В J. P. Morgan не знали, кто я и откуда. Они даже не знали, что когда-то мой дядя Игорь Сагирян был президентом «Ренессанс Капитала». Единственное, на что действительно обращали внимание, так это на качество выполняемой работы. Здесь все зависит только от тебя, как в спорте. Ведь в высшую лигу не попадешь по знакомству. Чтобы тебя заметили, ты должен действительно хорошо играть. Чтобы тебя взяли, ты должен быть лучшим из лучших. Чтобы тебя оставили, ты должен постоянно поддерживать высокий уровень игры. А чтобы ты мог расти и продвигаться по карьерной лестнице, ты должен стабильно превосходить ожидания. Процесс не дает передышки, потому что сотни не менее достойных конкурентов все время дышат тебе в затылок. Многие банки того времени нанимали по несколько человек заниматься одним и тем же, чтобы в конкурентной борьбе выявлять сильнейшего. Чем-то это напоминало гладиаторские бои. Индустрия того времени отличалась жесткой конкуренцией — как между банками, так и внутри каждого из них. Я не замечал ничего, кроме работы. Клиенты, сделки, внутрикорпоративная политика, старшие коллеги, у которых каждый день я учился чему-то новому… Если бы мне вообще не платили зарплату, я бы не расстроился! Прошло полгода. В январе или феврале я получил свой первый бонус. Я не особо на него рассчитывал. Думал, будет максимум $30 000. Конверты нам раздавал президент российского представительства банка. Мне вручил со словами: «В следующем году, может, добавим, если будешь работать так же хорошо». Я поблагодарил его и открыл конверт — $110 000!!! Сначала я в это даже не поверил. Не может быть! Я что, стал самым богатым человеком во Вселенной? На эти деньги я мог позволить себе все, что только мог пожелать. Например, не просто сменить машину, а запросто взять семерку BMW, что для 25-летнего парня было приобретением космического масштаба. Не спрашивайте почему, но семерка BMW казалась мне тогда машиной богов. Без сомнения, я работал в правильном месте. Я накупил подарков себе и близким (себе купил Range Rover Sport, жене — BMW 3, и всей большой семьей мы поехали отдыхать в Италию на Новый год). Это было золотое время для банковского сектора. Я успел его застать на заре своей карьеры и поверил, что отныне так будет всегда. Тогда я радовался как ребенок. Моя жизнь протекала здесь и сейчас. И меня не покидало ощущение, что это только начало. Я рано вставал и спешил на работу. Вечером мне хотелось как можно дольше оставаться в банке. Я не считал часов и просто наслаждался работой. Я рано вставал и спешил на работу. Вечером мне хотелось как можно дольше оставаться в банке. Я не считал часов и просто наслаждался работой. Вскоре большая часть моей команды перешла в банк UBS. Остались только я и мой главный руководитель. Он не говорил по-русски, так что для каждодневного операционного общения с клиентами фактически я остался один. Дорога передо мной расчистилась. Можно было просить у руководства больше ответственности. Сразу заменить всех уволившихся было сложно. Но и работа не должна стоять на месте. По сути, я работал за нескольких человек, в праздники и выходные. В итоге мы не потеряли клиентов, которые ранее работали с коллегами, ушедшими в UBS. Мы успешно закрыли ряд важных сделок. Меня заметили. Это был поворотный момент. Конечно, такое вряд ли случилось, если бы мне не пришлось компенсировать уход сотрудников. Когда все идет по плану, карьерный рост происходит медленнее. Итак, в конце года меня повысили в должности, мне стали больше платить, поручили быть ответственным за нескольких крупных клиентов. Это значит, что я должен был установить с ними хорошие отношения для того, чтобы они работали именно с нашим банком. Я по несколько раз в месяц встречался с каждым клиентом и предлагал разные новые идеи, рассказывал про то, что делают конкуренты и что происходит на международных рынках. Когда же приходило время выбора банка для какой-то сделки, то часто отдавали предпочтение нам. Наконец я понял, что мне по-настоящему нравится. Я понял, что могу быть не только специалистом по долговому рынку, но и клиентским менеджером: у меня хорошо получалось вести переговоры, договариваться и решать возникающие в процессе осуществления сделок вопросы. Следующие несколько лет я развивал отношения с нашими ключевыми клиентами: РЖД, «АЛРОСой», «Газпромом», Правительством Москвы, российскими госбанками… За это время со многими клиентами я построил доверительные отношения. Иногда казалось, что нет задачи, с которой бы я не мог справиться. Я чувствовал себя на своем месте. Но на третий год моей работы у нас сменилось руководство. И все вновь, включая меня, были вынуждены доказывать свою ценность. Былые успехи никого не волновали. Как-то раз новый начальник приехал в Москву для знакомства с ключевыми клиентами. После первой же встречи он сделал мне замечание, мол, в презентации из 20 страниц у меня нет одного конкретного слайда, который, как он считал, должен был быть. Я ответил, что в принципе можно обойтись и без него. В ответ он разнес меня в пух и прах, да так, что я дрожал потом еще сутки. Он доходчиво объяснил мне, в чем я некомпетентен, указал на мои слабые стороны и вдобавок обвинил в том, что с клиентами я общаюсь неподобающим образом. Это было больно. Падать всегда больно. Так жизнь преподала мне очень важный урок скромности. Я плохо спал и несколько дней переживал из-за случившегося, много думал и анализировал. Мне это казалось несправедливым. Но в глубине души я понимал, что он был прав, и я принялся покорно исправлять ошибки. Стал иначе строить общение с клиентами и больше времени уделять качественному наполнению клиентских презентаций. И когда я научился всем этим тонкостям, понял, почему это так важно. Как раз именно эти, казалось бы, незначительные детали отделяют профессионала от посредственного исполнителя. Понял, почему важно вести себя скромно, поскольку между уверенностью и самоуверенностью пролегает очень тонкая грань. Я ее перешагнул, и мне об этом напомнили. Кстати, именно этот начальник с его бескомпромиссными замечаниями стал для меня примером и образцом. Именно с ним мы в дальнейшем работали и закрывали самые сложные и прибыльные сделки. Те, которые позволили нам обоим двигаться вверх. Если бы я тогда не воспринял должным образом его критику, обиделся бы и не стал ничего предпринимать, кто знает, что бы из этого вышло. Наверное, никто из моих учителей до того момента так сильно не влиял на развитие моей карьеры. Я хотел стать таким же, как он. Профессиональным, уверенным в себе и решительным. Человеком не заискивающим, а прямым и дельным. Для него все было неважно, кроме результата. (На момент написания книги в 2019 году, Sjoerd Leenart принадлежал Global Head of J. P. Morgan Corporate Banking.) Мелочи ведь только на первый взгляд кажутся неважными. На самом деле именно они отличают профессионала своего дела от посредственного работника. Если у тебя все продумано до последней детали, то ты будешь чувствовать себя по-настоящему уверенно. И тогда придешь на встречу готовым побеждать. Уделяй внимание деталям. Оставайся профессионалом, даже когда отправляешь простое письмо по электронной почте. Потому что каждая мелочь формирует общее впечатление о тебе, твою репутацию. Когда мне было 27 лет, в Россию на Петербургский международный экономический форум прилетел президент нашего банка Джейми Даймон. Он должен был провести ряд встреч с руководителями крупных российских компаний. И я был ответственным за его встречу с главой РЖД Владимиром Якуниным. Даймон на тот момент был просто иконой, рок-звездой в банковском мире. И мне предстояло стать организатором и участником одной из этих встреч. Первый день ПМЭФ. 2006 год. Девять утра. Ресторан гостиницы «Астория». Завтрак. Все, включая Владимира Якунина, собрались за столом, ведут непринужденную беседу, Джейми Даймона нет. Ни у кого даже мысли не возникло, что он может опоздать или не прийти. Но время идет. 9:05, 9:10… Я начинаю нервничать. Все пока еще непринужденно беседуют и ждут. 9:20. Владимир Иванович говорит: «К сожалению, мое время ограничено, и скоро я буду вынужден вас покинуть». Еще через несколько минут у меня темнеет в глазах. Но рядом со мной сидят старшие коллеги из нашего московского офиса и ведут себя так, будто ничего необычного не происходит. РЖД на тот момент были моим ключевым клиентом. Если они обидятся на такое неуважительное поведение, то могут просто отказаться сотрудничать с нами. Для меня на кону стоит моя карьера. И я не знаю, что делать. 9:30. Я не выдержал, попросил кого-то из коллег сходить и позвонить Джейми. Позвонили в номер — не отвечает. Поднялись к нему в номер, и через десять минут он появился. Очертания подушки на щеке и шее предательски выдавали причину опоздания. Вскоре наступил 2008 год, а вместе с ним — самый масштабный финансовый кризис современности. В конце 2008 года казалось, что вся финансовая система рухнет, на мировом финансовом рынке воцарилась паника. — Владимир Иванович, прошу прощения. Мы приехали вчера из Швейцарии с женой и забыли перевести время. Повисла пауза. Все ждут реакции. Я молюсь и обещаю Богу, что буду вести себя хорошо, не буду пить, курить, все деньги раздам родственникам — только пусть все пройдет хорошо. Владимир Иванович отвечает: — Ну, ладно. С кем не бывает. Все выдохнули с облегчением. Я чуть было не заплакал от радости. В этот момент я очень пожалел, что не проявил инициативу: не позвонил, не поднялся в номер после пяти или десяти минут задержки. Мне почему-то казалось, что кто-то все-таки контролирует ситуацию. И, видимо, все за столом так думали. Это был главный урок, который я усвоил на будущее: не предполагай, что кто-то сделает работу за тебя. Надейся прежде всего на себя. К счастью, тогда все обошлось. Я продолжил работу с РЖД. Прошел год. Помню, я летел из Лондона, потягивал бокал шампанского, смотрел в окно и мечтал о том, как заключу с ними крупную сделку. Я представлял все в мельчайших подробностях, продумывал все детали, визуализировал успех и конечный результат. Примерно через три месяца выпала возможность обсудить эту сделку с клиентом. Нужно ли говорить, что в итоге мы все сделали так, как я представлял? А после той сделки мы заключили еще одну, еще более масштабную по объему и сложности. В тот год меня повысили. В 27 лет я стал исполнительным директором банка J. P. Morgan. Я всегда верил в то, что, когда ты чего-то сильно хочешь и веришь в осуществимость задуманного, когда сфокусирован и настойчив в своих действиях, пространство вокруг приходит на помощь. Конечно, со стороны это может показаться обычным стечением обстоятельств. Но кто знает? Может быть, без моей искренней веры в возможность осуществления той сделки и визуализации ее в мельчайших деталях шанс бы мне никогда и не представился? Вскоре наступил 2008 год, а вместе с ним — самый масштабный финансовый кризис современности. Эффект черного лебедя В конце 2008 года казалось, что вся мировая финансовая система рухнет, на мировом финансовом рынке воцарилась паника. Я уже всерьез начал присматривать участок за городом и планировать, какие овощи там сажать. Страх сковал весь мир. Но в России мы почувствовали только эхо этого кризиса. Основной же удар пришелся на Запад. Ипотечный кризис, спровоцировавший эту панику, привел к тому, что миллионы людей потеряли все свои накопления. Среди работников финансовой сферы, да и не только, прокатилась волна самоубийств. С жизнью прощались и те, у кого было трое детей и двушка в ипотеке, и те, у кого были заводы-пароходы. Не только карьеры, но и судьбы рушились из-за лопнувшего финансового пузыря. Как сказал Олег Торсунов, в наше время есть рабство иного рода — экономическое. Ипотеки, кризисы тут одни из главных «рабовладельцев». Ликвидность с рынков исчезла, начался полномасштабный кризис доверия. Весь финансовый мир остановился. Никто не хотел брать кредитный риск на своих контрагентов, то есть давать в долг и рассчитываться. Но компаниям по-прежнему было необходимо привлекать деньги для операционной деятельности — расплачиваться по своим счетам с подрядчиками, платить зарплаты и т. п. В сложном финансовом положении оказались многие. В том числе и самые именитые отечественные монополисты. «Газпром», к примеру, раньше с нами не работал, мы пытались несколько лет наладить с ним отношения, но безрезультатно. У газовой монополии всегда не было отбоя от банков, предоставляющих им финансирование, поэтому они не хотели тратить время на расширение и без того широкого круга своих контрагентов. Но мы знали, что под конец года им будет нужно $0,5 млрд для финансирования рабочего капитала. Однако ни один западный банк не был готов расстаться с такой крупной суммой денег в тот непростой момент времени. Нам надо было воспользоваться уникальной возможностью. Самый подходящий момент для того, чтобы начать сотрудничать с «Газпромом». Я понимал, что другого случая может не представиться. Я был уверен, что если мы придем на помощь в такой сложный для них момент, то они это запомнят. Мне и моему коллеге, который тогда отвечал за отношения с монополией, удалось убедить в этом руководство банка. Возможность наконец наладить рабочие отношения с «Газпромом» была так заманчива, что в итоге наше предложение поддержали. Мы подготовили для «Газпрома» предложение о краткосрочном финансировании. Пообещали организовать эту сделку до конца года, сказали, что выделили под нее деньги. Обговорили все детали. На подписание договора в Лондон прилетело несколько высокопоставленных руководителей компании. Но именно в тот день из-за сильных колебаний рынка возросла премия за корпоративный кредитный риск, включая риск «Газпрома», и наше руководство приняло решение изменить условия и поднять ставку финансирования. А сказать об этом представителям «Газпрома» было поручено мне. Но ведь мы уже обо всем договорились, как теперь все переиграть?! Помню, мы пришли в переговорную. Мне было страшно, но я собрался, вдохнул и уверенно сказал, что, к сожалению, мы вынуждены увеличить стоимость финансирования в связи с существенным ухудшением рыночной ситуации. После минутного молчания нас попросили дать им время посовещаться. После совещания они выдвинули свое контрпредложение. Мы согласились. Важная для обеих сторон сделка была подписана. В той неопределенной ситуации было страшно совершить ошибку. Ведь кредит, выданный по нерыночной ставке, на балансе банка мог сразу по причине переоценки отразиться с убытком. Но сильно поднимать ставку тоже было нельзя, потому что клиент мог не согласиться и воспринять это как недружественный шаг, даже шантаж. Хотя обеим сторонам сделка была очень нужна. И когда «Газпром» получил деньги, осадок от повышения ставки забылся — важен оказался результат. Та сделка послужила началом длительных и продуктивных отношений «Газпрома» с J. P. Morgan. Когда ты помогаешь клиенту в тяжелый момент, это запоминается надолго. Кабинка для рефлексии Я рос и работал в J. P. Morgan. Мечта из сказки превратилась в быль. Ситуация в самом банке после кризиса изменилась, добавилось бюрократии, этапов согласования всего на свете. Банк стал менее охотно идти на риски — кредитные, репутационные и рыночные. И если раньше непосредственно мои руководители в Лондоне и Нью-Йорке помогали мне согласовывать и одобрять сделки внутри банка, то теперь они тоже стали осторожничать. Как следствие, бизнес пошел на спад. И я начал всерьез задумываться о том, чтобы найти другую работу. Да, я неплохо зарабатывал, но не всегда это является главным критерием. Выходя на определенный уровень профессионализма/мастерства, хочется этот уровень поддерживать, продолжать реализовывать себя и решать сложные задачи. Кроме того, если работа не вдохновляет, то становится не интересно, происходит выгорание, деморализация, а начинается все с того, что теряется азарт и интерес к тому, чем занимаешься. Как для спортсмена, которому нужно тренироваться и выступать на соревнованиях определенного уровня, чтобы поддерживать свой уровень мастерства, так и для меня было важно найти новое место, где помимо финансовых условий были бы интересные профессиональные вызовы. Сначала я думал пойти работать в Deutsche Bank. Даже прошел несколько собеседований, и мне сказали, что готовы сделать мне предложение. Но потом все застопорилось. Позже я узнал, что вместо меня взяли другого человека, моего знакомого. Понятно, что нет смысла переживать о том, чего не можешь изменить. Значит, жизнь готовит мне что-то более интересное. Я остался еще на год в J. P. Morgan, закрыл еще несколько крупных сделок. Без этого, возможно, не случилось бы и следующего этапа, очень важного в моей карьере. Тогда я еще не знал, что через год мне сделает предложение банк, в котором мечтают поработать все, кто так или иначе причастен к индустрии финансов, — Goldman Sachs. Goldman Sachs — это как Ferrari или Lamborghini в мире автомобилей. Самый эффективный, профессиональный и прибыльный инвестиционный банк в мире. Здесь самые сильные специалисты, самая высокая внутренняя конкуренция и самые высокие заработки. Звездные трейдеры в Goldman Sachs зарабатывали десятки миллионов в год, а средний заработок сотрудника, включая бэк-офис и мидл-офис, в лучшие времена доходил до $400 000 в год и был существенно выше среднего по индустрии. От предложения, которое мне сделали, было сложно отказаться во всех смыслах. Не только в финансовом плане, но и в карьерном. Мне дали возможность выстроить направление по работе с клиентами на международных долговых рынках капитала. Новый банк, новые возможности, стратегия развития целого направления в моем распоряжении словом, мне захотелось попробовать свои силы в высшей лиге. Построить бизнес с нуля. Несколько человек из моей команды приняли решение пойти со мной. Это предсказуемо и закономерно. Люди привыкли друг к другу, доверяют друг другу, выработан алгоритм совместной работы. Иногда важнее, в какой ты работаешь команде, а не в какой компании. Потому что если попал не в свой коллектив, если коллеги не на одной с тобой волне, то хорошего не жди. Нет ничего удивительного в том, что мои люди, которые прошли со мной немалый путь, решили и дальше двигаться вместе. Модель найма заключалась в следующем: банк собирал лучших выпускников и специалистов из других банков, обещал им светлое безоблачное будущее, прекрасные условия, а после подписания контракта бросал всех в «волчью яму» и смотрел, кто выживет. И опять новая страница и новые испытания: я перешел в Goldman Sachs и сразу попал в непростую ситуацию. Как оказалось, взявший меня на работу управляющий московским офисом партнер не имел прямого отношения к тому направлению, за которое я должен был отвечать. При найме у меня сложилась одна картина, а по факту я столкнулся с совершенно иной. Модель найма заключалась в следующем: банк собирал лучших выпускников и специалистов из других банков, обещал им светлое безоблачное будущее, прекрасные условия, а после подписания контракта бросал всех в «волчью яму» и смотрел, кто выживет. И чем более серьезную ты занимал позицию, тем меньше тебе оказывали помощи. Кто выдерживал, тот оставался и работал дальше. У кого не получалось, тому не платили бонус, и он либо уходил сам, либо его увольняли. Когда я оценил весь масштаб своего бедствия, то, без преувеличения, впал в уныние. В первый свой день после знакомства с новыми коллегами я пошел в туалет и заперся там. Я был в шоке от ощущения одиночества. Те, кто меня нанимал, находились далеко (в Лондоне). Те, кто близко, относились ко мне враждебно, потому что видели во мне конкурента. Что же я натворил? Может, пока не поздно, позвонить и попроситься обратно в J. P. Morgan? Попросить прощения, сказать, что ошибся? Когда я уходил, начальник говорил мне, что я совершаю ошибку и что у меня, равно как и у многих, кто не вырос с самого начала своей карьеры в стенах «Голдмана», ничего не получится: «Там не любят чужаков». Я его не послушал и теперь, сидя в туалете, жалел об этом. В первую неделю я не видел никакого выхода. И за размышлениями в туалете провел, наверное, больше времени, чем на своем рабочем месте! На вторую неделю я понял, что звонить в J.P. нет смысла — они грозились принять юридические меры за то, что я пытаюсь увести с собой сотрудников… Я понял, что вернуться — не вариант, и начал осматриваться на новом месте. Мосты были сожжены. Но сразу скажу, что потом мы вновь наладили отношения и сейчас прекрасно общаемся — каждый из нас ищет место, где ему лучше, выгоднее и интереснее. Со временем мои бывшие коллеги это поняли и приняли. А в то время я плохо спал по ночам, мне снились кошмары, я боялся и не знал, что делать. Принятое решение мучило меня и не давало покоя. Первая неделя была шоком, вторая — отчаянием, третья и четвертая недели были еще хуже первых двух. Но я все же начал общаться с клиентами и говорить, что перешел на новое место. Делал красивую мину при плохой игре. Многие желали мне удачи, но говорили, что с Goldman Sachs работать никогда не будут. У банка была не самая хорошая репутация на российском рынке. Это требовалось изменять, в чем отчасти я видел и свою задачу. К концу четвертой недели мне удалось договориться с одним из моих старых клиентов, и мы реструктурировали небольшую сделку, благодаря чему смогли немного заработать. Я не придал этому большого значения, просто вздохнул свободнее и хоть как-то отвлекся от своих сожалений и раздумий о моем плачевном положении. Но вдруг все резко изменилось… Благодаря той сделке я оказался на виду у руководства. Это потом я узнал, что на раскачку новым сотрудникам в Goldman Sachs дают год. Если через год есть результаты, то тебя оставляют, если нет, то ищут замену. Не все приживаются, не все понимают культуру банка и приспосабливаются к ней. А без этого успешно работать в Goldman Sachs невозможно. У меня на закрытие первой сделки ушло меньше месяца. Вполне логично, что меня заметили. И тогда большая корпоративная машина переключила свое внимание на меня. Мне предложили больше полномочий, стали активнее помогать и прислушиваться к моему мнению. Следующие полтора года прошли в непрерывной работе. За это время Goldman Sachs поднялся из второго десятка на третье место среди организаторов публичных долговых сделок для российских компаний на международных рынках. Ни я сам, ни мои коллеги, пришедшие со мной в новый банк, не думали, что такое будет возможно. Ведь Goldman Sachs существенно уступал многим конкурентам по этому направлению в России, но всего за полтора года ситуацию удалось изменить. Феноменальный успех! И через полтора года работы меня повысили до позиции управляющего директора. Во всем мире только около 3 % сотрудников банка занимают эту должность! Управляющий директор — высший «титул» в банковских кругах. На этой позиции банкир должен совмещать все навыки: и сделки заключать, и деньги зарабатывать, и быть менеджером для своей команды. Как правило, управляющий директор отвечает за какое-то определенное направление в банке. Для меня стать управляющим директором в Goldman Sachs, да еще в 32 года, было сравнимо с получением премии «Оскар». Goldman Sachs публикует ежегодно (сейчас раз в два года) глобальный список повышений до позиции управляющего директора. Мне приходили поздравительные письма от клиентов и коллег со всего мира. Я был горд, но в то же время понимал, что впереди самое сложное — удержаться на этой позиции. Но в жизни многое происходит циклично, и через год старый сценарий повторился. Как и в J. P. Morgan, в Goldman Sachs в Москве сменилось руководство, после чего желание банка развивать бизнес в России существенно снизилось. В 2013 году произошел военный конфликт в Грузии, рубль сильно обесценился и развитие бизнеса в России существенно усложнилось. Справедливости ради следует сказать, что масштаб бизнеса в России никогда не был существенным в рамках международной деятельности банка, а возросшие страновые риски свели желание развивать бизнес в России к минимуму. Исчез былой запал и драйв, и работа превратилась в скучную административную рутину. Тогда я снова начал думать о том, что делать дальше.