Раздался стук в дверь. – Элеанор? – позвала меня grand-mère. Едва я открыла, мама скользнула под воду. – Ты убедилась? – спросила grand-mère. Я оглянулась через плечо. – Да. – Тогда достаточно, – сказала она. – Спустишься со мной? Я заметила, что она специально строит вопросительные фразы. И последовала за ней. – Если ты действительно хочешь отсюда уехать, – сказала она, когда мы вернулись в столовую, – то это можно устроить. И я пойду тебе на уступку. Ты можешь оставить остальных членов семьи здесь, если хочешь. Сомневаюсь, что они будут нас искать. Но прежде чем ты сможешь покинуть этот дом, ты должна забрать одного из них. Для защиты. Думаю, лучше всего подойдет мальчик. – Рис? Она кивнула. – Он силен и быстр. Его тело очень пригодится тебе. Ты сможешь даже вселиться в него, когда подучишься. Когда путешествуешь, полезно иметь мужчину под рукой. Мы с тобой даже можем пойти разными путями, если хочешь. Я не стану заставлять тебя оставаться со мной. Я медлила. – Как только мы уйдем, остальные члены твоей семьи смогут делать все, что им заблагорассудится, – сказала она. – Твои сестра и дедушка вернутся из леса домой, мама будет сидеть в ванне столько, сколько захочет, тетя продолжит мирно готовить и убираться. Они будут счастливы. И сомневаюсь, что они будут сильно по тебе скучать. – Она нахмурилась. – Никто из них никогда не понимал тебя так, как я. Она могла бы заставить меня делать то, что она хочет. Но мама сказала, что grand-mère любит меня. Она хотела, чтобы я сама пришла к нужному ей выбору. Я буду сильнее, если смогу заставить ее поверить, что я все еще такая же, как она. Так у меня будет больше сил на спасение моей семьи, на спасение Риса. И я заставила себя расплакаться. Это оказалось не так уж сложно: достаточно было посмотреть на отца, сидевшего на полу у ног grand-mère в ожидании новых приказаний. Я подумала о дедушке в лесу. Об Артуре, сидящем где-то во тьме под нами. – О, – сказала grand-mère. – О, моя дорогая. Она шагнула вперед и заключила меня в объятия. Я заставила себя не отшатнуться. Пока она меня обнимала, я чувствовала, как под ее кожей извиваются какие-то фигуры. Я вообразила птиц, рыб, воинов и даже такое, чему не смогла подобрать названия. Другого выхода нет, подумала я. Я не смогу уйти, пока не съем кого-нибудь. Но, может быть, я смогу отвлечь ее на достаточное время, чтобы все остальные смогли уйти. Она запретила мне выпускать Риса из комнаты. Но что, если он будет вне комнаты? В моей голове начала формироваться идея, но я не спешила действовать. Я рыдала в руках grand-mère до изнеможения. Она отправила меня наверх, в постель, а потом прислала Маргарет с миской супа. Я съела, сколько могла, и тут ко мне снова пришла grand-mère, чтобы поговорить со мной еще, рассказать о чудесных местах, куда мы сможем отправиться, когда останемся вдвоем. Я слушала, опустив голову ей на плечо, а она гладила меня по волосам. – Думаю, я бы хотела увидеть Калифорнию, – сказала я наконец. – Это ерунда, – ответила grand-mère. – Ты по-прежнему просишь меня о таких мелочах. Как бы я хотела, чтобы ты пожелала большего. Ты заслуживаешь лучшего. – Я не знаю, как просить, – сказала я. – Можно мне подумать какое-то время? Обо всем этом? Я хочу поехать с тобой. – Я не сводила с нее глаз, хоть мне и хотелось отвернуться. – Хочу посмотреть вместе с тобой мир. Но мне нужно время, чтобы отпустить это место. Ту, кем я была прежде. – Разумеется, – сказала она. – В нашем распоряжении все время мира. Она поцеловала меня в лоб и подоткнула одеяла, словно маленькой девочке. А потом ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Целую неделю я ходила к ней каждый раз, когда получалось придумать, чего бы мне такого хотелось, или когда я была в состоянии притвориться одинокой или грустной, что было несложно во время скитаний по пустому дому. Артур не поднимался из подвала. Я не знала, рассказал ли он grand-mère о тайном проходе или же она сама его нашла. Как бы то ни было, я не была уверена, что он сможет мне помочь. Я была холодна с Маргарет и игнорировала маму, если grand-mère находилась где-то поблизости. Она начала рассказывать мне о своем прошлом, но все истории были какими-то путаными. Похоже, она не имела достаточно четкого представления о течении времени, поэтому некоторые детали из одних историй просачивались в другие. Но я хотя бы выяснила, что она занималась всем этим на протяжении веков. Таким был ее образ жизни: приехать в замок или в большой особняк и поглотить его изнутри. Ей необходима еда, так она мне сказала. Еда помогает ей сохраняться и обновляться столетиями: новое тело, новые существа, чтобы ими распоряжаться. Это не обязательно должны быть люди, но предпочитала она именно людей. По ночам она, похоже, не спала, но всякий раз, когда она ложилась вздремнуть, я рыскала по дому. Иногда пыталась открыть двери, чтобы проверить, не ослабли ли ее чары со временем. Но я не могла даже дотронуться до дверных ручек. И мне всегда приходилось прятаться от создания, которое когда-то было моим отцом, а теперь шаталось по дому, пока grand-mère спит, бесшумно переходя из комнаты в комнату. И вот настал день, когда она сказала мне: – Думаю, пришло время для практики. Она отправила отца в лес. Вечером он вернулся с мешком, в котором что-то билось, пытаясь вырваться. – Сейчас, – сказала grand-mère, – я покажу тебе то, что ты тоже умеешь, нужно лишь попробовать. Она кивнула отцу, тот открыл мешок и вытащил за уши молодого кролика. Посадил на стол и прижал рукой, чтобы зверек не смог убежать. Grand-mère взяла кролика за середину туловища обеими руками и открыла рот. Ее рот раскрывался все шире и шире, пока лицо не раскололось надвое, а челюсть с треском не отвисла. Внутри оказалась тьма: не рот, а только черная пустота. Она сунула туда кролика, и тот растворился, лишь задние лапы дернулись в последний раз. Grand-mère закрыла рот, проглотила кролика и улыбнулась мне, мигом превратившись обратно в обычную бабушку. А потом она снова раскрыла рот, и кролик вывалился наружу. Но вновь появившийся кролик не проявлял признаков страха. Он неторопливо приблизился ко мне и оценивающе посмотрел на меня снизу вверх своими холодными желтыми глазами. – Теперь он мой, – сказала grand-mère. – Видишь? Кролик вернулся к ней и позволил снова себя проглотить. Меня вдруг охватило чувство чего-то огромного, я вообразила масштабы. Корабли. Деревни. Леса. Существа со дна моря. Отец вынул из мешка второго кролика. У него была сломана задняя лапа, поэтому, оказавшись на столе, зверек вел себя до странности тихо, хоть я и слышала, как бешено колотится его сердце. – Где-то внутри тебя есть разлом, – сказала grand-mère. – Попробуешь его открыть? Я почувствовала что-то в задней стенке своего горла. Это ощущение появлялось у меня в минуты злости, одиночества. Ощущение, словно я – яма, и могу проглотить что угодно, стоит мне только попытаться. Я посмотрела на кролика. Было совершенно ясно, чего она хочет. Это скрывалось во мне столько, сколько я себя помню. Я схватила кролика обеими руками и широко открыла рот. Кролик исчез, не успела я и глазом моргнуть. Это оказалось так просто. Горло болело, тошнота охватила меня до самого желудка. Grand-mère ликовала. – Замечательно! – воскликнула она. – И с пер- вой же попытки. Знаешь, твоя мама так и не смогла этого сделать, даже когда я настаивала. Она пыталась, но в ней этого нет. – Она хлопнула в ладоши. – О, я так тобой горжусь, моя дорогая. Можешь теперь выпустить его обратно? Хочу посмотреть, как ты это делаешь. – Я ужасно устала, – сказала я. – О, конечно же. Прости. Иди, отдохни немного. Я поднялась к себе в спальню и закрыла за собой дверь. Села в кресло-качалку и попыталась выпустить кролика. Он выскользнул у меня изо рта и тихонько уселся у меня на коленях. Я чувствовала его так же, как чувствовала собственную руку или ногу. Я заставила его пробежаться по комнате. Его лапа исцелилась, в теле не осталось ни одного изъяна, но он не был больше живым. Он был мной. Новой частью меня. Я велела ему запрыгнуть мне на руки. Взяла его и принесла в комнату Лумы. А потом оттолкнула комод и приказала кролику заползти через дыру в спальню Риса. Посадила его в середине комнаты. Я видела Риса глазами зверька. Рис принюхался, а потом щелкнул зубами и сломал кролику шею. Было больно, но лишь секунду, а потом я перестала его чувствовать. Я свернулась калачиком по мою сторону стены и заплакала. Вскоре Рис подполз к дыре. – Погоди, – сказал он. – Я не должен был этого делать? – Наоборот, я этого и хотела. – Элли, – сказал он. – Зачем ты сделала это с нами? – Я не нарочно. – Я шмыгнула. – Мне так жаль. Длинная пауза. А затем: – Не плачь. Я вползла через дыру к нему в комнату. Его лицо было вымазано кровью. Он вытер кровь рукавом. – Я вытащу тебя отсюда, – сказала я. – Но ты должен мне доверять. – Что ты собираешься сделать? – спросил он. – Не могу сказать. Но обещаю, что в этот раз я справлюсь. * * * Наутро за завтраком я подождала, пока grand-mère усядется за стол, а потом откашлялась. – Grand-mère, – начала я. – Могу я попросить тебя кое о чем? Она вскинула брови. – Разумеется, – сказала она. – О чем угодно. – Боюсь, прозвучит глупо. – Ничто из сказанного тобой я не расценю как глупость. – Я бы хотела устроить праздник, – сказала я. – Прежде чем я… заберу к себе Риса. Хочу устроить вечеринку, как обычная девушка. С гостями, музыкой. С танцами. И чтобы были цветы, а Маргарет приготовила бы что-нибудь. Мне всегда казалось, что мне здесь не рады, а Лума и Рис получали все, что хотели. – Я заставила себя замолчать. – Хочу хоть на денек почувствовать себя особенной.