— Бабки в коробке из-под обуви держу, — честно признался я. — Смотри, чтобы батя ненароком не нашел! — засмеялся Валерик. — А то сдаст все бабки в Фонд Мира. Или на помощь братским африканским народам. — У нас в чужих вещах шариться не принято, — сказал я. Тут появился Серега. — Ну чего… — сказал он взволнованно, — собираемся, едем в «Театральный», туда сейчас Андрей подъедет. Но, пацаны, настроен он решительно, сразу говорю. — Поехали, — сказал я. — Там разберемся. Когда мы приехали в «Театральный», штангисты уже были в сборе — Андрей и с ним еще трое, здоровенные парни с необъятными шеями и серьезными мрачными лицами. Они все хорошо знали порезанного Матвея и горели праведной местью. — Здорово, парни! — приветствовал нас Андрей. — Спасибо, что откликнулись! Знаете, что несчастье у нас случилось, брательника порезали… мы сегодня собираемся по злачным местам. Поможете? — Поможем, чем сможем, — сказал я. — Только есть одна проблема. Мы ж не знаем точно, кто это сделал… — Да этот хрен, с которым мы тогда разговаривали, — со злостью сказал Андрей. — Седой, или как там его? Больше некому! А что, есть сомнения? — Ну, не то, чтобы сомнения… — сказал я. — Просто мы с ним виделись накануне. И он твердо обещал, что с его стороны к нам вопросов не будет. Твердо обещал. И я предлагаю разобраться в ситуации, чтобы не допустить еще худших последствий. Штангисты были мрачны, мое предложение не вызвало у них большого энтузиазма. — Сейчас пацаны у всех центральных кабаков сидят, пасут его, — сказал Андрей. — И на телефоне человек, как только выпасут — сразу ему отзвонятся. Давай тогда так поступим. Пойдем вдвоем с тобой к этому Седому. Поговорим. Последнее китайское, так сказать. Если убедит он нас, что отношения к этому не имеет, то ладно, замнем до выяснения. А не убедит — будем их рвать прямо на месте. — Поговорить в любом случае нужно, — сказал я. — А если он загасится сегодня, — сказал один из штангистов, — то значит чувствует за собой. — Попробуем поговорить, — сказал Андрей. — Но только еще такое условие — этих, что братуху порезали, чтобы нам выдали. — Договорились, — сказал я. — Сделаем все, что от нас зависит! Официант принес минералку и целый поднос овощных салатов. Штангисты начали есть — очень сосредоточенно и серьезно, не отвлекаясь на разговоры. А я думал о том, нет ли моей вины в происходящем. Светлану Романовну я культурно послал. Может быть ее подельник Володя Седой таким образом передает привет мне? Или это все моя мнительность? Голова пухла, хотелось заказать полдюжины бутылок «Советского Шампанского», снять накопившийся стресс и забыться… Но было нельзя, ситуация требовала какого-то разрешения. А братья-то боевые, думал я, искоса наблюдая за двигающимися челюстями. Андрей этот сразу толпу народа собрал, наблюдателей расставил… Стратег! Но мускульной силы для решения таких вопросов недостаточно… совсем нет. После трапезы, один из штангистов отправился позвонить — узнать, есть ли новости от наблюдателей, и через пару минут прибежал взволнованный: — Есть! — радостно заявил он. — Выпасли, в «Салюте» они зависают, на втором этаже! «Салют» — наша местная гостиница. Тот еще клоповник, нужно сказать, но на втором этаже был довольно приличный бар, который облюбовали для своих сборов криминальные элементы. — Едем! — решительно поднялся с места Андрей. — Но, как решили, сначала говорим, а бить будем потом. На двух такси и «Ниве» близнецов мы подъехали к «Салюту». Минут через сорок туда же подтянулись и прочие спортсмены, всего больше двадцати человек. Володя Седой в компании двух кавказцев мирно выпивал в баре на втором этаже. Увидев нашу делегацию, он сильно удивился, или же, мастерски изобразил удивление. — Какие люди… — сказал он, отставляя недопитый стакан. — Как-то часто мы видимся в последнее время, пацаны. А чего такие серьезные? Андрей сопел от едва сдерживаемой ярости. А я дипломатично сказал: — Прошу извинить за непрошенное вторжение, но у нас есть разговор срочный. — У вас — это у тебя и у него? — Седой ткнул пальцем в сторону Андрея. — Ну, садитесь, чего там… Рассказывайте, что стряслось. Кавказцы, сидевшие за столом, переглянулись, поднялись и неспешно проследовали к барной стойке. — У него, — я кивнул на Андрея, — вчера вечером порезали брата. Седой мрачно обвел нас взглядом. — Жив, брат-то? — спросил он, глядя в стол. — Жив, — с нарочитым спокойствием сказал Андрей. — И мы хотим, чтобы люди, которые это сделали, были наказаны. — И снова у вас все стрелки на меня сошлись? — спросил Седой. — Так мы больше ни с кем не конфликтуем, — сказал Андрей. — У нас со всеми нормальные отношения. Седой покачал головой. — Нет, пацаны. Так не катит ни хрена. У меня, допустим, менты вчера близкого приняли. Я же не бегу вам предъявлять, что это ваши козни! А у вас, как только случится чего-то, так вы сразу ко мне бежите. — Мы ни с кем больше не конфликтуем, — упрямо повторил Андрей. — А «мы» это кто? — иронически спросил Седой. — Кто вы есть вообще? Если вы барыги, то должны платить. Или вы братва? Или кто? Вы сразу на нескольких стульях усидеть пытаетесь, а так не бывает. — Вы не имеете отношения к этому случаю? — прямо спросил я Седого. Тот вполголоса выругался, а потом сказал: — Да ты сам подумай. Сразу после нашего разговора резать кого-то из ваших — это значит с вами воевать. Так? — Допустим, — согласился я. — Вы же сейчас не вдвоем пришли, — улыбнулся Седой. — Там, на улице, наверное, толпа собралась. Есть такое? — Есть, — сказал Андрей. — Ну вот и думайте, — сказал Седой раздраженно. — Вы сейчас меня сломаете толпой, дело не хитрое. Но на этом же все не закончиться. Мои близкие вас тогда начнут ловить по одному, никто же вам такого не спустит. Вы с ними завяжетесь — кого в больницу, кого в тюрягу, а кого и на погост… — И какой вывод? — спросил я. Седой пожал плечами. — Два варианта. Либо действительно случайность — напоролся парень на каких-то идиотов и ножик поймал. Либо чьи-то интриги. И еще одно, парни. Мне эти ваши пионерские предъявы начинают надоедать. Если еще раз без внятного обоснования ко мне с претензиями завалите… понятно, да? — Понятно, — сказал я. — Вы простите, нам с товарищем нужно на два слова… Седой кивнул. Мы с Андреем отошли к окну, ловя на себе призывные взгляды девиц легкого поведения, у которых в «Салюте» был своего рода сборный пункт. — Вообще, похоже на правду, — сказал я. — Похоже, что не врет он. Реальных доказательств у нас нету, ведь так? — Опять разводит, — покачал головой Андрей. — Не верю я ему вообще. Но доказательств нет, это правда. Так, что делать будем? — Тебе решать, — сказал я, — вы же пострадавшая сторона. Но я бы повременил. Не потянем мы против «синих» сейчас. Он только свиснет — человек двести соберется группировщиков, шпаны всякой. Количеством задавят. У нас столько людей и близко нет. И еще — я попробую посоветоваться со знающими людьми, что можно сделать в нашей ситуации. В том числе, с людьми из органов. Андрей думал — долго и сосредоточенно. Он явно был настроен на месть, но сейчас, кажется, начал остывать. — Пробивай, — сказал он. — И мы тоже будем, так просто это мы все равно не оставим. Мы вернулись за столик Седого. — Ну что, посовещались? — осведомился он, иронично поглядывая на нас. — Посовещались, — сказал я. — Будем считать, что вопрос пока закрыт. Но мы все равно будем искать тех, кто это сделал. — Найдете — меня в известность поставьте, — сказал Седой. — Мне самому интересно — кто это пакостит. Ну что, я мог на это сказать… Расстались мы без особой радости, жать друг другу руки и обниматься никто не стал. Но, по крайней мере, обошлось без дополнительного кровопролития, что уже было неплохо. Наши товарищи, дежурившие на улице и ждущие сигнала, как мне показалось, восприняли относительно мирное разрешение ситуации с облегчением. А через несколько дней у меня вдруг возник совершенно легальный и очень приличный бизнес, с подачи Евгения Михайловича, конечно же. Он позвонил мне домой с утра и попросил подъехать к нему в кафе. — Есть дело! — таинственным голосом сказал Лисинский. Лично мне в тот день делать было особо нечего, и я отправился в «Уют». Евгений Михайлович горячо меня приветствовал, осведомился — завтракал ли я, а когда я сказал, что завтракал — перешел сразу к делу. — Вы знаете, Алексей, какая бесхозяйственность царит на наших заводах и фабриках? — начал он, как обычно, очень издалека. — Я смотрю «Прожектор Перестройки», — сказал я. — Бесхозяйственность царит ужасающая, это факт! Особенно, Евгений Михайлович, она царит там, где руководство занимается всякими интересными делами. — Я лихо подмигнул Лисинскому. — Нет, правда! — сказал он. — Вот, например, вопрос списания материальных ценностей. Списывают, страшно сказать, оборудование, которому цены нет, на котором еще работать и работать.