Впрочем, Анне и в голову не приходило возражать или сопротивляться. Про мужа она просто забыла. Он ни разу не пришел ее навестить в больнице и до этого ни разу даже не передал в тюрьму ни пакета сухарей, ни пачки печенья. Она, правда, ничего и не ждала. Просидев, точнее, провалявшись без чувств возле трупа его любовницы какое-то время, Анна очнулась без мужа. Как будто вынули из ее души и памяти все, что было с ним связано, как будто не было этих восьми долгих лет, что жили они с ним вместе. Все это осознала она гораздо позже, а вернувшись в квартиру, ничуть не удивилась, увидев голые стены. Муж забрал все, даже кое-какую мебель, оставил только старый телевизор, кухонный стол и кровать со сломанной спинкой. Он бы и квартиру оттяпал, но никак не вышло: квартира была Аннина, они жили в ней вдвоем с мамой. А теперь она стала жить одна. Устроилась телефонным диспетчером, отвечала на вызовы, редко выходила из дома – в магазин только. Никто к ней не приходил, с соседкой Вероникой Петровной она не общалась, хотя та пыталась ее разговорить. Потянулись дни, заполненные тоскливой рутиной – встать, принять душ, выпить кофе, потом отвечать на вызовы, затем обед, вечером – телевизор. И так семь дней в неделю. А потом пришло письмо от Светланы. – Вот так вот, – Анна грустно улыбнулась, – вот так все и было. Письмо долго в ящике валялось, соседка его вытащила, она вечно все замечает. Я-то сначала подумала, что на почте ошиблись, хотела туда отнести. Нет у меня никаких знакомых с такой фамилией. А потом… понимаете, она все так правдиво описала… Оказывается, отец перед смертью ей все рассказал – что есть у него дочка где-то далеко, он про нее и не знает ничего, знает только, что увезла ее мать в Дальнереченск. Светлана сразу призналась, что тогда и значения его словам не придала, закрутилась как-то с похоронами. А как прошло время да развелась она с мужем, стала она вещи разбирать в той квартире, где отец жил, ну и нашла письма с адресом моим. Оказывается, отец предлагал моей матери денег, а она написала ему письмо с отказом. Резкое такое письмо, мама вообще в словах не стеснялась. Не знаю, что у них там произошло, но я-то при чем? Если бы вы знали, как бедно мы жили… да и время было такое ужасное… – Анна замолчала, глядя в одну точку. – Ну что теперь об этом думать, – вставила Дуся. – Ну да, а отец, Светлана пишет, тоже, видно, характером был крут. Не надо денег – ну и не надо, два раза предлагать не стану… Хочешь одна ребенка растить? Да флаг тебе в руки, мне только лучше, забот меньше. Вот так вот сами все решили, меня никто не спросил. – Понимаете, – доверительно начала Дуся, – мы же не можем просто так явиться к вашей сестре и допрашивать ее. Формально она ничего не совершила, упрекнуть ее не в чем. – А я, значит, совершила, – горько сказала Анна, – раз под следствием была и в камере с уголовницами сидела. Но меня же отпустили, никаких обвинений не предъявляли. – А в больнице вам какой диагноз поставили? – Посттравматический синдром, у меня в той квартире и карта есть медицинская. Доктор сказал, что я полностью вылечилась… Только как я теперь в ту квартиру попаду, если ключи пропали? – Разберемся, – улыбнулась Дуся, – это не проблема. Значит, вы пока тут полежите, поправляйтесь, вот возьмите мой номер телефона на всякий случай, а там посмотрим. – Да меня по-любому скоро выпишут, и то медсестры ругаются, что место занимаю. Травм никаких серьезных нет, а царапины заживут. Кто меня тут держать станет? – Разберемся, – обнадежила Анну Дуся, вспомнив, какими глазами смотрел на нее заведующий отделением. Когда Дуся вернулась на работу, Лебедкин засыпал ее вопросами: – Ну что? Ну как? Удалось что-нибудь узнать? Или она с тобой и разговаривать не стала? Что там с машиной этой? – Как тебе сказать, Петруха… вообще-то мы с Воробьевой хорошо поговорили. Но только я ужасно проголодалась. Может, пойдем пообедаем, а потом я тебе все расскажу? – Да ты что? Какой обед?! Ты вечно только о еде думаешь! Я не вытерплю! Рассказывай прямо сейчас! А потом уже пойдем обедать, я тебе обещаю! Свожу тебя в «Три поросенка»… Дусе хотелось подразнить напарника и заставить помучиться, но природная доброта взяла свое. – Да, по-моему, эта Воробьева – нормальная женщина, только перенесла тяжелый стресс. После такого кто угодно мог в лечебницу угодить… – И она вкратце изложила историю Анны. Услышав об убийстве, в котором Анну Воробьеву едва не обвинили, Лебедкин буквально загорелся и не успокоился, пока не выпытал у Дуси все подробности этого дела. Когда же выпытал, возбудился еще сильнее. – Глаза вырваны и роза во рту? Где-то я такое уже встречал… года два назад или три… это же наверняка серия… как пить дать серия… – И он кинулся к компьютеру. – Ну, Петька, имей совесть! – возмутилась Дуся. – Ты же мне обещал, что мы пойдем обедать. В «Три поросенка». Ты слово свое держишь или как? Или «хочу даю слово, хочу беру обратно»? – Держу, держу… – отмахнулся от нее напарник. – Я вот только найду то дело, и мы сразу пойдем… – Ну все, капитан Лебедкин надолго потерян для общества! – мрачно констатировала Дуся. – Как только ему привидится серийный убийца – он теряет человеческий облик… придется мне, видно, одной идти обедать… который уже раз… И Дуся покинула кабинет. «Надо же, – думала она на ходу, – а Генка Соловьев ни слова про это не сказал. Только короткую справку дал по Воробьевой – замужем была, развелась, в психушке лежала, обвиняли ее в убийстве любовницы мужа, но потом отпустили. И не сказал, почему отпустили – потому что вторую жертву нашли. То есть, получается, это уже серия и есть. И отчего Гена не сказал? Наверное, закрытая информация, раз маньяк у них объявился, нельзя по телефону про это трепаться. А может, не знал подробностей. Минуточку, а вот Анна говорила, что допрашивал ее такой рыжий и долговязый. Так это же Генка и есть! Значит, он наверняка полностью в курсе дела. И вот вопрос, говорить про это Петьке или не стоит. Наверное, не нужно, а то он совсем с катушек сойдет, все дела забросит. Он на этих маньяках повернутый просто… Ох, есть как хочется!» Выйдя на улицу, Дуся огляделась. Можно было пойти в соседнюю забегаловку, а можно – в кафе «Три поросенка», которое упомянул Лебедкин. Это подальше и подороже, но там гораздо вкуснее кормят. И тут рядом с ней остановилась большая черная машина, и бархатный голос промурлыкал: – Дуся, Дусенька, садитесь! – Я к незнакомым мужчинам не сажусь… – машинально проговорила Дуся, но тут же сообразила, что человек в машине назвал ее по имени, значит, они знакомы. Что он тут же и подтвердил: – Неужели вы меня забыли? Вот я вас никогда не забуду! Дуся оглянулась. Из машины выглядывал лысоватый немолодой мужчина с темными маслеными глазами. Это был нотариус Рубен Варламович Семибратов собственной персоной. – Вы ведь, наверное, обедать собрались? – промурлыкал нотариус, взглянув на роскошные часы. – Я тоже еду обедать. Давайте пообедаем вместе! Я знаю неподалеку одно чудное местечко… – А почему бы и нет? – протянула Дуся. В самом деле – почему бы и нет? Она проголодалась, а Петька со своими серийными убийствами потерял человеческий облик и вернет его очень нескоро… а нотариус уже тем подкупил ее, что не назвал противным полным именем. И вообще, она имеет полное право на обед, сегодня уже набегалась. И Дуся села в машину нотариуса, отчего та слегка накренилась и даже тихонько крякнула. Через десять минут они подъехали к ресторанчику, над дверью которого висела вывеска с названием «Ахтамар». Рядом с названием была нарисована симпатичная овечка в цветочном венке, и буквами поменьше написано «Настоящая армянская кухня». Ресторанчик был небольшой, но уютный, кормили очень вкусно, правда, нотариус непрерывно сыпал двусмысленными комплиментами и то и дело гладил Дусю по ручке, но она сносила это благосклонно. Когда же принесли кофе, Дуся расплылась от одного аромата. В это время у нотариуса зазвонил телефон. Он извинился перед Дусей и ответил: – Да, Изабелла Юрьевна, слушаю вас… что? Чекан? Она же записана на следующую неделю! Хочет перенести? Ну желание клиента – закон… посмотрите, у нас на этой неделе есть свободное время? Ну постарайтесь! Я в вас верю! Не может быть, чтобы ничего не нашли! Услышав фамилию Чекан, Дуся насторожилась, сделала стойку, как охотничья собака при виде дичи. Ведь фамилия сводной сестры Анны Воробьевой была именно Чекан. Совпадение ли это? Наконец Рубен Варламович нажал кнопку отбоя и еще раз извинился перед Дусей: – Дела, дела… даже во время обеда приходится решать какие-то важные вопросы… – Вы назвали фамилию Чекан, – проговорила Дуся заинтересованно. – Это кто такая? – Ну, Дусенька, вы же знаете, что такое профессиональная тайна… – заюлил нотариус. – У вас ведь тоже есть тайна следствия… – Ну да, конечно… я ведь не выпытываю у вас подробности, мне просто интересно – это, случайно, не Светлана Игоревна Чекан? – Да, это она… а почему она вас интересует? – А какое у нее дело? – Ну, Дусенька, я же сказал – это профессиональная тайна. – И что – нельзя даже намекнуть? – Дуся игриво взглянула на нотариуса. – А если я соглашусь с вами поужинать? – Правда? – Глаза нотариуса вспыхнули. – Ну если так… намекнуть можно. Дело у нее наследственное… но я вам, само собой, ничего не говорил! – Само собой! – подтвердила Дуся. – Мы же с вами профессионалы, и тайна для нас – это святое! И раз мы с вами обо всем договорились, то скажите, велико ли наследство? – Ну, моя дорогая, это уж чересчур! – Рубен Варламович шутливо погрозил ей пальцем. – Этак я могу и лицензии лишиться! – А ужин вдвоем? – напомнила Дуся.