– Ты в порядке? – спросила я. – Как же тяжело стараться сделать так, чтобы все шло гладко, – сказала она. – Особенно когда дело касается твоего кузена. Он сложный человек. А Лума вообще меня не слушается. Мне действительно необходима твоя помощь, Элеанор. Мне нужно, чтобы ты брала на себя больше ответственности. Я уже не так молода, как раньше. – Знаю, – сказала я. – Мне так жаль. – Это не твоя вина. Я просто поверить не могу, что он так обошелся с бедной девочкой. – А кто она? – спросила я. Grand-mère сделала паузу и странно на меня посмотрела. – Это не имеет значения, – сказала она. – После его выходки она никогда больше не вернется в этот дом. Мне хотелось порасспрашивать grand-mère еще, но она выглядела совершенно подавленной. – Grand-mère, – сказала я, – забудь о Рисе. Он слишком упрям. Может, начнем с того, что найдем кого-нибудь для Лумы? – Чтобы ты могла заполучить своего Артура, конечно, понимаю. – Она вздохнула и помассировала виски. – У меня разболелась голова, дитя мое. Пойду заварю себе чаю. – Хочешь, я тебе принесу? – предложила я. – Нет, – сказала она. – Но знаешь, чем ты можешь мне помочь? Не позволяй больше Рису выходить из комнаты. Знаю, ты не помышляла ни о чем плохом, но это ради его же блага. Она похлопала меня по руке, плавно встала, вышла за дверь и стала спускаться по лестнице. Какой странный, безумный выдался день. Вот бы обсудить это все с grand-mère. Может, мне стоит попробовать разложить карты? Вдруг я смогу что-то понять. Возле двери своей комнаты я помедлила. Она была приоткрыта, хотя я была уверена, что плотно ее закрыла. Я проскользнула внутрь, и мне стало настолько не по себе, что я тут же заглянула под кровать. Все было как-то не так: платяной шкаф открыт, постель заправлена наспех, но без подоткнутых «по-больничному» углов, как меня научили в школе святой Бригит. Кто-то сюда заходил. Кто-то копался в моих вещах, пока меня не было. Еще не успев проверить, я уже знала, что бабушкина записная книга пропала. Как и колода таро. Поначалу я была спокойна. Наверное, я просто плохо искала. Я осмотрела пол: вдруг она куда-то упала случайно. Проверила под матрасом, под подушками, за сломанным кукольным домиком и в каждом углу, который мог прийти мне на ум. Пусто. Мерзкая хватка паники сжала мое горло. Это могла сделать Маргарет. Я закрыла глаза и прислушалась, как меня учила grand-mère. Маргарет была внизу в прачечной, стирала белье. Зачем она потрошила стервятника, если не в попытке отыскать карты? И я ей никогда не нравилась. Она считала меня предательницей. Я зашагала было к залу, но остановилась у спальни Лумы. Ее дверь распахнулась, оттуда высунулась рука, схватила меня за запястье и втянула внутрь. – Что ты делаешь? – спросила я. – Нам надо поговорить. Я огляделась. И только теперь заметила дедушку Миклоша. Он лежал под кроватью, завернувшись в Лумино стеганое одеяло. В его волосах торчал листик. – Закрой дверь, – приказала мне Лума. – И веди себя тихо. Дедушка хочет тебе кое-что втолковать. – Что? Все еще думает, будто grand-mère приехала, чтобы его убить? Лума сердито посмотрела на меня. – Так ты знала? – Я ей уже говорил, – подал голос дедушка Миклош. – Из-за этой женщины я и бежал в Америку. – Он просто запутался! – сказала я. – Перепутал grand-mère с кем-то еще. Много лет назад с ним что-то произошло. И в день похорон бабушки Персефоны это повторилось: ему казалось, что звонят не городские колокола, а церковные колокола у него на родине. Я посмотрела на Луму, как бы говоря: вот видишь? Но она закатила глаза и повернулась к дедушке. – Что она такое? – спросила Лума. – Она же не волк, как мы? Пахнет совсем не так. Дедушка помотал головой. – Дедушка, – продолжала Лума, – почему ты не расскажешь нам, что случилось? Дедушка Миклош явно не хотел ничего рассказывать. – Ваша бабушка не любила эту историю, – сказал он. – Говорила, все осталось в прошлом. И просила не рассказывать детям. Я почти не сомневалась, что Лума считает, будто я от нее что-то скрываю. Хотя на самом деле это было не так – не вполне так. Мне нужно было все исправить. Выяснить, что имеет в виду дедушка. Не то чтобы я подозревала grand-mère. Но… – Перед смертью бабушка сказала, что я должна обо всем позаботиться, – начала я. – Помнишь, я тебе уже об этом говорила? Миклош кивнул. – Тогда расскажи мне, что ты видел, – попросила я. – А ты мне поверишь? – спросил он. – Обещаешь? Лума сверлила меня взглядом, пока я не сказала: – Хорошо, обещаю. Миклош вздохнул. – В молодости я жил в тихой деревне, – начал он. – Мы боялись существа, которое обитало в замке, вот только у нас не было слов, чтобы описать его. Все, что у нас было, – это колокола, которые говорили нам, когда нужно убегать от ворон. И он поведал нам о том дне, когда он бежал. Бежал и опоздал. Я сидела будто парализованная, в ужасе ожидая, что он превратится в волка и нападет на меня, потому что просто боится. Но Лума поглаживала его по руке, придерживала за плечо и не сводила с него глаз, пока дедушка рассказывал, как вороны схватили его и потащили прочь. Они вцепились ему в одежду и в волосы и распределили его вес между собой так, чтобы можно было нести его по воздуху, а он все время боялся, что его в любую минуту отпустят и он разобьется насмерть. – Они уносили меня далеко, несли над полями, – продолжал он. – Несли над лесом таким густым, что за ним не видно было земли. Посреди этого леса стоял разрушенный замок. Вороны пронесли меня сквозь дыру в крыше и бросили там. А потом все птицы улетели, только хвостом вперед. – Хвостом вперед? – переспросила я. – Да, именно так, – повторил он. – В рот старухе. Он замолчал и многозначительно посмотрел на меня, словно я должна была догадаться, что он имеет в виду. – Не понимаю, какое отношение это все имеет к grand-mère, – сказала я. – Это была она, – сказал дедушка. – Она приказала мне стоять неподвижно, и я не мог пошевелиться. А потом она открыла рот так широко, что я увидел: это вовсе и не рот, а глубокая дыра. – Он закрыл глаза. Я только теперь заметила, как тяжело он дышит, как тяжело ему описывать неописуемое. – Она пыталась проглотить меня. И вот тогда-то я вывернулся наизнанку. В первый раз превратился в волка. Я-то двигаться не мог, а волк – мог. Я разорвал ее напополам, и она упала. А потом… – он помедлил. – Потом я сбежал. – Он словно удивился, как легко подошел к концу рассказа. – И за всю жизнь не рассказывал об этом никому, кроме вашей бабушки. Я попыталась представить это: рот в виде глубокого отверстия. Челюсть кольнуло болью. – Это она превратила тебя в волка? – спросила я. Он помотал головой. – Волка я отыскал в себе сам, – сказал он. – Заглянул глубоко внутрь себя и нашел выход. Я долго сидела молча. Вспоминала каждого человека, встреченного мной за всю мою жизнь, и гадала, у скольких из них внутри скрывается волк, который просто пока еще не нашел пути наружу. Или, что еще ужаснее: сколько людей в моменты опасности смотрят вовнутрь в поисках хоть чего-то, что может их спасти – и не находят ничего? – Но дедушка, – сказала я, когда мне удалось вытряхнуть эту мысль из головы, – как же grand-mère может быть той самой женщиной? Ведь столько лет прошло. Ты же убил ее! – Нет, – возразил он. – Я только разорвал ее напополам. – Но ведь она была старухой, – не унималась я. – А ты был ребенком. А сколько сейчас лет grand-mère? Они с Лумой переглянулись. Они что, считают меня идиоткой? – Дедушка, – продолжала я спокойным голосом. – Ты помнишь ту ночь, когда в городе звенели колокола? – Он кивнул. – Помнишь, как это напугало тебя? Как ты решил, будто это церковные колокола из твоей деревни? – Он снова кивнул, но уже менее уверенно. – На что ты намекаешь? – спросила Лума. – Я думаю, ты и сейчас ошибаешься, – сказала я. – Ты очень расстроен из-за смерти бабушки Персефоны, и это пробуждает старые воспоминания. Тебе показалось, что бьют те же колокола, что и в твоей старой деревне. А когда к нам в гости приехала пожилая женщина, ты решил, что это та же старуха, которую ты видел в молодости. – У меня появилось ощущение, будто я разгадала загадку; даже голова чуть не закружилась. – Понимаешь? Ты просто запутался. – А я ему верю, – сказала Лума. – И думаю, что нам надо от нее избавиться. – Избавиться? – переспросила я. – Тетя Лузитания хотела, чтобы вы с Рисом избавились от меня. А теперь ты думаешь, что мы должны так поступить с нашей бабушкой? – Успокойся, – сказала Лума. – Это не одно и то же. Ты одна из нас. – А мне так не всегда кажется. Дедушка, ты же обещал прекратить это все. – Ты заставила меня пообещать, – отозвался он. Лума застыла. – Не смей делать это с ним, – сказала она. – Делать что?