– На вашей вывеске указано, что вы доставляете товары дважды в неделю. Наш адрес относится к Уинтерпорту. Почему вы не можете доставить наш заказ? – Мы туда, наверх, не доставляем, – повторил хозяин магазина. Он вцепился пальцами в столешницу, и я подумала: уж не воображает ли он, что я перепрыгну через прилавок, чтобы вонзить зубы ему в глотку? Я сделала глубокий вдох. Вспомнила, каким тоном иногда говорила grand-mère. Для начала попробовала проговорить слова одними губами, представляя, как это должно звучать. – Что-что? – спросил хозяин. – Я хочу, чтобы вы приняли мой заказ, – сказала я. Он кивнул. – Ну, ладно тогда, – сказал он. – Я сразу-то не понял, что это для вас так важно. – Хорошо. – Я улыбнулась. – Доставьте к пятнице. Выходя из магазина, я ликовала. Я сумела настоять на своем и получила, что хотела. Но по дороге домой мне в голову стали закрадываться сомнения: я ведь не просто подобрала нужные слова. Более того, я уже когда-то это делала. Мой голос почти звучал у меня в ушах. Но когда это было? Последние несколько дней стояла теплая погода, но дорога пролегала в тени, здесь было холодно, и я вся продрогла в легком свитере. Приходской дом отца Томаса был последним по пути из города. Я вдруг занервничала. Я не могла понять, откуда во мне взялось это чувство вины. В конце концов, разве grand-mère не сказала мне, чтобы я добивалась того, чего хочу? Может, я хотела спасти растения. А для этого мне нужно было выяснить, как за ними ухаживать. Я расспросила всех домашних, кроме Маргарет, и никто, похоже, не знал. Отец Томас открыл дверь с чашкой чая в покрытых старческими пятнами руках. – Можно войти? – спросила я. Он оглядел меня с ног до головы. – Давайте лучше пройдем в храм, – сказал он. И повел меня по тропинке, соединявшей его дом с церковью. Церковь была маленькой, здесь уместилась бы где-то сотня человек. Когда мы оказались в нефе, отец Томас сел на ступеньки, ведущие к алтарю, а мне указал на скамью в первом ряду. – Здесь вы принимаете людей? – спросила я. – Здесь я принимаю Зарринов. – Заметив, должно быть, разочарование на моем лице, он добавил: – Ваша бабушка заходила сюда время от времени. По будням, когда здесь никого не было. Она говорила, Господь обитает там, где никого нет. Говорила, если оставить место пустым, что-то обязательно в него вселится, чтобы занять эту пустоту. – Он поправил очки на переносице. – Я не до конца понял, суеверие это или же такая метафора. – Вы двое были близки, – сказала я. Он покачал головой. – Возможно, когда мы были моложе. А потом она чаще предпочитала проводить время с семьей. Однако мы продолжали частенько встречаться: по случаю рождений и похорон. – Его голос говорил мне совершенно иное. В нем звучала надежда, даже сейчас, когда бабушка лежала в земле. – Вы были в нее влюблены. Его шея под пасторским воротничком порозовела. – Что ж, верно, – сказал он. – Полагаю, нет смысла это отрицать. Но мы оставались… оставались верны нашим судьбам. Я знала, что он лжет. Артур мне все рассказал, после того как я на него надавила. Я спросила его тогда тем же тоном, что и хозяина магазина? С нажимом, с умыслом? – Вы до сих пор не поведали мне, зачем пришли сегодня, – сказал он. – Я не видел вас на службах с тех самых пор, как вы вернулись. – Простите, святой отец, – сказала я. – После похорон у меня было очень много дел. Но я хотела вас кое о чем спросить. – О чем же? – Говорила ли вам бабушка Персефона, почему она отослала меня из дома? Он вздохнул и приложил ладонь ко лбу. – Она сказала, что вы однажды спросите меня об этом. – И велела мне ничего не рассказывать? – Боюсь, она действительно мне ничего не сказала. Сказала только, что, если вы спросите, я должен сказать: вы сами знаете ответ. Я покачала головой. – Прошу прощения, – сказала я, – но я и правда не знаю. Она мне не рассказывала, а я тогда была совсем ребенком. Возможно, я что-то натворила, но я не помню что. На его лице отразилась мука, словно он не знал, должен ли испытывать сочувствие ко мне или бояться меня. – Мне так жаль, что я не могу вам помочь, – сказал он. – Знаете, она повсюду носила с собой записную книгу. – Эта книга у меня. – Она все записывала, – продолжал он. – Уверен, она что-нибудь писала и о том своем решении. Возможно, это для вас что-нибудь прояснит. Но, э-э… – он замялся. – Будьте осторожны. Я уверен, она много писала о своих практиках. Надеюсь, вы не поддадитесь соблазну испробовать их. Я изобразила удивление. – О практиках? – переспросила я. – Предсказания будущего и все в таком роде? Он рассмеялся мне в лицо. – Неплохая попытка, – сказал он. – Но я слишком хорошо знаю Зарринов, чтобы это могло ввести меня в заблуждение. Вы ведь и сами уже кое-что пробовали, не так ли? Я подумала о стервятнике. О том, как я ощупывала его во тьме, зная, что где-то там, в переплетении склизких кишок, сокрыта тайна. Я посмотрела отцу Томасу в глаза. – Не понимаю, о чем вы, – сказала я. Он снова хохотнул, а затем опустил ладони на колени и с трудом поднялся. – Что ж, юная Элеанор, – сказал он. – Исходя из профессиональной этики, я обязан вам напомнить, что игры с колдовством могут нанести вред вашей бессмертной душе. – Думаете, бабушка потеряла свою душу? – Нет, – ответил он. И улыбнулся, так что морщинки вокруг глаз стали заметнее. – Не думаю. Но когда речь идет о ней, я не могу ни в чем быть уверенным. Он проводил меня к выходу. На пороге я не сдержалась. – Мне кажется, она здесь. В доме. Он кивнул. – Это меня ни капли не удивляет. – Что мне делать? – Вряд ли вы можете сделать многое, – сказал он. – Она должна отыскать свой путь на небеса. Я так и не смог направить ее. Подозреваю, вам это тоже не под силу. На улице по-прежнему стоял ясный и светлый день, но я почти не замечала этого, с трудом поднимаясь вверх по холму, сквозь березовый лес. Я поняла, что нервничаю. Я не сделала ничего плохого, твердила я себе. Но я не попросила Маргарет заняться делами, как мне велела grand-mère. Ну и глупости. Просто скажу ей, что мне захотелось прогуляться. Расскажу о разговоре с хозяином магазина. Все будет в порядке. И чего я так нервничаю? Она всегда была ко мне добра. И все же я бы предпочла, чтобы она ни о чем не догадалась. Поэтому я тайком пробиралась вдоль самой кромки леса, пока не оказалась у задней двери дома. Я чувствовала себя глупой и трусливой и не понимала, почему я до сих пор не могу успокоиться. Проскользнув в кухню, я наткнулась на поджидавшую меня Маргарет. Она схватила меня за предплечье и потащила за собой по коридору в прачечную. Оттуда – к маленькой двери в коридор, ведущий к библиотеке. Она указала на открытую дверь. В библиотеке царил хаос. Повсюду валялись книги, некоторые кучами, другие раскрыты и перевернуты. Коробка с магическими принадлежностями тоже валялась вверх дном, игольницы и коробки от фотопленки рассыпались вокруг. Не осталось ни одной вещи, которая лежала бы на своем месте; даже кресло было перевернуто. Чернильница валялась на боку, а поперек листа промокательной бумаги пролитыми чернилами было выведено слово: «УХОДИ». Маргарет снова показала на беспорядок, а потом ткнула в меня. Она что, велит мне уйти? Хочет, чтобы я объяснилась? Я помотала головой. На глаза навернулись слезы. Все это не имело никакого смысла. Бабушка Персефона хочет, чтобы я ушла, хотя до этого она сама дала мне книгу? И как она умудрилась разнести всю библиотеку, если вчера она с трудом могла сдвинуть одну-единственную коробку? Она становится сильнее? Я попыталась попятиться, но Маргарет удержала меня. Она пристально посмотрела мне в глаза, словно пытаясь разглядеть что-то внутри меня. Глаза у нее были зелеными, я только теперь заметила, и такие дикие, каких я не видела ни у одного существа. Это было хуже, чем смотреть в глаза дедушке Миклошу. – Элеанор? – раздался голос сверху. – Ты вернулась? Где ты была, дорогая? Grand-mère. Маргарет отпустила меня, почти отбросила, и поковыляла назад по коридору. Пока grand-mère спускалась по ступенькам, она уже захлопнула за собой дверь. – Ах, дорогая моя! – сказала grand-mère. – А я гадала, куда же ты подевалась! Я испытала такое облегчение, что рассказала ей все от и до. О том, как я отнесла почту в город, о хозяине магазина, об отце Томасе. Она слушала, не проявляя ни капли беспокойства, пока я не рассказала о Маргарет и библиотеке. – Я, кажется, слышала грохот снизу, – сказала она. – Вот почему я хочу, чтобы ты научилась с ней общаться. Она же могла тебе навредить! – Думаешь, это Маргарет натворила? Эта версия казалась более разумной, чем предположение о бабушке Персефоне. И я боялась Маргарет. Но мне трудно было представить, что она могла сотворить такой беспорядок. Grand-mère вздохнула. – Не знаю, – сказала она. – Боюсь, это возможно. Кажется, она не доверяет тебе. Я хочу, чтобы ты была осторожней с ней наедине, моя дорогая. – Я приберусь здесь, – сказала я. – Не могу видеть библиотеку в таком состоянии.