Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 23 из 86 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да. — Он уничтожен? — Да. Лицо испанца ожесточилось. Хорнблауэр сперва подумал, что сразил его вестью о вторичном поражении, нанесенном английским кораблем испанскому, вдвое более мощному. — В таком случае, — сказал испанец, — я должен передать вам письмо. Он сунул руку в нагрудный карман, но как-то неуверенно — позже Хорнблауэр сообразил, что у него было два письма: одно в одном кармане, другое — в другом, разного содержания. Одно надлежало вручить, если «Нативидад» уничтожен, другое — если он еще опасен. Письмо, которое испанец наконец извлек на свет, было не то чтобы коротким, но очень сжатым, что по контрасту с многословной вычурностью испанского официального стиля означало неприкрытую грубость. Хорнблауэр понял это, как только сломал печать и прочел первые фразы. В письме сообщалось, что вице-король Перу официально запрещает «Лидии» бросать якорь или заходить в любой порт Испанской Америки, вице-королевства Перу, вице-королевства Мексики и провинции Новая Гранада. Хорнблауэр перечел письмо, и тоскливый перестук помп напомнил ему об остроте навалившихся забот. Он подумал о потрепанном, текущем корабле, о больных и раненых, об усталой команде и быстро тающих запасах, о мысе Горн и четырех тысячах миль, которые предстоит пройти по Атлантике. Мало того, он вспомнил, что Адмиралтейские приказы, помимо всего прочего, предписывали ему открыть Испанскую Америку для британской торговли и поискать водный путь через перешеек. — Вам известно содержание письма, сударь? — спросил он. — Да, сударь. Испанец говорил надменно, даже заносчиво. — Можете вы объяснить столь недружественное поведение вице-короля? — Не имею полномочий, сударь, объяснять действия моего начальства. — И вместе с тем они крайне нуждаются в объяснениях. Я не понимаю, как цивилизованный человек может бросить на произвол судьбы союзника, который сражался за него и единственно по этой причине нуждается в помощи. — Вас никто не звал сюда, сударь. Сражаться не пришлось бы, если б вы оставались во владениях своего короля. Южное море принадлежит его католическому величеству, и мы не потерпим здесь незваных гостей. — Я понял, — сказал Хорнблауэр. Он догадался, что испанское правительство, узнав о проникшем в Тихий океан британском фрегате, послало в Испанскую Америку новые приказы. Испанцы во что бы то ни стало хотят сохранить монополию в Америке, ради этого они готовы даже оскорбить союзника в разгар борьбы с самым могущественным деспотом Европы. Испанцам в Мадриде за присутствием «Лидии» в Тихом океане мерещится нашествие британских торговцев, вслед за чем оскудеет приток золота и серебра, от которого испанское правительство всецело зависит, и что самое страшное — проникновение ереси в ту часть мира, которая на протяжении веков оставалась верной папе. Не важно, что Испанская Америка бедна, измучена болезнями и плохим управлением, что весь прочий мир страдает из-за ее закрытости в то время, как вся европейская торговля подорвана континентальной блокадой[16]. В минутном озарении Хорнблауэр предвидел, что мир не потерпит этого безграничного эгоизма, что вскоре, при всеобщем одобрении, Южная Америка сбросит испанское иго. Позже, если ни Испания, ни Новая Гранада не прорежут канал, кто-нибудь другой сделает это за них. Ему хотелось сказать об этом испанцу, но помешала врожденная осторожность. Как ни плохо с ним обошлись, откровенная грубость ничего не даст. Куда более сладкая месть — оставить свои мысли при себе. — Очень хорошо, сударь, — сказал он. — Передайте своему начальству мои приветствия. Я не зайду ни в один порт на испанском материке. Пожалуйста, передайте его превосходительству мою самую горячую благодарность за проявленную им любезность и ту радость, с которой я воспринял новое свидетельство добрых отношений между правительствами, подданными которых мы имеем честь доводиться. Испанский офицер пристально посмотрел на него, но лицо Хорнблауэра, когда тот склонился в любезном поклоне, было совершенно непроницаемо. — А теперь, сударь, — продолжал Хорнблауэр сухо, — я должен, к своему величайшему сожалению, распрощаться с вами и пожелать вам счастливого пути. У меня много дел. Испанцу было обидно, что его так бесцеремонно выпроваживают, но ни к чему в словах британского капитана придраться было нельзя. Оставалось только вернуть поклон и спуститься за борт. Как только он оказался в шлюпке, Хорнблауэр повернулся к Бушу. — Пока корабль пусть остается в дрейфе, мистер Буш, — сказал он. «Лидия» тяжело переваливалась с боку на бок. Капитан возобновил прерванную прогулку. Он расхаживал взад и вперед по шканцам, а те из офицеров и матросов, кто догадался, что в письме были дурные вести, искоса поглядывали на него. Взад и вперед, взад и вперед ходил Хорнблауэр, между платформами каронад по одну сторону и рымболтами по другую, а плывущий в нагретом воздухе перестук помп неотступно напоминал о необходимости срочно принять решение. Прежде всего, даже до того как подумать о состоянии корабля, надо было уяснить для себя, как обстоят дела с водой и провиантом, — каждый капитан обязан позаботиться об этом в первую очередь. Шесть недель назад он заполнил кладовые и бочки, но с тех пор лишился четверти команды. В крайнем случае, даже если чиниться придется долго, припасов хватит, чтобы дотянуть до Англии, тем более что огибать мыс Горн с востока всегда быстрее, чем с запада. К тому же теперь не надо будет таиться, а значит, можно зайти на Святую Елену, Сьерра-Леоне или в Гибралтар. Это большое облегчение. Можно посвятить все мысли кораблю. Чиниться надо. В таком состоянии «Лидия» не выдержит штормов у мыса Горн — она течет, как сито, временная мачта, парус под днищем. В море этого не поправить, порты закрыты. Придется поступить, как старинные буканьеры — как поступали Дрейк, Ансон и Дампир в этих же самых водах, — найти укромную бухту и там кренговать «Лидию». На материке, где испанцы освоили все пригодные для стоянки бухты, это будет непросто. Значит, нужен остров. Жемчужные острова исключались — Хорнблауэр знал, что они обитаемы и туда часто заходят корабли из Панамы. Мало того, с люгера все еще следили за его действиями. Хорнблауэр спустился в каюту и достал карту. Вот остров Койба, мимо него «Лидия» проходила вчера. Карта не сообщала ничего, кроме местоположения, но его явно надлежит обследовать первым. Хорнблауэр проложил курс и вновь вышел на палубу. — Поворот оверштаг, пожалуйста, мистер Буш, — сказал он. XX Дюйм за дюймом вползал в залив фрегат его британского величества «Лидия». Тендер шел впереди, и Рейнер прилежно замерял глубину. Под последними порывами бриза, раздувавшего порванные паруса, «Лидия» с опаской двигалась по извилистому фарватеру между двух мысов. Мысы эти были скалисты и обрывисты. Один так заходил за другой, что угадать за ними залив мог лишь обостренный крайней нуждой глаз, да и то потому только, что в последнее время сполна использовал возможность изучить особенности прибрежного ландшафта Испанской Америки. Хорнблауэр оторвал взгляд от фарватера и посмотрел на открывшуюся перед ним бухту. Ее окружали горы, но с дальней стороны берег был не очень крутой, а у кромки воды, там, где начиналась полоска сочной зелени, угадывался золотистый песок. Значит, дно какое нужно: пологое, без камней. — Выглядит весьма подходяще, — сказал Хорнблауэр Бушу. — Так точно, сэр. Прямо как для нас сделано. — Можете бросать якорь. Работу начнем немедленно. В маленькой бухте у острова Койба стояла ужасная жара. Невысокие горы заслоняли ветер и отражали солнечные лучи, фокусируя их в заливе. Только канат загромыхал в клюзе, как Хорнблауэра обдало жаром. Даже неподвижно стоя на шканцах, он сразу взмок. Он мечтал о душе и кратком отдыхе, мечтал полежать до вечерней прохлады, но такой роскоши позволить себе не мог. Время, как всегда, поджимало. Прежде чем испанцы обнаружат укрытие, надо обеспечить его безопасность. — Прикажите тендеру вернуться, мистер Буш, — сказал он. На берегу было еще жарче. Хорнблауэр лично отправился на песчаный пляж, замеряя по пути глубину и изучая образцы грунта, прилипшие к салу на лоте. Это был, без сомнения, песок — здесь можно безопасно вытащить «Лидию» на берег. Он вступил в зеленые джунгли. Тут явно никто не жил, судя по отсутствию дорог в густой растительности. Высокие деревья и подлесок, лианы и ползучие побеги сплетались между собой в беззвучной борьбе за выживание. Диковинные птицы странными голосами перекликались в сумраке ветвей; в ноздри ударил запах гниющей листвы. В сопровождении потных матросов с ружьями Хорнблауэр пробился сквозь заросли и вышел туда, где растения уже не могли цепляться корнями за крутые скалы, в залитое солнцем устье залива. Изнемогая от жары и усталости, он вскарабкался по крутому склону. «Лидия» без движения лежала на ослепительно-синей глади маленькой бухты. Мыс мрачно высился с противоположной стороны. Хорнблауэр в подзорную трубу внимательно изучил его отвесные склоны. Прежде чем «Лидию» можно будет вытащить на берег, прежде чем плотник и его помощники приступят к починке днища, ее надо облегчить. Прежде чем положить ее, беззащитную, на бок, надо оградить бухту от возможного нападения. Подготовка к этому уже началась. Основали тали, и двухтонные восемнадцатифунтовки по очереди закачались в воздухе. Если все точно рассчитать и уравновесить, тендер как раз выдерживал вес одной из этих махин. Одну за другой пушки перевезли на берег, где Рейнер и Джерард с матросами уже готовились их устанавливать. Матросы в поте лица расчищали на склонах дороги и, едва покончили с этим, начали талями и тросами втаскивать пушки. За пушками последовали порох и ядра, затем — провиант и вода для гарнизона. После тридцати шести часов изматывающей работы «Лидия» полегчала на сто тонн, а вход в залив был укреплен так, что любой корабль, попытавшийся в него войти, оказался бы под навесным огнем двадцати пушек. Тем временем другие матросы, как проклятые, вкалывали на берегу выше пляжа. Они вырубили часть джунглей, стащили поваленные стволы в грубый бруствер, так что получился небольшой форт. Другой отряд затащил туда бочки с солониной, мешки с мукой, запасной рангоут, пушки, ядра, бочонки с порохом. Теперь «Лидия» пустой скорлупкой качалась на легкой зыби. Матросы натянули себе парусиновые тенты от частых тропических ливней, срубили грубые деревянные хижины для офицеров — и одну для женщин. Отдавая этот приказ, Хорнблауэр первый и единственный раз показал, что помнит о существовании леди Барбары. В горячке работы, измотанный постоянной непомерной ответственностью, он не имел ни времени, ни желания с ней беседовать. Он устал, влажная жара высосала все его силы, но он, как бы в отместку, упрямо и неоправданно принуждал себя работать все больше и больше. Дни проходили в кошмарной усталости, и минуты, проведенные с леди Барбарой, казались внезапными видениями в лихорадочном бреду больного. Он заставлял матросов работать с рассвета и до заката под палящей жарой, и они с горьким восхищением качали ему вслед головами. Они не сетовали на усилия, которых он от них требовал, — это было невозможно для британских матросов, руководимых человеком, который сам себя не щадит. Кроме того, они обнаружили характерную черту британских моряков — работать тем веселее, чем диковинней обстановка. Спать на песке вместо гораздо более удобных гамаков, работать на земле, а не на палубе, в густых джунглях, а не на морской шири — все это бодрило, поднимало их дух. Жуки-светляки в джунглях, незнакомые фрукты, которые приносили им завербованные пленники с «Нативидада», даже надоедливые москиты — все их веселило. Под обрывом рядом с батареей бил родник, так что в кои-то веки матросы пили вволю. Для людей, от которых питьевую воду месяцами охранял часовой, то была роскошь неописуемая. Вскоре на песке, подальше от пороховых бочонков, укрытых парусиной и охраняемых часовыми, разложили костры и принялись плавить смолу. Провинившихся не хватало, чтобы нащипать нужное количество пеньки. Пришлось отрядить на это часть команды. «Лидию» положили на бок, и плотник начал приводить в порядок ее днище. Пробоины заделали, разошедшиеся швы проконопатили и просмолили, утраченные листы меди заменили последними из бывших в запасе. Четыре дня бухту оглашал стук молотков, запах горячей смолы от котлов плыл над водной гладью. Наконец плотник выразил свое удовлетворение, и Хорнблауэр, придирчиво осмотрев каждый фут корабельного днища, вынужден был с ним согласиться. «Лидию» подняли и, не загружая, отверповали к подножию уступа, на котором размещалась батарея, — осадка фрегата была так мала, что его удалось подвести вплотную к откосу. Наверху, прямо над палубой «Лидии», Буш укрепил продольные брусья. После многократных мучительных попыток «Лидию» установили на якоре так, чтобы обломок бизань-мачты оказался точно под вертикальным тросом, спущенным Бушем с талей высоко наверху. Тогда выбили удерживающие обломок клинья и выдернули его из «Лидии», словно гнилой зуб. Это было просто в сравнении с тем, что последовало дальше. Семидесятипятифутовый грота-рей надо было поднять к продольным брусьям и вертикально опустить вниз. Если бы он сорвался, то исполинской стрелой пробил бы днище и наверняка потопил бы судно. Когда рей отвесно встал над степсом бизань-мачты, его дюйм за дюймом начали спускать, пока матросы не загнали толстый шпор в главную палубу и дальше, сквозь кубрик, где он наконец уперся в степс на кильсоне. Оставалось укрепить его клиньями, натянуть новые ванты, и «Лидия» вновь обрела мачту, способную выдержать шторма у мыса Горн. «Лидию» вернули на прежнюю стоянку, загрузили бочками с солониной и водой, ядрами и пушками, кроме тех, что еще охраняли вход в залив. Теперь она потяжелела и стала устойчивей, можно было поправить такелаж и заново поднять стеньги. Каждый трос основали заново, заново натянули стоячий такелаж. Наконец «Лидия» стала такой же исправной, какой, только что снаряженная, покидала Портсмут. Только тогда Хорнблауэр позволил себе перевести дух. Капитан корабля, который и не корабль вовсе, а запертый в бухте беспомощный остов, не знает ни минуты душевного покоя. Еретик в подвалах инквизиции — счастливец по сравнению с ним. Его окружает зловещая суша, беспрестанно мучает сознание своей беспомощности, а по ночам будит страх перед унизительной осадой. Хорнблауэр, стоя на палубе «Лидии» и довольным взглядом скользя вверх и вниз по радующему глаз такелажу, чувствовал себя так, будто ему только что отменили смертный приговор. Стук помп, отдававшийся в ушах последние две недели путешествия, совершенно стих, и Хорнблауэр счастливо сознавал, что корабль вполне водонепроницаем и до самой Англии не надо планировать новых сражений. В это самое время демонтировали одну из батарей, и пушки по одной перевозили в тендере. Уже сейчас на корабле было довольно орудий для бортового залпа, кораблем можно было управлять — теперь все испанцы в Тихом океане ему нипочем. Сознавать это было неимоверно приятно. Хорнблауэр увидел леди Барбару и радостно улыбнулся. — Доброе утро, мэм, — сказал он, — надеюсь, вы довольны вашей новой каютой? Леди Барбара улыбнулась в ответ — почти рассмеялась, столь забавен был контраст между этим приветствием и тем оскалом, которым капитан встречал ее в предыдущие дни. — Спасибо, капитан, — сказал она. — Каюта замечательная. Ваша команда сотворила чудо — столько сделала за такое короткое время. Безотчетно Хорнблауэр шагнул к ней, взял ее за руки и замер, улыбаясь во весь рот. Леди Барбара почувствовала: одно ее слово, и он пустится в пляс. — Мы выйдем в море еще до темноты, — упоенно сказал он. Она не могла быть с ним горделивой, как не могла бы быть горделивой с ребенком. Она достаточно знала людей, чтобы не обижаться на его прежнее небрежение, вызванное грузом забот. По правде говоря, он даже нравился ей таким. — Вы замечательный моряк, — внезапно сказала она. — Сомневаюсь, что другой королевский офицер сделал бы то, что сделали вы в этом плавании. — Я рад, что вы так думаете, мэм, — ответил Хорнблауэр, но чары были разрушены. Ему напомнили о нем самом, и проклятая стеснительность вновь им овладела. Он неловко выпустил ее руки, и на загорелых щеках проступил легкий румянец. — Я только исполнял мои обязанности, — пробормотал он, глядя в сторону. — Это могут многие, — сказала леди Барбара, — но немногие — так хорошо. Англия у вас в долгу — я искренно надеюсь, что она этого не забудет. Ее слова пробудили в мозгу Хорнблауэра мысли, уже нередко его посещавшие. Англия будет помнить только, что поединок с «Нативидадом» был не нужен. Более удачливый капитан узнал бы о союзе между Англией и Испанией прежде, чем передать «Нативидад» мятежникам, избежав таким образом всех последующих сложностей, трений и потерь. Бой, в котором на фрегате погибло сто человек, быть может и славен, но ненужный бой, в котором погибло сто человек, совершенно бесславен. Никто и на секунду не задумается, что причиной всему было дословное подчинение приказам и высокое профессиональное мастерство. Его осудят за его же заслуги. Жизнь вновь показалась горькой. — Извините, мэм, — сказал он, отвернулся от нее и пошел на бак — руководить матросами, которые поднимали из тендера восемнадцатифунтовую пушку. Леди Барбара посмотрела ему вслед. — Дай бог ему счастья, — мягко сказала она. — Он ненадолго стал похож на человека. В своем вынужденном одиночестве леди Барбара быстро приобрела привычку разговаривать сама с собой, словно единственный житель необитаемого острова. Поймав себя на этом, она тут же замолчала, пошла вниз и громко обрушилась на Гебу, которая допустила какую-то пустяковую оплошность, распаковывая ее гардероб. XXI
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!