— Ну, не томите уже, — сказал я. — Неужели кто-то списал космическую ракету? Так давайте мы ее быстренько поставим где-нибудь в парке, в центре города и сделаем платный вход! — Хорошая идея, но мимо! — сказал Лисинский торжественно. — Есть кое-что лучшее, чем ракета! От ракеты нам мало пользы, она не создает материальные ценности! — Конечно, не создает, — кивнул я. — Она сама — материальная ценность. Так что там вы нашли, Евгений Михайлович? Не томите, право! — Ничего особенного, — сказал он. — Просто экструдер! — Чего? — переспросил я. — Пленочный экструдер! — уточнил Евгений Михайлович. Ага. Сильно мне стало от этого легче. — Если пленочный, то это сильно меняет дело, — саркастически сказал я. — Мне стыдно признаться, но вот я даже понятия не имею — что это за штука. Евгений Михайлович тяжело вздохнул. — У вас, Алексей, есть, например, огород? С огурцами, помидорами и баклажанами? — Нету! — честно признался я. — А у людей есть огороды! — объявил Лисинский. — У людей есть теплицы и парники — для них требуется пленка. В нашей торговле ее нет, почти совсем нет, я узнавал. А если вдруг появляется, то сразу исчезает! Без пленки помидоры в нашем климате растут плохо. И огурцы тоже. — Это штука, которая производит пленку? — догадался я. — Именно! — важно подтвердил Лисинский. — Много пленки каждый день, очень нужное производство, очень полезное! Глава 19 — Так и что вы предлагаете? — спросил я. Евгений Михайлович напустил на себя важный вид и принялся вещать. — Я купил списанный пленочный экструдер, — заявил он. — Очень недорого купил, хотел начать производство, но теперь уже не хочу. Теперь я хочу исключительно в Прибалтику — успокоить нервы, которые не восстанавливаются. Но ведь это же грех, чтобы такая машина простаивала! Это просто преступление! Я могу ее переуступить вашему кооперативу, и тогда производством займетесь вы. Это было интересно, но у меня тут же возникло множество вопросов. — Евгений Михайлович, а сырье? — спросил я. — А склад готовой продукции? А место — где эту машину расположить? А рабочие, как минимум будут нужны операторы, наладчик, электрик… И какова предполагается рентабельность? И куда сбывать? Евгений Михайлович, выслушав мои вопросы, молча налил коньяк в кофе и стал медленно с удовольствием пить. — Прекрасный напиток! — с чувством сказал он. Не желаете? Правильно, это больше для нас, стариков… Что касается рентабельности, то она на уровне философского камня, молодой человек. Слышали легенду о философском камне? — Слышал. Превращает все в чистое золото. — Вот так и здесь, — назидательно сказал Лисинский. — С сырьем, конечно, могут быть проблемы, но с чем сейчас нет проблем? Что касается места, рабочих и прочего… Напомню, что ваш кооператив до сих пор состоит в партнерстве с нашим славным химзаводом. Товарищ директор, я совершенно уверен, пойдет навстречу. Расположитесь пока там, а дальше будет видно. — Да, — улыбнулся я, — на товарища директора нам удалось произвести неизгладимое впечатление. Но, Евгений Михайлович, аналогия с философским камнем очень красивая, но не конкретная… Евгений Михайлович улыбнулся. — Хорошо! — сказал он. — Давайте поговорим о цифрах. За смену вы произведете примерно центнер продукции. В центнере где-то пятьсот метров. Госцена метра — сорок копеек. — Ну мы же не будем торговать по госцене? — улыбнулся я. — Это был бы акт благотворительности, — категорично сказал Евгений Михайлович. — А мы занимаемся коммерцией, но не благотворительностью. Справедливой будет цена в два рубля за метр. Или три, смотря по какой цене получится найти сырье! — Это все прекрасно, — сказал я. — Но, Евгений Михайлович, объявите уже — в чем ваш интерес? — Ничего особенного, — пожал плечами Лисинкий. — Я хочу часть продукции. Скажем, пятьсот кило в месяц. Не бесплатно, нет. И даже не по госцене! — И почем же? — поинтересовался я. Лисинский развел руками. — Пока еще мы даже не знаем себестоимости, о чем можно говорить? И не беспокойтесь, я не собираюсь вас грабить! Я улыбнулся. — Хорошо. Тогда будем считать, что договорились. Теперь дело за малым — мне договориться с партнерами и директором химзавода. — Я полагаю, — сказал Евгений Михайлович, — что это простая формальность. — Дай-то бог, — вздохнул я. — И еще такой вопрос, Евгений Михайлович… Проблема с криминалитетом остается подвешенной, я правильно понимаю? Лисинский тяжело вздохнул. — Возникли, выражаясь языком классиков марксизма, неразрешимые противоречия. Эти ребята хотят денег. Я не хочу давать им деньги. Во всяком случае, в таком неприличном количестве. И теперь я уезжаю, в отпуск. Кстати, вместо меня будет Яша Левин, так что все наши совместные вопросы будете решать с ним. Я дам вам телефончик, звоните ему по любым вопросам. Яша — вредный и занудный старикан, но дело знает. — И что дальше? — спросил я. — Любой отпуск рано или поздно заканчивается. Евгений Михайлович улыбнулся. — Или ишак помрет, или падишах… Нет, правда, Алексей… мы живем в такой замечательной стране, где несколько раз за сто лет все переворачивается с ног на голову и наоборот. Как же здесь можно предсказать — что дальше? Здесь нельзя планировать даже на неделю! Эти болваны пытаются планировать на пять лет и посмотрите, каких результатов они достигли! Да предсказать-то можно легко, подумал я. Только вопрос — кому оно надо? Нет пророка в своем отечестве… Но вслух я сказал: — Зря вы так насчет болванов, Евгений Михайлович… После разговора с ним я поехал общаться с Валериком и Серегой. Объявить им, так сказать, о вновь изменившихся обстоятельствах. — Будем заниматься реальным и легальным производством! — с энтузиазмом заявил я. — Хватит уже разлагать молодых и неиспорченных советских людей третьесотрными голливудскими поделками! Что у вас там, кстати, в репертуаре сегодня? — Он пьяный? — спросил Валерик у Сереги. Тот озабоченно и внимательно осмотрел меня и сказал: — Да вроде бы нет… Валерик недоверчиво покачал головой. — А ощущение складывается… — Да ладно вам! — сказал я. — Есть серьезное предложение от серьезных людей. Делать полиэтиленовую пленку. Бабок будет приносить столько, что считать устанете. — Ты серьезно, что ли? — спросил озадаченный Серега. — Совершенно серьезно! — подтвердил я. — Ну, тогда рассказывай! — потребовали партнеры. И я начал рассказывать, рассказывал долго и азартно, в красках описывая будущие прибыли. Друзья недоверчиво слушали. — Нет, вы что, реально думаете, что эта видео-волынка будет вечной? — Свой рассказ я закончил риторическим вопросом. — Вообще-то я с завода к вам в видеосалон сбежал, — грустно сказал Серега, когда я закончил. — С машиностроительного. А теперь получается, что опять на завод возвращаться. А я только человеком себя почувствовал… Вы же молодые пацаны, вы не понимаете, какая там тоска… — Совсем другая история, Сереж, — сказал я. — Ну вот совсем другая! На заводе у тебя сколько начальства было? — До чертовой матери! — мрачно сказал Серега. — Бригадир, начальник участка, начальник цеха… Директор завода, главный инженер, но их я видел пару раз всего. — Ну вот, сам видишь! А теперь у тебя начальников не будет! Вообще не будет, совсем! Ты сам теперь начальник, елки зеленые. Можешь рассматривать это свое возвращение на завод, как триумф и взлет по социальной лестнице. Ты хозяин, а не гость! Серега скептически качал головой. Валерик перематывал кассету. Заниматься производством определенно никто не рвался. — Ага… — сказал я угрожающе. — Ну раз такое дело, то тогда я сам. Один. Я-то думал, что мы вместе дела делать будем, что на серьезный уровень вместе выйдем. Я не понял, пацаны, для вас эта лавочка — предел мечтаний? — Ох, Лех… — вздохнул Серега. — Не знаешь ты, что такое советское производство… Но вообще, если надо, то значит надо. Так бы сразу и сказал. Я в деле, если что. — Я тоже в деле, — сказал Валерик. — Но ты объясни толком! Я объяснил толком. Еще раз. Кажется, партнеры немного прониклись.