золотом ореоле солнца матрос с мачты взглянул вперед и в быстро гаснущем свете приметил горную вершину. Крик «Вижу землю!» возвестил Хорнблауэру, что он вновь вывел корабль в точности к намеченному месту. Весь этот день ветер постепенно слабел и к закату стих окончательно. Подобно Танталу, они были в нескольких часах пути от заветной цели и не могли к ней приблизиться. С палубы землю было еще не разглядеть, и, как заметил Джерард леди Барбаре, ей придется принять близость земли на веру, пока ветер вновь не снизойдет до них. Ее разочарование при вести, что вожделенные яйца всмятку откладываются, было столь трогательно, что Кристел поспешил воткнуть в грот-мачту свой складной нож. Он объявил, что это верный способ вызвать ветер, а если и нож не сработает, он заставит всех корабельных юнг свистеть в унисон и будет ждать бури, которую вызовет из пучины такая наглость. Может быть, сама эта задержка и подготовила развязку, ибо Хорнблауэр тревожился, как бы заход на Святую Елену не привел к нежелательным переменам на борту «Лидии». С другой стороны, это должно было случиться и просто по совпадению произошло именно в тот вечер. Совпадением было то, что Хорнблауэр вошел в неосвещенную главную каюту, когда думал, что леди Барбара на палубе. Совпадением было, что его рука задела ее голую руку. Они столкнулись между столом и сундуком. Он извинился за вторжение. Она оказалась в его объятиях. Они поцеловались раз, другой. Она положила руку ему на плечо и коснулась шеи. Головы у них закружились. Тут корабль накренился, и она упала на сундук. Она улыбнулась, он опустился рядом с ней на колени и прижался головой к ее груди. Они целовались, целовались и не могли нацеловаться. Она называла его ласковыми словами, слышанными в детстве от няньки, — ей еще не приходилось говорить ласковые слова. — Милый, — шептала она. — Сердечко мое. Мой маленький. Так трудно было подобрать слова для своей любви. — У тебя такие красивые руки, — сказала она, расправляя его руку на ладони и перебирая длинные тонкие пальцы. — Я полюбила их с самой Панамы. Хорнблауэр всегда считал, что руки у него костлявые и уродливые; на левом мизинце было черное пороховое пятно — память о захвате «Кастилии». Он посмотрел на леди Барбару, думая, что она шутит, а когда понял, что нет, смог только поцеловать ее — так ждали поцелуев ее губы. Просто чудо, что она хочет его поцелуев. Их вновь охватила страсть. Вошла Геба. Они отпрянули друг от друга, — вернее, Хорнблауэр вскочил и замер, смущенный и натянутый как струна. Геба лукаво улыбнулась. Хорнблауэр был в ужасе: капитана застали забавляющимся с женщиной на боевом корабле. Это противоречит Своду законов военного времени — хуже того, это постыдно, опасно, подрывает дисциплину. Леди Барбара ничуть не смутилась. — Выйди, Геба, — сказала она спокойно. — Ты мне пока не нужна. И она опять повернулась к Хорнблауэру, но чары были разрушены. Хорнблауэр увидел себя в новом свете: он исподтишка затаскивает в койку пассажирку. Он побагровел, злясь на себя, и уже гадал, что из их влюбленного воркования слышали вахтенный офицер и рулевой в открытый световой люк. — Что нам делать? — слабо спросил он. — Делать? — повторила она. — Мы любим друг друга. Весь мир — наш. Мы можем делать, что захотим. — Но… — выдавил он, — но… Он хотел бы в нескольких словах объяснить ей свое запутанное положение. Он хотел бы объяснить, как страшится плохо скрываемой насмешки Джерарда и совершенно бестактной тактичности Буша и что капитан корабля вовсе не хозяин себе, как это представляется ей. Но это было безнадежно. Он запинался, отводя глаза, и слабо сжимал руки. Он забыл все практические детали, которые продумывал в своих безумных грезах. Она взяла его за подбородок и повернула лицом к себе. — Милый, — сказала она, — что тебя тревожит? Скажи мне, милый. — Я женат. — Он избрал самый трусливый путь к отступлению. — Я знаю. Неужто это помешает… нам? — Кроме того… — начал он и вновь сжал руки в безуспешной попытке выразить обуревавшие его сомнения. Леди Барбара еще немного поступилась своей гордостью. — Геба будет молчать, — сказала она мягко. — Она меня боготворит. Геба не проболтается. Она увидела выражение его лица и резко встала. Ее аристократическая гордость была уязвлена. Как ни завуалировано было ее предложение — она предложила и ее отвергли. Она чувствовала холодную ярость. — Будьте любезны, капитан, — сказала она, — откройте мне дверь. Леди Барбара вышла из каюты со всем достоинством графской дочери, и если и плакала в своей каюте, Хорнблауэр об этом не узнал. Он вышагивал по палубе, взад-вперед, взад-вперед, без конца. Его сладким грезам пришел конец. Вот как он показал себя человеком, для которого риск и опасность делают затею только более привлекательной. Тоже Дон Жуан нашелся, неукротимый жеребец. Он в приступе стыда ругал себя страшными словами. Он издевался над собой, вспоминая как в воображении готов был встретить гнев могущественных Уэлсли, а на деле испугался насмешки Джерарда. Все еще могло кончиться хорошо. Если бы штиль постоял еще денька два-три, леди Барбара, возможно, позабыла свой гнев, а Хорнблауэр — свои сомнения. В великосветской жизни мог бы произойти шумный скандал. Но в полночь задул ветер — не иначе как его вызвал складной нож Кристела, — и Джерард явился к Хорнблауэру за приказами. И вновь Хорнблауэр не смог пренебречь общественным мнением. Он не вынес мысли о перешептываниях, которые вызвал бы приказ, несмотря на попутный ветер, развернуть корабль и двинуться прочь от острова Святой Елены. XXIV — Чертова уйма кораблей, — проговорил Буш, не отнимая от глаза подзорную трубу. Это было на заре, когда перед ними открылся рейд. — Чертова уйма. Военные корабли, сэр. Нет, индийцы. Военные корабли и индийцы, сэр. Вот трехпалубный! Да это же старина «Темерэр» под контр-адмиральским флагом, сэр, или я голландец. Видать, здесь место встречи идущих домой кораблей, сэр. — Позовите мистера Марша, — сказал Хорнблауэр. Надо будет дать салют, нанести визиты — Хорнблауэра захватил неумолимый поток флотской рутины. В ближайшие несколько часов он не успеет перемолвиться с леди Барбарой ни словом — даже если она согласилась бы с ним разговаривать. Он не знал, радоваться ему или печалиться. «Лидия» подняла свои позывные, грохот салюта прокатился над заливом. Хорнблауэр был в поношенной парадной форме — выцветший синий сюртук с бронзовыми эполетами, рваные белые чулки с бесчисленными дорожками, которые Полвил кое-как стянул на нитку. На борт поднялся портовый офицер, принял сертификат об отсутствии на корабле заразных заболеваний. Спустя минуту загрохотал якорь. Хорнблауэр велел спустить тендер, чтобы отправиться к адмиралу. Он уже перелезал через борт, когда на палубу вышла леди Барбара. Он увидел ее на какую-то секунду — она с удовольствием смотрела на зеленые склоны и с любопытством — на тесно стоящие корабли. Он страстно желал поговорить с ней, и вновь его остановила боязнь уронить приличествующее капитану достоинство. Не мог он и взять ее с собой — неприлично капитану отправляться с официальным визитом в сопровождении женщины, пусть даже потом выяснится, что женщина эта — Уэлсли. Тендер направился прямо к «Темерэру». — «Лидия»! — прокричал рулевой в ответ на окрик с палубы и поднял четыре пальца. Это означало, что в шлюпке капитан, которого надо встречать соответственно его званию. Сэр Джеймс Сомарес[19] принял Хорнблауэра на кормовой галерее. Был он высок, худощав и казался юношей, пока не снял шляпу, обнажив белоснежную шевелюру. Он любезно выслушал краткие объяснения Хорнблауэра. Сорок лет он провел в море, шестнадцать из них — военных, и легко мог домыслить подробности, опущенные Хорнблауэром в устном докладе. Смелые голубые глаза одобрительно блеснули, когда Хорнблауэр сказал, что «Лидия» потопила в одиночном бою двухпалубный пятидесятипушечный корабль. — Вы будете сопровождать меня и конвой, — сказал наконец Сомарес. — У меня всего два линейных корабля и ни одного фрегата, а охранять надо весь вест-индский конвой. Казалось бы, с начала войны в девяносто третьем правительство могло бы сообразить, что нужны фрегаты, так ведь? Я пришлю вам письменные распоряжения на сей счет. А сейчас, сэр, быть может, вы доставите мне удовольствие, разделив нашу трапезу? Нынче утром я даю у себя на борту завтрак. Хорнблауэр заметил, что должен нанести визит губернатору. — Его превосходительство завтракает у меня, — сказал адмирал. Хорнблауэр понимал, как неуместно на приглашение адмирала выдвигать одно возражение за другим, и тем не менее возразил снова. — На борту «Лидии» есть леди, сэр, — сказал он. Адмирал поднял брови. Хорнблауэр поспешил объясниться. Адмирал присвистнул. — Уэлсли! — сказал он. — И вы везли ее вокруг мыса Горн? Надо сказать об этом леди Манингтри. Уже не церемонясь, он повел Хорнблауэра в адмиральскую каюту. Здесь на длинном, застланном ослепительно-белой скатертью столе блестело серебро и хрусталь. За столом оживленно беседовали нарядно разодетые мужчины и женщины. Адмирал поспешил представить: «Его превосходительство губернатор, ее превосходительство, граф и графиня Манингтри, сэр Чарльз и леди Уилер». Леди Манингтри была маленькая крепкая старушка. Каждая ее черточка лучилась добродушием. В ней не было и тени высокопарной сдержанности, какую можно было бы ожидать от супруги экс-генерал-губернатора, возвращающегося домой по окончании срока службы. — Капитан Хорнблауэр привез из Дарьена леди Барбару Уэлсли, — сказал сэр Джеймс и поспешно разъяснил обстоятельства. Леди Манингтри слушала в полном ужасе. — И вы оставили ее там? На этом маленьком корабле? Бедная овечка! Она не задержится там и на секунду! Я немедленно отправляюсь за ней! Сэр Джеймс, вы должны меня извинить. Я не успокоюсь, пока не устрою ее в соседней со мной каюте на «Замке Хэнбери». Сэр Джеймс, не будете ли вы так любезны приказать, чтобы спустили шлюпку? Она вылетела из каюты, трепеща юбками и рассыпаясь в извинениях, объяснениях и упреках — последние адресовались главным образом Хорнблауэру. — Когда за дело берутся женщины, — философски заметил сэр Джеймс, — мужчинам лучше не попадаться на дороге. Прошу садиться, капитан. Как ни странно, Хорнблауэр почти не мог есть, хотя завтрак был превосходный. Подали божественные бараньи котлеты. Кофе с молоком. Свежеиспеченный хлеб. Масло, фрукты, овощи — все, о чем Хорнблауэр мечтал, когда мысли не были заняты леди Барбарой. Теперь же он едва притронулся к еде. К счастью, это осталось незамеченным за шквалом вопросов, на которые он вынужден был отвечать, — о леди Барбаре, о приключениях в Тихом океане, о мысе Горн и снова о леди Барбаре. — Ее брат отличился в Испании, — сказал сэр Джеймс. — Не старший, не маркиз, но Артур — тот, что выиграл битву при Ассайе. Следственная комиссия после Вимейру его оправдала[20]. Теперь он выкинул Сульта из Португалии и, когда я покидал Лиссабон, шел на Мадрид. После гибели Мура это самый многообещающий военный. — Хм, — сказала леди Уилер. Имя Уэлсли все еще было жупелом для части англо-индийцев. — Эта леди Барбара, насколько я знаю, гораздо младше него? Я помню ее маленькой девочкой в Мадрасе. Все глаза устремились на Хорнблауэра, но добрый лорд Манингтри спас его от смущения. — Вовсе она не девочка, — грубо сказал он. — Очень одаренная молодая особа. Отказала десятку хороших женихов в Индии и еще бог весть скольким в Англии. — Хм, — повторила леди Уилер. Завтрак казался нескончаемым, и Хорнблауэр порадовался, когда гости собрались-таки расходиться. Губернатор воспользовался случаем обсудить, какие «Лидии» понадобятся припасы, — обыденная флотская жизнь заявляла свои права. Надо было срочно возвращаться на судно. Хорнблауэр извинился перед сэром Джеймсом и распрощался с остальными. Когда он вернулся на «Лидию», адмиральский катер еще стоял у русленя. Команда катера была в малиновых куртках и обшитых золотым позументом шляпах. Хорнблауэр знал, что иные капитаны фрегатов наряжают свою команду не хуже — но то богачи, которым везло с призовыми деньгами, а не нищие неудачники вроде него. Он поднялся на борт; багаж леди Барбары стоял на шкафуте, ожидая погрузки в катер. Из главной каюты доносился непрерывный гул женских голосов. Леди Манингтри и леди Барбара увлеклись разговором, — видимо, они столько должны были сказать друг другу, что не могли подождать до «Замка Хэнбери». Одна тема цеплялась за другую, столь захватывающую, что они позабыли про катер, про багаж, даже про завтрак. Видимо, пока выносили багаж, леди Барбара воспользовалась случаем распаковать наряды. На ней было платье, которого Хорнблауэр прежде не видел, новый тюрбан и вуаль. Она выглядела гранд-дамой. Хорнблауэру в его смятении чувств казалось, что она выросла на шесть дюймов. Его приход оборвал нить разговора и послужил сигналом к отправлению. — Леди Барбара рассказала мне о вашем плавании, — сказала леди Манингтри, застегивая перчатки. — Я думаю, вы заслуживаете благодарности за все, что для нее сделали. Добрая старушка была из тех, кто никогда не заподозрит дурного. Она оглядела уродливую тесную каютку. — Тем не менее, — продолжала она, — думаю, ей пора устроиться поудобнее, чем у вас. Хорнблауэр с трудом пробормотал, что суда вест-индской компании намного комфортабельнее. — Я не хотела сказать, что это ваша вина, капитан, — поспешно возразила леди Манингтри. — Конечно, у вас прекрасный корабль. Ведь это фрегат, если я не ошибаюсь? Но фрегат — не место для женщины, что тут говорить. Теперь мы должны распрощаться, капитан. Надеюсь, мы еще будем иметь удовольствие принимать вас на «Замке Хэнбери». Путь предстоит долгий, и такая возможность, несомненно, представится. До свидания, капитан. Хорнблауэр поклонился и пропустил ее вперед. Леди Барбара вышла следом. — До свидания, — сказала она. Хорнблауэр снова поклонился. Она сделала реверанс. Он смотрел на нее, но лица не видел — только белое пятно.