— Двести двадцать восьмая, — уточнил лейтенант. — По предварительному сговору, в составе группы, с целью получения прибыли. До трешки. А если еще выяснится, что малолеткам крутили, то трешкой не отделаетесь. Развратные действия в отношении малолетних. Майор торжествующе улыбнулся. — Нехорошая статья… — сказал он с фальшивым сочувствием. — Совсем плохая, тяжело с ней там. — Не завидую, — сурово подтвердил лейтенант. — Нам, по большому счету, даже похрен, напишешь ты чего-то или нет. Знаешь, есть поговорка — был бы человек, а статья всегда найдется! Так, подумал я. Нужно этот цирк заканчивать. А то они реально дело шить начнут. — Товарищи милиционеры, — сказал я просительно, — я признаюсь во всем! Только просьба — позвоните, пожалуйста, по телефону и скажите, что я здесь, у вас. А то папа волноваться будет, а у него давление. И язва еще. — Язва — это плохо, — лицемерно посочувствовал майор. — Надо позвонить, предупредить язвенника, а, лейтенант? — Мы че, звери, что ли? — мрачно согласился лейтенант. — Он и так родителям сколько неприятностей создал. Отец-то кем работает? — Секретарем, — вздохнул я. — Каким еще секретарем? — насторожиись милиционеры. — Где? — В городском комитете КПСС, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более жалобно. — Че ты нам тут гонишь? — вскинулся лейтенант. — Ты еще скажи, генеральным секретарем, мля. — Погоди! — остановил его майор, который, кажется, начал подозревать неладное. — Ты говоришь… как твоя фамилия? — Петров же, — сказал я, — там, в студенческом — написано. И в бумагах у вас. — Петров… Алексей Владимирович?.. — медленно, то ли спросил, то ли сказал майор. — Так это что же выходит… это, получается, твой отец… — Владимир Иванович Петров! — радостно подсказал я. — Вы ему позвоните, пожалуйста. Прямо нам на домашний, он дома уже, скорее всего. Я номер дам. — Пиши номер, — протянул мне майор карандаш с бумажкой. — И не дай бог, если соврал… — Хана тебе тогда, — сказал мрачно лейтенант. — А если не соврал? — поинтересовался я с глупой улыбкой. Ответом мне было суровое молчание. Майор ушел, забрав с собой бумажку с номером телефона, а лейтенант оказался не лучшим на свете собеседником — на все мои вопросы о тяготах милицейской службы он не отвечал вообще ничего. Впрочем, в компании мрачного лейтенанта я находился не очень долго. Не прошло и десяти минут, как в кабинет влетел раскрасневшийся майор. — Какого… сразу не сказал, что твой отец — первый секретарь горкома⁈ — обрушился он на меня. — Его только недавно назначили, я еще не привык, — честно ответил я. — Сейчас Криницкий за ним приедет, из управы, — сообщил майор лейтенанту. — Шорох такой поднялся, все управление на ушах. Нет, ты чего молчал, как партизан, а? — Николай Николаевич приедет? — радостно поинтересовался я. — Ой, как здорово! Давно его не видел, хоть при таких обстоятельствах повидаемся! — Знаешь его? — спросил майор, по лбу которого обильно текли капли пота. Ничего, пусть пропотеет хорошенько, злорадно подумал я. — Как не знать! Старый отцов товарищ! — сказал я гордо. На несчастных ментов жалко было смотреть. — Слушай, Алексей… как там тебя… Владимирович! Ты хотя бы правду скажи. Что пальцем тебя никто не тронул. Ведь не тронули же? — Не тронули, — подтвердил я, не уточняя, что не тронули только потому, что не успели тронуть. — Что правда, то правда. А вот пацанов, которые со мной были, отпустить нужно. Майор кивнул. — Это тех, которые зрители? Отпустим, ясное дело, на кой хрен они нам сдались. — И аппарат верните, с кассетами, — сказал я твердо. — Никакой порнухи мы не показывали никогда. Показывали новинки мирового кинематографа. Я же вам говорил, что клуб кинолюбителей, работаем официально. — Вернем, — пообещал майор. — Сейчас, начальство приедет, разберемся. — Мы ж не бандиты какие! — подтвердил лейтенант. — Если с нашей стороны вопросов нет, то забирайте свое имущество, бог с ним. — И еще одно. Товарищи милиционеры. Никогда не лезьте в наши дела, — отчеканил я. — Никогда! Менты мрачно молчали. — В целом, я очень рад, что мы друг друга поняли, — подвел я итог. — И это… граждане начальники! Директора ДК отпустить не забудьте! Уж он-то к происходящему точно никаким боком. — Сейчас решим, — сказал майор. Я хотел поблагодарить его за понимание и хорошее отношение, но не успел. Дверь в кабинет распахнулась и на пороге возник Николай Николаевич — в штатском, запыхавшися и злой, как тысяча чертей. — Привет, Алексей! Жив-здоров? — спросил он меня быстро. — Все отлично, — подтвердил я. — Рад вас видеть, спасибо, что приехали. Тот с досадой махнул рукой и в упор уставился на своих подчиненных, которые стояли навытяжку. — Тебе, Котов, что, делать нехер? — отнесся Николай Николаевич к майору. — Ты куда лезешь? Ты вообще понимаешь, куда лезешь? — В соответствии с разработанным планом… — тихо сказал майор, глядя в пол. — Товарищ полковник, разрешите вас на два слова? — Иди на… — устало сказал Николай Николаевич. — Секретарь горкома из-за тебя не спит. Первый секретарь обкома не спит. Прокурора разбудили. Тебе было приказано — проверить хозяев этих салонов — кто-чего? — Было, — сказал майор. — Ты проверил? — в голосе Николая Николаевича зазвучали грозные нотки. Майор молчал. — Мудак, — вынес вердикт Николай Николаевич. — Все, пошли, Алексей. Машина ждет. — Пусть пацанов моих отпустят, — обнаглел я. — И видик отдадут с кассетами. Николай Николаевич грозно посмотрел на майора и махнул рукой. Тот живо покинул кабинет. Майор, как выяснилось впоследствии, действительно был виноват. Он безответственно отнесся к очень важной части операции, которая заключалась, образно говоря, в отделении овец от козлищ. Так, видео-бизнес во второй половине восемьдесят восьмого года находился на пике популярности, и в него пришло много людей, некоторые из которых относились к семьям, влиятельным на уровне города. Естественно, эти люди никак не должны были попасть под кампанию борьбы с нелегальными кинозалами. Весь удар должны были принять на себя люди в этом бизнесе случайные и влиятельных покровителей не имевшие. Именно этим вопросом — выяснением кто есть кто в видео-бизнесе, кого трогать можно, а кого — нельзя ни при каких обстоятельствах, должен был заниматься майор Котов. Порученное задание майор провалил просто блестяще — повязал сына первого секретаря горкома, то есть — меня. И еще ладно, если бы у нас действительно оказалась какая-нибудь «Эммануэль» или «Греческая смоковница». Но нашел-то он древний фильм с Брюсом Ли и мультики «Том и Джерри».Это уже полное фиаско. Естественно, аппарат с кассетами мне вернули (я тут же передал его Валерику, который вместе с Серегой поджидали меня у входа в отделение). Николай Николаевич на служебной «Волге» с мигалкой довез меня домой, где и сдал с рук на руки папеньке. Я предчувствовал разбор полетов и он, конечно, не заставил себя долго ждать. Папенька провел меня в кабинет и закрыл дверь. Я пытался угадать его настроение — кажется, он был даже не зол, скорее озадачен. — Алексей, — сказал он с положенной к случаю грустью в голосе, — ты уже взрослый парень. Я очень не хочу читать тебе нотации. Николай сказал мне, что ты можешь иметь отношение к нелегальному кинозалу, где показывают заграничные фильмы за деньги. Я — скажу тебе честно! — даже не хочу выяснять, насколько это соответствует действительности. Я просто прошу тебя, чтобы этот вопрос больше никогда не возникал. Ты меня понимаешь? — Понимаю… — вздохнул я. Черт побери, от видеосалона отказываться не хотелось. Как странно, подумал я. У меня лежит почти сорок тысяч рублей наличными, но мне очень жаль отказываться от прибыли в несколько сотен. Впрочем, хорошо, что этот разговор случился. Возможно, сегодня как раз и будет момент истины, когда мы с отцом наконец-то поговорим по-настоящему… Глава 12 Отец долго и задумчиво смотрел в стол. А потом сказал: — Я надеялся, что ты пойдешь по общественной линии. Или, в крайнем случае, в науку. Но… В институте говорят, что на занятиях почти не появляешься. Неужели ты хочешь уйти в эту коммерцию?.. Почему? Из-за денег? Я не осуждаю, я на самом деле хочу понять. — Дело не в деньгах, — сказал я. — Вернее, не только в них. — А в чем же? — спросил отец, с любопытством глядя на меня. Похоже, что ему на самом деле это интересно. — Дело в том, — сказал я осторожно, — чтобы выжить в новые времена. Нам, нашей семье. Для этого будут нужны деньги. А общественная жизнь, наука… Через два года это будет никому не нужно, а через три — над этим будут смеяться. Неужели ты не видишь, что все? Все заканчивается! — Я вижу… — тихо сказал отец. Таким серьезным и печальным я не видел его никогда. — Я вижу, — повторил он, — и, возможно, ты прав. Даже, скорее всего ты прав. Но ты тоже должен понять… Есть правила. Я занимаю ответственную должность… Мой сын не должен быть ни в чем замешан. Ни в чем предосудительном. — Хозрасчет, хозяйственная инициатива, кооперация, новое мышление — об этом «Правда» каждый день пишет! Что тут предосудительного? У меня складывается впечатление, что ты хочешь быть ортодоксальнее ортодоксов! Отец вздохнул. — Заграничные фильмы за деньги — это может быть превратно истолковано. Идеологию никто не отменял. — Опять же, а каждом выпуске «Правды» — гласность, свобода слова. Да сейчас печатают такое, за что десять лет назад сажали! — запальчиво заявил я. — Я тебя прошу, понимаешь? — сказал отец. — Ты уже взрослый, я не могу тебе приказывать. Могу только просить.