— Жить надо здесь и сейчас! — доказывал отчаянно красный Андрэ соседу. Похоже, он давно распинался, но Блора лишь сейчас заинтересовало происходящее. — Добродетель, справедливость — все пустые бессмысленные слова! Неужели кому хочется светить в виде звезды вечно с небосвода в награду за праведное поведение? Да ерунда! Все мечтают много и вкусно есть, красиво одеваться, иметь прекрасных баб… — Ты думай, что говоришь. — Не про хозяйку нашу изумительную, — отказался оратор моментально. Не настолько он пьян, чтобы не понимать, как могут закончиться неосторожные слова. Клевета на честь дома и кровью нередко завершается. Даже если ничего подобного никто не подразумевал. Где там грань между неосторожной плохо сформулированной фразой и оскорблением, решает защитник на месте. Если еще и он тоже пьян… — Но ты же не откажешься от красотки. — И лейтенант подтвердил сказанное действием, хлопнув по заднице очередную проносящуюся мимо служанку с хлебной корзиной. Она взвизгнула, но явно без особого возмущения. Глянула и пошла дальше, виляя задом. — Нет, — признал, уставившись ей вослед, Жоайе. — Вот! Мы смертны, и дни проходят. Каждое утро одним меньше осталось. И когда она придет, не будет ничего — ни женщин, ни еды, ни выпивки. Ни-че-го! Так зачем заранее лишать себя радостей? Кому это надобно? Богам? Он замолчал и уставился куда-то под потолок с глубоким интересом. — Нет! Они на нас внимание редко обращают. Ну как мы на муравьев. Возятся там, чего-то строят, воюют, погибают. Плевать им! Он хлопнул очередную порцию и икнул, замолчав. — И нет у тебя любовницы, — пробормотал негромко, позабыв про слушателей, — и отец требует представлять ежедневную запись расходов и пеняет на излишние траты, по его мнению. И имя семьи необходимо беречь от злых языков и не давать повода к сплетням. Будь хорошим, иди в жрецы и не мешай брату. Ого, догадался Блор. А он не просто так философствует. Сумел пойти поперек родичей. Это характер, но ведь своих предал. Ну или поступил вопреки отцовской воле, что тоже не красит. — А все зачем? — горестно воскликнул Андрэ. — Господин Мертвых, — сказал Жоайе с искренним недоумением. Он всегда был не слишком умен и понимал излишне буквально. Наверное, не дошло, что фем о себе говорит. — Ну? — отмахнулся Андрэ. — И что с того. Ну не стану я в самом худшем случае в новой жизни лордом. Всего лишь обычным фемом. И что изменится? Зато жизнь у меня яркая и интересная. Плевал я на всякие ваши глупые правила! «Не нравятся мне эдакие откровения, — очень трезво подумал Блор. — Нехорошо говорит. Опасный человек. Все живут отнюдь не как хочется. Каждый зависит от общества и его отношения. Без родичей и друзей мы — ничто». Одиночке тяжело, ему ли не знать. А этот именно и желает оставаться один. Наверное, и семьи не требуется, и про оставленную мать не вспомнил. Следующий шаг не в нарушении долга и присяги. Просто вот ему для удовольствия захочется помучить кого. Нет для человека с подобными идеями закона и совести. Нет страха перед наказанием не в этом мире, так в том. Захотел и сделал. Или золото взял за предательство. А что? Договор — для него пустое место. Если уж и Верховный Судья не авторитет. Тут парень с удивлением обнаружил, что лично фем Клейн провозглашает здравицу в его честь. Все дружно выпили очередную под приветственные крики. Уклониться стало никак невозможно. Осушив свою дозу, Блор поднялся и принялся нечто витиеватое производить на свет в адрес Бема. Какой он замечательный командир и тому подобное. На третьей фразе задумался и, потеряв нить, поднял кружку повыше. В десятый (или сто пятидесятый) раз все дружно вскочили, и дружный вопль повис в воздухе. А потом опрокинули в себя и еще раз, и еще раз под бесконечно повторяющиеся вариации сказанного им тоста. Стараясь ровно держаться на ногах, Блор сосредоточенно направился к выходу. Где-то там, в неизвестном направлении, существовала выгребная яма и дощатый домик, скрывающий людей, занятых соответствующим делом. Маяться, разыскивая искомое в наступившей на улице темноте, совершенно не хотелось. Тем более что не он один оказался таким ленивым. Еще парочка кнехтов старательно орошала стену и травку рядом. Судя по запахам, приведшим их сюда, не они первые здесь трудились сходным образом. Вокруг ощутимо штормило. Земля изгибалась под ногами и норовила подсунуть под ноги кочку или камень, которым на дорожке незачем находиться. Ноги приходилось ставить широко и внимательно смотреть, чтобы дерево не перебегало дорогу. То есть, естественно, он знал, какая это чушь, но иногда все начинало нехорошо вращаться. Потом путь ему загородили, и, усилием воли разогнав приятный туман, он сосредоточился на объекте. — Хорош! — гневно сказала она. — Вот не надо сейчас надо мной издеваться, — очень вежливо попросил Блор. — Лучше завтра. — А что, торопишься? — Я так до конюшни не дойду. Он попытался обойти и опять уперся прямо в смешливые серые глаза. — А что ты там потерял? — Ну надо же где-то прилечь, — рассудительно объяснил он. — На улице валяться человеку в моем звании несколько неприлично. — Да уж. Позор для хозяйки подобный вид ее фемов. — Понимаешь? — обрадовался он. — Нет! Чем конюшня лучше улицы? Почему не в собственные покои? — А у меня есть и комната? — поразился Блор. — И где? — Да, все еще хуже, чем кажется. Совсем наш всадник готовенький. — Я? Да ничего подобного. Она откровенно рассмеялась. — Ну немного, — сознался. — Средне. — Пойдем, провожу. — Сам дойду. Скажи куда. — Заблудишься, горе пьяное, — беря его за руку, сказала она. — И вообще это же не я героя тащу, а он меня провожает. А то вишь, сколько нынче перебравших, — показала на двух обнявшихся у очередного дерева. Они старательно помогали товарищу подняться, но сил не хватало. Рывок — и опять на земле. — А! Тогда другое дело, — согласился Блор, опираясь на подставленное плечо. — Могут и обидеть. Он подумал и пришел к выводу, что двигается, увлекаемый в направлении особняка. — Э! Только не на глаза к леди в таком виде! — Не боись. Спит Джеки давно, да и не пойдем мы на второй этаж. Твое место внизу. — Место, место. Будто собаке какой. — Так ты и есть сторожевой пес. Не самая худшая судьба. Бездомной дворнягой быть много хуже. Даже косточку выпрашивать тяжелее. Захотят — накормят, не понравишься — камнем кинут. А за что? Да просто так! И добавила неожиданно: — Пьянчуги проклятые, — прозвучало с сердцем. Стало неприятно, что и про него так думает. — Нет, — озвучил Блор результат размышлений после длительного перехода вокруг особняка, — в горах правильнее себя ведут, пусть и варвары. Не пьют до ночи без перерыва. Гость долго за столом сидеть не должен. Неучтиво. Хозяин может решить, что так намекают на голод и что он плохо кормил. Поел — вскочил, поблагодарил. Все. Нечего рассиживаться. Дела у очага обсуждают, а не за тарелкой. — Вот и вел бы себя согласно этому етикету! — Но я же не горец! — очень логично возразил парень. — Да и не поймут, уйди раньше всех. — Наши люди точно. Не успокоятся, пока все не стрескают. — А слуги? — остановился Блор. — Они голодными останутся? — Не боись. Мы себя не обижаем. Никто еще не евши спать не ложился. — Хорошо живете… Обычно он спал достаточно крепко. Слишком уж часто приходилось ложиться, наломавшись до смерти. И не суть важно, в Храме это происходило, в горах, у псоголовых или на шхуне, — результат одинаков. Тяжкий труд с утра и до позднего вечера, и почти всегда настолько уставал, что и не снилось ничего. При этом стоит измениться рядом звукам или появиться постороннему движению — моментально открывал глаза, готовый к действию. Сейчас опасности не наблюдалось. Скорее, наоборот. Шарлотта сидела на кровати в чем мать родила и старательно расчесывала свои медового цвета волосы. Она перебросила пряди вперед, на грудь и старательно работала гребешком, так что треск стоял. Тяжелые косы оказались почти до колен, а в распущенном виде накрывали не хуже плаща. Светлокожая и светловолосая, она совершенно не походила на столичных красоток, да и на Скай тоже. Если первые излишне полны, на его взгляд, то горянка чересчур жестка. Слишком много мускулов и силы. Шарлотта представляла собой приятный компромисс. Грудь, талия, бедра как у смуглянок, волосы и внешность отдаленно напоминали Скай. Вздернутый носик, высокие скулы и почти мужских очертаний подбородок. Даже руки в знакомых жестких мозолях. Правда, расположены они несколько иначе. Не от бесконечных упражнений с оружием, а от нескончаемой работы по дому. Он протянул руку и провел кончиками пальцев по гладкой спине. Шарлотта обернулась со странной полуулыбкой. В глазах требовательность и надежда. — Тело твое столь же прекрасно и пленительно, как и лицо, — честно признался. — А ночью не заметил? — На ощупь одно, а рассмотреть в подробностях возможности не было. Даже роскошные волосы тщательно прятала под платком. — Кто ходит с непокрытой головой? — Молоденькие девушки. — Еще предлагающие себя открыто за деньги. — А в Кнауте такие присутствуют? — заинтересованно спросил Блор. — Они ходят в прозрачных платьях, как на юге? — У нас холодно для этого слишком. — А, — разочарованно протянул парень, — а так хотелось познакомиться. — А тебе чего-то не хватает? — Напротив, — очень серьезно, продолжая гладить по спине женщину, сказал Блор. — Отсутствие излишнего мастерства в твоем случае мне очень даже по душе.