Им оставалось лишь надеяться, что хищник спит, что этот морской лев, морской кабан дрыхнет, почёсывая огромное брюхо, находясь в своём убежище под названием Иль-де-Франс, скрытом кронами многочисленных деревьев острова Маврикий. Обратного пути уже нет, и даже, если бы лорд Монтгомери, чья воля и должна была быть исполнена в тот роковой день, потрудился лично расспросить капитана и каждого матроса, последних, естественно, забавы ради, никто не осмелился бы ему возразить и отказать в этой поездке. Кто-то из них уже подозревал, что хищник будет особенно голоден, свиреп и в то же время холоден, он будет терпеливо ждать, пока трёхмачтовый корабль с лордом Монтгомери на борту сам вплывёт в его любимые охотничьи угодья, как и бабочка, беззаботно порхающая в горячем воздухе рядом с языками пламени, не подозревает, что летит на верную смерть. Стоит начать с того, что они отправились в путь намного позже, чем это стоило бы сделать, Монтгомери и сам отлично понимал, как выгодны Англии деловые отношения с Индией, но необходимость лично приехать в индийский торговый город Пондичерри и вести там особенно важные переговоры с местным представителем совсем не прельщала юного лорда. В конце концов лорд бросил откладывать это дело, и все приготовления к его отбытию должны были начаться ещё с утра. Отметим, что Монтгомери считал за утро полдень, плавно перетекающий в обед, на что столь высокая особа как он имела полное право, в отличие от младшей горничной лорда – Джейн, или как её ещё называли, Мэри. Она была всего лишь прислугой, притом самого низкого ранга, а все мы знаем, что в таком случае эта девушка не имела права носить имя, достойное леди. Сколько бы горничных не было в доме, хозяин к любой из них мог обратиться Джейн, или же Мэри, хотя, зачастую простые служанки были лишены чести отозваться по воле господина на своё общее и почти нарицательное имя. Джастина, а таково было настоящее имя девушки, о которой и пойдёт речь, поэтому отныне и мы будем называть её именно так, встала ещё затемно и приступила к выполнению своих ежедневных обязанностей. Первым делом Джастина должна была натереть каждый сантиметр бесконечных паркетов, простирающихся в просторном жилище лорда Монтгомери – это занятие традиционно поручали самой младшей горничной, потому что оно было одним из самых тяжёлых и нелюбимых у прислуги – скрести пол приходилось, ползая по ледяной поверхности на четвереньках. Как только расправится с паркетом, Джастине предстояло вычистить плитку вокруг дома и натереть ступеньки мелом – нельзя было оставить ни малейшего следа осенней грязи и слякоти города, осевших на крыльце за последние пару дней, потому что у Монтгомери перед отъездом будет важная гостья – леди Джоанна, сестра лорда. В пятнадцать минут девятого все горничные собрались на кухне и получили от кухарки тарелку овсяной каши и чай. Так, пока лорд Монтгомери всё ещё безмятежно спал, его горничные распускали слухи за завтраком. В основном они касались поездки лорда в Индию. – А как же корсар, обитающий в тех краях? – осторожно заметила толстушка Кэйлих. – Подумаешь, какой-то французский корсар, – пожала плечами белобрысая Ло. – Но говорят, что он пока что не проиграл ни одного сражения, – возразила Мона. – Вот именно, что пока что, – заметила Ло. – Говорят, что он колдун и меняет направление ветра так, как ему заблагорассудится, – продолжала Мона. – Ха! – усмехнулась Ло. – Какие глупости! Может быть, он ещё и в сделке с какими-нибудь русалками, которые специально топят вражеские корабли? – А всё, что на этих кораблях было ценного, потом выбрасывают ему на берег! – подхватила Кэйлих. – Ну и дела, – протянула Мэг, самая старшая и уважаемая из них, – если лорда Монтгомери утянет на дно морское, кто же будет подносить нашей сиротке жемчужные серёжки… Джастина, скромно сидевшая на самом краю стола и не проронившая до сих пор ни слова, опустила взгляд в тарелку и постаралась сделать вид, будто бы ничего не замечает, горничные же, ведущие разговор, делали вид, будто не замечали Джастину. У неё действительно были эти жемчужные серьги, только вот получены они были ею совершенно не от Монтгомери и были надёжно спрятаны в небольшом личном сундучке – обязательном атрибуте служанки, Джастина ни разу никому их не показывала и уж тем более не надевала их. Джастину даже могли уволить за подобное излишнее для простой служанки кокетство, так что она отлично понимала, что иметь хотя бы одно из тех красивых и блестящих украшений, так привлекавших внимание молодой Джастины, ей не позволяет ни её социальный статус, ни капитал. И всё-таки не смогла отвергнуть преподнесенный ей подарок, ведь это была точь-в-точь та пара серёг, на которую Джастина исподтишка заглядывалась уже не первый год, проходя в городе мимо лавки мистера Кэмпбелла. – Как будто в округе мало богатых домов, – усмехнулась Ло, разговор продолжался. – Как ты думаешь, лорд Монтгомери оставит о ней хорошие рекомендации? – спросила Кэйлих. – Ну а с чего бы лорд стал дарить служанке дорогие украшения просто так? – удивилась Мэг. – Мэри, – экономка появилась на пороге кухни совершенно тихо и незаметно, а служанки поутихли, уткнувшись в свои тарелки, едва встретившись с её холодным надменным взглядом. – Поторопись, в библиотеке для тебя есть срочное дело. – Сухо сказала она, обращаясь в ту минуту к Джастине, к её неописуемой радости. Джастина поспешила встать из-за стола и выйти вон, благодарно смотря в след экономке, ведь эта женщина сделала всё, что было в её силах, чтобы облегчить долю девушки там, на кухне – всё, что могла сделать экономка, если, конечно считала нужным вмешиваться, завидя подобную сцену, это найти для служанки срочное дело, где-нибудь подальше, в другой части дома. Леди Джоанна, обедавшая с лордом Монтгомери, не представляла особенного интереса для любопытствующих умов младшей прислуги, сплетничать о ней было ужасно неинтересно, ведь сестра лорда имела в свете просто блестящую репутацию, которая досталась ей с трудом и поддержание коей стоило огромных усилий. Обычно в таких как она и приятнее всего найти какой-нибудь пускай почти незначительный изъян, который в итоге и поставит жирный крест на её идеальности. Ведь все мы знаем, что идеальных людей не существует, потому-то каждый и мечтает разоблачить Джоанну, бросить её в грязь лицом и доказать, что такие как она – не более чем фальшивки. Однако сделать это не так-то просто, и вряд ли под силу обычным болтливым горничным, ну и пускай, ведь у младшей прислуги всегда есть самая младшая из младшей прислуги, которая сама и давала повод для сплетен каждым наивным лишним или неосторожным шагом. Джастина была ещё совсем молода и проворна, наивна, но преданна, у неё, как и подобает хорошей служанке, не было ушей, чтобы подслушивать хозяйские разговоры, и не было рта, чтобы пересказывать их другим. В довершение образа идеальной горничной она должна была быть ещё и уродлива, но в действительности Джастина была очень симпатичной, что было редкостью для служанки, и сколько бы её сослуживицы не надеялись на то, что со временем красота Джастины медленно, но верно увянет, время, проведённое за тяжким физическим трудом, казалось, только питало её новыми силами, что ещё сильнее разыгрывало бурное воображение и зависть прочих служанок, которые, впрочем, имели качество присущее хорошей горничной, которого не было у Джастины – непривлекательные черты лица. Но почему-то это не давало ни одной из них повода для гордости. Джастина была круглой сиротой, личность и происхождение её были окутаны тайной, это тоже давало остальным горничным плодородную почву для небылиц, а экономку освобождало от ответственности следить за тем, кто, когда и надолго ли приехал повидать Джастину. Она вообще не была сторонницей подобных новомодных практик, когда в гости к служанке приходили родственники или друзья, в особенности экономка, чьей задачей также было следить за нравственностью в доме, не поощряла друзей противоположного пола, а скорее придерживалась более старых взглядов, когда человек, поступив во служение, должен был понимать, что отныне каждая секунда его времени принадлежит господину. Пол в коридоре был подметен, и Джастина уже должна была идти вычищать камин, когда Мэг, выйдя из комнаты, в которой заканчивали обед лорд Монтгомери и леди Джоанна, остановила её. – Отнеси это на кухню и помой, – она вручила ей поднос, нагруженный грязной посудой, и тут же исчезла за соседней дверью. Беседа всё ещё оставалась в самом разгаре, лорд уверял сестру, что непременно вернётся с каким-нибудь необычным подарком для неё. «Неужели ты надумал жениться на какой-то местной красавице?» – улыбнулась Джоанна, но не успела она закончить фразу, в ту же секунду из коридора послышался грохот. Единственным верным решением для Джастины было как можно скорее выполнить приказ, и по возможности смотреть под ноги, насколько это было возможно сделать, выглядывая из-за кипы грязных тарелок, потому что Джастина была не так сильна в руках, как Кэйлих, не так долговяза, как Мона, и не так сильна в руках и долговяза, как Мэг, и, едва сделав первую пару шагов, тут же споткнулась о вальяжно выставленную вперёд ножку Ло. – Почему так много шума, Джейн? – безучастно спросил лорд, увидев вопросительный взгляд сестры. Испуганная Джастина принялась собирать все осколки на поднос, когда Монтгомери снова заговорил: – Я задал тебе вопрос, отвечай же. В ответ Джастина смогла только пролепетать что-то невразумительное, что должно было сойти за извинение, впрочем, кажется, Монтгомери остался этим доволен – они с Джоанной вернулись к прерванному разговору: – Младшая горничная? – Точно. – Ах, кого я в действительности не люблю, так это младших служанок, они такие растяпы… Джастина сидела на полу и дрожащими руками собирала осколки посуды, она подняла голову и увидела подле себя Ло. – Не волнуйся, – усмехнулась та, – я уверена, что тебе удастся покрыть стоимость испорченной посуды. – Она лукаво коснулась мочки уха, как бы намекая Джастине. – Если, конечно, тебя не выгонят отсюда раньше, – задумчиво добавила Ло, не отнимая руки от уха. – Я тут всё уберу, а ты иди займись стиркой вместо меня, идёт? – Трудно было не догадаться, к чему клонит Ло. Стирка была на ровне с мытьём паркетов – одним из самых ненавистных занятий для горничных. Как только тюки матросов и багаж Монтгомери были погружены, лорд ступил на борт судна. «Кент», располагающий двадцатью пушками и ста членами экипажа, сопровождаемый транспортом, был готов к отплытию. Путь в Пондичерри был не близок. Капитан «Кента» крепко сжимал в огромных лапах штурвал, ведя судно точно по курсу, кок прятался у себя на камбузе и каждый из матросов непременно был при деле. Один лорд Монтгомери скучал, находясь в этом чуждом ему муравейнике. От скуки ему даже приходилось иногда забавы ради заговаривать с Бейтсом – своим верным слугой. В один из таких случаев, когда у Монтгомери вновь разболелась голова от окружавшей его со всех сторон водной глади, он и спросил Бейтса: – Скажи-ка, как долго нам ещё плыть? – О, мы уже совсем близко, Ваша милость, – ответил Бейтс и улыбнулся. – Сейчас мы находимся в Бенгальском заливе. – Добавил он, улыбнувшись ещё шире. – Почему же Бенгальский залив вызывает такой восторг? – лорд Монтгомери издевательски приглянулся к водам Бенгальского залива за левым бортом. – Неужто тебе тоже всё это время приходилось скучать? – Нет, что вы, милорд, – возразил Бейтс, – просто знает ли ваша милость о том, отчего у морского чудовища, обитающего в этих местах, такое огромное брюхо? – Морское чудовище? Что ещё за глупая фантазия? – Располнело оно оттого, что он поедает своих пленников… – Не понимаю всей этой чепухи, которую ты несёшь. – Морским чудовищем прозвали французского корсара… – Не успел закончить Бейтс. – Ах его! – Да, ваша милость. – Постой, а разве этот корсар, Сюркуф, не более чем чей-то глупый вымысел? – Нет, ваша милость. – Невозможно! – усмехнулся лорд. – Ты утверждаешь, этот человек взаправду живёт на свете? – Такой человек существует, вот только это утверждаю не я, милорд. – Нет, тебе невозможно верить! – рассмеялся Монтгомери. Бейтс хотел было сказать что-то ещё, когда он и лорд обратили внимание на напряжённую суету среди членов экипажа. К «Кенту» решительно приближалось неизвестное судно, матросы столпились у правого борта, вглядывались в подзорную трубу, в попытках распознать судно и его экипаж: – Кто это? – Не могу разглядеть. – Торговое судно? – Не похоже. – Это французы! – Они плывут в нашу сторону! – Но что им нужно? – Это пираты! – Сюркуф?! Экипаж «Кента» хотел было дать залп из пушек по самозванцу, но уже слишком поздно – он был менее чем в метре. Как только взору Монтгомери открылась большая надпись «Конфьянс», экипаж незнакомцев кинулся на абордаж – по палубе «Кента» рассыпались французы, смешались с англичанами, начались паника и давка. Монтгомери стоял как вкопанный, залитое алой и тёплой кровью тело одного из матросов упало прямо к ногам лорда лицом вверх, широко раскинув руки. Монтгомери ощутил, как кто-то тянет его за собой: – Пойдёмте в каюту, милорд, скорее, скорее, милорд… Монтгомери бежал вслед за Бейтсом сквозь творившийся на «Кенте» хаос, от ужаса ничего не замечая и не слыша. Он поскользнулся, упал, но быстро поднялся. Когда Монтгомери оглянулся, Бейтса рядом уже не было, вместо него Монтгомери увидел трёх матросов, французов, очевидно, они окружили лорда. Монтгомери очнулся на кровати в маленькой каюте. Подле него был стол, а на нём фонарь, внутри которого горела свечка – единственный источник света, стул, чуть дальше тумба и маленький шкаф – вот и всё убранство. Монтгомери постарался сесть, у него получилось это не сразу, потому что руки были связаны за спиной и достаточно крепко привязаны к туловищу, и ноги были перевязаны таким образом, чтобы Монтгомери мог передвигаться, но не позволяя ему сделать привычной ширины шаг или бежать. Он заметил какое-то движение в дальней части каюты, это открылась дверь, и к Монтгомери ввалился грузный великан, он что-то принёс с собой и поставил это на дальний угол стола. По телу лорда пробежала дрожь, когда человек стал приближаться к нему, попутно доставая откуда-то странный предмет, смутно напомнивший, к ужасу Монтгомери, нож. Великан подошёл к нему, Монтгомери даже ахнуть не успел, когда тот схватил его за плечо, одним движением поднял на ноги и развернул к себе спиной. Монтгомери ощутил, как верёвки, сдерживающие его руки в неподвижном состоянии за спиной, несколько ослабли. Ему высвободили левую руку.