– Нет. Grand-mère сдвинула брови, будто бы задумавшись о чем-то. – Я попросила тебя идти спать, – повторила она с чуть большим нажимом. – А я сказала – нет. Grand-mère уставилась на нее, но это длилось лишь секунду. Потом она взяла себя в руки. – Что ж, хорошо, – сказала она. – Делай что хочешь. Лума сунула в зубы утиную ногу и побежала прочь по залу. На полпути к выходу она опустилась на четвереньки, а потом исчезла за углом, мелькнув вспышкой белого меха. Grand-mère проводила ее взглядом и повернулась ко мне. – Элеанор, – сказала она, – мы можем поговорить наедине? Grand-mère привела меня ко входу в библиотеку бабушки Персефоны и опустила ладонь на ручку. И тут в воздухе повеяло холодом, раздался резкий звук, и grand-mère вздрогнула. На мгновение ее лицо исказилось – мне показалось, злобой. – Быть может, на улице, – сказала она. Мы вышли из дома, обогнули его и направились к лестнице в утесе. Grand-mère остановилась на верхней площадке и наклонилась через перила, чтобы посмотреть на волны, с грохотом разбивающиеся о песчаный берег. – О, этот морской бриз, – сказала она. – До чего же восхитительная, идеальная ночь. – Теперь, когда я снова здесь, мне с трудом верится, что я так долго отсутствовала. Grand-mère приподняла брови. – Что ж, я надеюсь, ты все же подумаешь насчет того, чтобы когда-нибудь отправиться в путешествие со мной, – сказала она. – Мне нравится это место, но в мире есть еще столько всего. – В путешествие? – Эта мысль пробудила во мне радостную дрожь. – Думаешь, ты могла бы взять меня с собой во Францию? – Рано или поздно я вернусь во Францию, да, – сказала она. – И я бы, разумеется, хотела, чтобы ты поехала со мной. Однако сейчас я хочу посмотреть, что мне может предложить Америка. Такая большая страна, так много возможностей. – Я готова поехать куда угодно, – сказала я. – Рада слышать это от тебя, – сказала grand-mère. – Я хочу, чтобы ты произносила свои желания вслух, Элеанор. Это важно для меня. Мне кажется, никто очень давно не спрашивал тебя, чего ты хочешь. И правда. Никто и впрямь не спрашивал, чего я хочу: ни когда меня отправляли в школу, ни после моего возвращения. – Итак, скажи мне, – продолжала она. – Чего же ты хочешь? – То, чего я хочу, я не могу получить. Она рассмеялась. – Ты слишком молода для подобного скептицизма! – воскликнула она. – Ты прелестная молодая женщина, талантливая, трудолюбивая. Ты можешь получить все, что захочешь. Назови что-то одно. И я сделаю так, что оно станет твоим. Я подумала обо всем, о чем могла бы ее попросить. Ведь у нее много денег, не так ли? И она путешествует по всему миру? Я могла бы попросить у нее одежду, книги, уроки, поездку в любое место, куда только захочу. Но вдруг я поняла, что то, чего я хочу, она не сможет мне дать, потому что это невозможно. Я подумала об Артуре. О том, что я чувствовала, когда мы с ним вместе стояли среди толпы на похоронах: словно мы наедине, несмотря на всех людей вокруг. О том, как он рассказывал мне разные истории. Столько историй мне еще хотелось от него услышать. – Ты очень добра, – сказала я. – Но вряд ли кто-то способен дать мне то, чего я хочу. И я рассказала ей об Артуре и Луме. О том, что он назвал некой фазой, через которую мы все проходим. Только о Рисе я упоминать не стала. Пока я все это говорила, grand-mère слушала меня, приложив ладонь к щеке в изумлении. – Боже! – сказала она. – Как же ты бескорыстна! Уступить его сестре, хотя очевидно, что они совершенно не подходят друг другу. А мне еще казалось, ты на него странно смотришь. Он же пустышка, ничего из себя не представляет. Но можем начать и с него, а потом, быть может, тебе захочется большего. Она бы так не говорила, если бы знала его так же хорошо, как я. Но я лишь сказала: – Но он встречается с Лумой. – Давно? В любом случае они ведь не женаты, не так ли? И детей у них нет? – Она подставила лицо ветру и безмятежно улыбнулась. – Ты можешь его заполучить. Тебе для этого нужно лишь одно: решимость. Я задумалась. Может, она и права. Но что тогда делать с Рисом? Лума достаточно сильна, чтобы давать ему отпор, а я? Я представила его зубы на своей шее и попыталась выкинуть это из головы. И было еще кое-что. Мне была невыносима мысль о том, чтобы поступить с Лумой так жестоко. Я вспомнила, как мы пели в гостиной, какое облегчение я почувствовала, когда поняла, что ничем не смогу испортить ее пение. Вспомнила, как прекрасно наши голоса звучали вместе. Мне так захотелось вернуться в детство, когда у меня не было предчувствия, что нам придется сцепиться, чтобы получить то, чего мы обе хотим, потому что тогда мы хотели одного: быть рядом. – Ну, не знаю, – сказала я. – Не хочу, чтобы Лума была несчастна. – Ей мог бы встретиться другой мужчина, более подходящий, – сказала grand-mère. – Нам просто нужно подыскать кого-нибудь. Ты пока работай над Артуром, а я подумаю о его замене. – Я не хочу над ним работать, – возразила я. – То есть, не хочу до тех пор, пока она сама от него не откажется. – Это очень благородно с твоей стороны, – сказала она. – Но я хочу, чтобы ты знала: твои чувства важны ничуть не меньше ее. Она слишком долго получала все, чего хочет. Так что если чего-то хочешь ты… Мне хотелось снова оказаться в океане, плыть под самой поверхностью воды, глядя на эту огромную яркую луну. Но я промолчала об этом. Я вглядывалась в лицо grand-mère, пытаясь распознать, чего она от меня ждет. Она надеется, что я проявлю силу, достаточную для того, чтобы получить желаемое. И если я смогу, это впечатлит ее. Так ли это плохо – хотеть этого? – Я расстроила тебя? – спросила она. – Прошу, скажи, что я сделала не так, и я все исправлю. – Нет, – сказала я. – Просто… а, ерунда. Просто мне кажется, будто Луме все достается слишком легко. – Тебе не следует завидовать ей, – сказала grand-mère. – Она ленива, испорчена. Когда ее красота увянет, в ней не останется ничего особенного. Я была в шоке. Ее слова были более жестоки, чем все мысли, которые я когда-либо допускала о Луме. Но разве это так уж далеко от правды? Лума действительно все время пролеживает бока. Играет в игрушки. Что она вообще знает о тяжелой работе? Не то что я. Grand-mère, должно быть, почувствовала мои сомнения, потому что потянулась ко мне и похлопала меня по руке. – Не волнуйся, – сказала она. – Твоя сестра будет вполне счастлива. Мы подыщем ей мужчину, который придется ей по нраву, она выйдет замуж и заживет простой счастливой жизнью. Она очень удачлива, правда. Людям вроде меня и тебя приходится прикладывать куда больше усилий, чтобы получить вознаграждение. – Она улыбнулась. – Но я видела, какими глазами Артур смотрит на тебя. Думаю, ты сможешь заполучить то, чего так хочешь. – Правда? – Правда. Она взяла мою руку в свою маленькую, обтянутую перчаткой ладонь и повела меня обратно к дому. – Спасибо, – сказала она. – Я так счастлива быть здесь, проводить время с тобой. Я всегда мечтала о такой дочери, как ты, и теперь мне кажется, что моя мечта сбылась. Никто никогда так долго не держал меня за руку; я не знала, как вести себя в ответ: сжимать ли ее ладонь или просто позволить ей держать мою. Grand-mère потянула меня за собой, и я позволила ей вести меня. Мне хотелось, чтобы эта прогулка длилась вечность: только я и бабушка, которая любит меня, не отвергает меня. Называет меня своей дочкой. Не мою маму, не мою сестру или кого-то еще. Меня. Но я знала, что это был за звук, когда она открыла дверь в библиотеку. Это был звук ледяной пощечины. Лицо в зеркале, странные сны, а теперь еще и это. Я не могла больше отрицать: дух бабушки Персефоны бродит по дому. Она никуда не уходила с ночи своей смерти. Мне нужно было попасть в библиотеку. Когда мы вернулись в дом, grand-mère театрально потянулась и зевнула. – Я порядком устала, – сказала она. – Почему бы нам не отправиться спать? – Думаю, я еще загляну в библиотеку, поработаю над отчетами, – сказала я и направилась к библиотеке. – Элеанор, – окликнула меня grand-mère, – это может подождать до завтра. И снова эта интонация, так похожая на мою. Я невольно остановилась. Оглянулась на нее, пытаясь понять, что она пытается мне сказать. – Я пока отложу это, – сказала я. – Умница. Я пожелала grand-mère спокойной ночи перед порогом ее спальни. Как только дверь за ней закрылась, я поднялась на свой этаж, в свою комнату. Немного потянула время, почитывая урывками роман в мягкой обложке. Я убеждала себя, что просто жду, пока все лягут спать, но, даже когда дом затих, я осталась у себя. Я обнаружила, что разглядываю маленький будильник, стоящий на тумбочке. Я спросила себя: почему я так легко последовала приказу grand-mère? Это ведь так по-детски. Наконец, маленький циферблат показал полночь, внизу лязгнули напольные часы, и я встала. Ну вот, наступило завтра. Я спустилась по лестнице для слуг. Никогда прежде я не пользовалась ею, чтобы скрываться, и поэтому удивилась, когда доски громко заскрипели под ногами. Я замерла. Нигде в доме не было слышно ни звука. Я медленно выдохнула. Я и сама не до конца понимала, зачем мне прятаться. Вряд ли grand-mère что-то мне сделает, даже если увидит, как я брожу впотьмах. Но мне не хотелось ее разочаровывать. Она ясно дала понять, что не хочет, чтобы я ходила в библиотеку, хотя не объяснила почему. Пусть тогда это останется в тайне, если это вызовет только расстройство. От прачечной было довольно легко пройти в библиотеку в темноте. Никто меня не остановил. Я была уверена, что все в доме спят. У входа я помедлила. В голове мелькнула дикая мысль, что, быть может, никакого призрака и нет, а бабушка Персефона, живая, все это время пряталась на чердаке. Она так досконально все контролировала, что я почти поверила, будто она могла всех подговорить устроить такое представление. Поэтому, открывая дверь в библиотеку, я была готова к тому, что найду там ее, сидящую в своем кресле с книгой. «Ты провалила первое испытание, девочка, – скажет она. – Придется мне подыскать кого-нибудь другого, прежде чем я умру по-настоящему». Какое бы облегчение я тогда испытала. Но даже в тусклом свете было видно, что библиотека пуста. Я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Я готова была разрыдаться, но не хотела, чтобы кто-нибудь меня услышал, узнал, что я здесь. Я пока не могла понять почему; у меня только было ощущение, что никому здесь я не могу доверять. И тут холодный порыв ветра ударил мне в лицо. В темной комнате я почувствовала, как волоски на моем затылке встают дыбом. Окна были плотно закрыты. Я прошагала к камину и проверила дымоход: закрыт. И тут краем глаза я заметила движение. На бабушкином шкафу со стеклянными дверцами, высоко у меня над головой, стояла коробка. Пока я смотрела на нее, она снова стала двигаться. Крохотными рывками, дюйм за дюймом, она продвигалась вперед, а я стояла и смотрела, завороженная, словно кролик, навострив уши. Коробка двигалась до боли медленно, словно кто-то толкал ее кончиком сломанного пальца. Наконец, коробка оказалась на самом краю и после очередного крохотного рывка упала на пол. Раздался грохот. Во мне нарастала паника, угрожая затмить все остальные чувства. Я шаг за шагом отступала к выходу, пока не нащупала дверную ручку, а затем вывалилась в зал… И уперлась спиной во что-то холодное и твердое. Я обернулась. Передо мной во тьме стоял Артур. Долгих несколько секунд мы оба молчали. Потом я прошептала: – Что вы здесь делаете? – Я никуда и не уходил. Наверное, Лума вернула его, после того как grand-mère выпроводила его за дверь. Они, видимо, были наверху, занимались… кто знает чем. На мгновение я ощутила злость. А потом просто порадовалась, что встретила его.