— Слышал, — подтвердил я. — И этот человек… как бы это сказать покорректнее… очень некрасиво себя ведет в последнее время. Люди недовольны. Я кивнул, изображая понимание. — Все сгреб под себя, все схемы людям поломал, — Евгений Михайлович тяжело вздохнул. — Я его с детства знаю, и отца его, покойного Сашу Герца хорошо знал, светлый человек был и мудрый. А вот сын не в него пошел, совсем не в него. — И? — прервал лирическое отступление я. — Говорю суть, — сказал Евгений Михайлович. — Свою должность он использует для того, чтобы осложнить людям жизнь. Людям это не нравится, жизнь и так сложная. Люди хотят, чтобы Валера Герц ушел с должности. Ваш отец, насколько нам известно, Валеру Герца недолюбливает. — Что есть, то есть, — согласился я. — Но навряд ли он вам… — Подождите, молодой человек, — вскинул ладонь Евгений Михайлович. — Не спешите. У людей есть на Валеру Герца материал. Хороший и разный материал! Есть документы, фото, магнитофонные записи. И есть ваш отец — партийный работник, который известен людям, как человек принципиальный и честный. Нам нужно, чтобы эта принципиальность включилась. Вы понимаете? Мы готовы предоставить вашему отцу материалы при условии, что он даст им ход. Вот и все. — И никаких дополнительных условий? — спросил я. — Абсолютно! — заверил меня Евгений Михайлович. — Даже более того, мы будем вам очень благодарны. Понимаете? — И вам все равно, кто придет на его место? Евгений Михайлович хитро улыбнулся. — Это уже совсем другой расклад, молодой человек. — Ладно, — сказал я, — сделаю все, что смогу. На этой оптимистической ноте мы распрощались с Евгением Михайловичем. Папенька мой в последнее время был задумчив и рассеян. Чаще чем прежде возвращался с работы слегка выпивши. Одним словом, было видно, что переживает он сейчас не лучшие времена. Я подошел к нему с разговором этим же вечером. — Ко мне обратился с просьбой один человек, — сказал я. — Ему очень нужно встретиться с тобой. Лично. — Что за человек? — спросил папенька рассеяно. — Евгений Михайлович Лисинский! — выпалил я. Папенька наморщил лоб. — Лисинский… Лисинский… Не припоминаю. А чего он хочет? — Он хочет передать какие-то материалы, — сказал я. — Документы о деятельности Валерия Александровича Герцина. — Герцина? — вскинул брови папенька. — А почему ко мне? Почему не в милицию, не в прокуратуру? — Боится в милицию, — сказал я, — а тебя считает честным человеком. Хочет документам ход дать. А что, разве неправильно считает? Папенька молчал. Думал долго и сосредоточенно. А потом сказал мне: — Сын! Я хочу предупредить тебя на будущее. Предупредить, чтобы ты не связывался с этим… с этой грязью! Я скажу тебе прямо — такие вещи могут быть опасны. Очень опасны. У тебя вся жизнь впереди, Алексей. А я-то знаю, как легко все сломать, я видел. Я слушал пафосную речь отца, молчал и думал о том, что в следующие несколько лет будут сломаны миллионы жизней людей, которые никогда и никуда не лезли, ни в какую грязь, мирно учились и работали, мечтали о лучшем будущем… Но вышло так, как вышло. Через несколько минут папенька выдохся и замолчал. Самое интересное, что он не сказал ни да и ни нет, вот она, партийная школа — сказать целую речь так, чтобы не сказать ничего. — Что мне передать человеку? — спросил я. Папенька сделал недовольное лицо. Нужно было принимать решение, а принимать решения он терпеть не мог. — Конечно, стоило послать его… в прокуратуру! Или госбезопасность. Но ладно уж. Посмотрим, что у него за документы. В субботу в три часа. Где-нибудь в не слишком людном месте. — Можете встретиться в нашем клубе, — сказал я. — Кинолюбителей? — улыбнулся папенька. — А что, давно хотел зайти… На том и порешили. Следующий день принес еще неприятных сюрпризов. Когда я пришел в видеосалон там сидел красный от ярости Витя и улыбающийся Валерик. — Что случилось? — спросил я, чувствуя недоброе. — Витька на автовокзале бомбанули, — весело пояснил Валерик. — Нормально поживились пацаны — две кассеты отняли и полтинник бабок. Хотели кроссовки снять, но пожалели, сказали, что и так нормально. — Сказали, чтобы еще заходил, — злобно сказал Витя. — А что я мог сделать? Подошли впятером, отвели за угол, ножик показали. Драться с ними, что ли? — А ты чего смеешься, Валер? — не понял я. — Кассеты прокатные, Иваныча. За них бабки отдавать нужно. Считай, что на четыре сотни встряли на ровном месте. — Я им говорил, что и того знаю и этого знаю — им вообще похрен, — злился Витя. Не, всё, пацаны. Я вот до сегодняшнего дня думал — ехать, не ехать… А сегодня как в голове прояснилось. С легким сердцем поеду. — Да забей, — сказал Валера. — Сейчас позвоню нашим, поедем на автовокзал, поймаем твоих гопников… — Вы погодите, — сказал я рассудительно. — Ехать и бить пока никого не нужно. Я съезжу в «Софию», если там Магадан или Швиля, то может помогут. — Щербатый бы в пять секунд решил вопрос, — сказал Витя мрачно. Я отправился в ресторан «София». Несмотря на раннее время, народ уже потихоньку собирался, так что свободных мест почти не было. На втором этаже я нашел Андрея Магадана, который был трезв и мрачен. Я поздоровался и в общих чертах обрисовал ситуацию. — На автовокзале, говоришь… — протянул Магадан. — Да хрен знает. Туда со всего города шпана бомбить ездит. Не шарьтесь там особо без дела. — Как же так, Андрей? — возмутился я. — Мы же договорились с Сашей еще, что работаем спокойно. Каждый месяц мы помогали чем могли. А теперь нас — так? — Не могу я тебе помочь, — сказал Магадан мрачно. — У нас тоже положение сложное. Седой освободился, слышал? — Слышал, — сказал я. Седой был известным в городе рецидивистом, да еще и старшим братом одного из предводителей «краснознаменской» молодежной банды, с которой у нас тоже были неприятности. Я видел его мельком пару раз здесь же, в «Софии». Это был взрослый мужчина, слегка за сорок, с пышной шапкой черных волос, тонкими чертами лица и тяжелым взглядом. В отличие от покойного Саши Щербатого, он производил впечатление настоящего уголовника. И, конечно, вся городская шпана смотрела на него как на кумира. А положение моих криминальных знакомых, входивших в окружение Щербатого, судя по мрачному виду Магадана, изрядно пошатнулось. — Ну вот и смотри, — сказал Магадан, — если я начну за вас качать, то те, кто кассеты ваши отнял, по любому на Седого сошлются. Он с вашего брата — кооператоров — разрешил получать от вольного куша. Сколько угодно. — Ясно, — сказал я. — Ну ладно, тогда мы сами… — Смотрите… — сказал Магадан безразлично. — А вообще, послушай совета — не лезьте. — Мы подумаем, — пообещал я. А вернувшись в видеозал сказал Валерику: — Собирай своих боксеров на завтра. Поедем на автовокзал, учить ребят хорошим манерам. — Зашибись! — обрадовался Валерик. — Серёгу по-любому позовем. Игорёху. И еще кого. — Троих не мало? — засомневался Витёк. — Их там банда. — Не боись, — рассмеялся Валерка. — Еще я сам буду, четвертый. Да вы с Лёхой. Хоть на шухере постоите! Дело было, конечно, не только в двух потерянных видеокассетах. Отдать свое означало показать слабость. А времена наступали такие, что показать слабость это прямая дорога к тому, чтобы потерять все. — И хватит чужим авторитетом прикрываться… — сказал я. — Нужно свой зарабатывать. Ты их хотя бы узнаешь, Витёк? — Узнаю, — сказал тот мрачно. — С вами по ходу уедешь. Только не в Америку, а значительно севернее. — Можешь не ходить, — развел руками Валерик. — Мы сами управимся, чего тебе на самом деле рисковать? Рожи нам их опишешь и все. — Пойду, — сказал Витя и глаза его блеснули. На следующий день компанию гопников мы поймали довольно быстро, в том самом закутке, куда вчера отвели Витю. Ребята работали — менялись обувью с перепуганным парнем лет шестнадцати, который никак не мог развязать узел на своих фирменных кроссовках, ценой в пару сотен. На сменку он бы получил стоптанные кеды, которые уже стояли тут же. — Иди, парень, ребятам сейчас будет не до тебя, — сказал Серёга перепуганному парню. Тот с радостью ретировался.