–– Воды должно быть еще слишком много, мы можем потерять отсек. – сурово произнес Щукин. – Нужно терпеть. Терпеть! –– Нужно ведь еще время, чтобы воздух напитался кислородом! – повел плечами тогда Ладанданаускас. – Отдайте им команду, капитан. Щукин мялся. Перед ним был выбор: потерять двоих людей с вероятностью осушения отсека, или потерять отсек целиком. Тем временем те полторы минуты, про которые говорил Среда почти подошли к концу. Как тут вдруг Груз указал ему на появившуюся из воды отмету на трубе регенеративной установки. Широко раскрыв глаза, Дима мгновенно скрутил крышку на ней и загрузил туда все необходимое и металлического тубуса. Закрыл установку уже Груз. –– Как ее запустить?! – смятым от нехватки воздуха голосом спросил Среда. –– Рычаг, рычаг сбоку! – громко сказал Лавочкин, утерев каплю пота на носу. – Рычаг, Дима! –– Им нужно еще минимум сорок секунд, чтобы можно было вдохнуть. – приблизился Щукин. – Всего сорок секунд! –– Сорок секунд! – повторил главмех в рацию. Среда уже испытывал спазмы диафрагмы. Легкие все еще не могли признать того факта, что в округе не было ни грамма воздуха, пригодного для вздоха. Вдруг его рот открылся, пытаясь зачерпнуть хоть что-то, что осталось в костюме, но в нем не осталось ничего. Ни миллиграмма кислорода. –– Держись. – губами на раскрасневшемся от давления лице сказал Груз. Он тоже задыхался, и тоже начал хватать ртом воздух. – Немного! Активно пытаясь вдохнуть, Дима забил руками по стеклам водолазного шлема. Больше всего на свете сейчас он хотел сбросить его с себя, потому что теперь он был сродни тюрьме, газовой камере. Мозг думал, что в большом пространстве, немного осушенного отсека, все равно больше пригодного для вдоха воздуха. И ходящие ходуном пальцы наконец нащупали рычаг, который должен был открывать водолазный шлем. С громким вдохом он сорвал с себя гигантский, и словно потяжелевший шлем. Со всплеском и шипением тот сорвался в воду, но повис у ног на баллонном шланге, ударив по мышцам. А горло наконец почувствовало горьковатый привкус химического воздуха из спрессованной в цилиндр массы. По налитому кровью лицу мужчины струился пот, капилляры были краснее красного, а испуганные глаза метались взглядом из одной стороны в другую. Медленно растворяясь в воде, закапала кровь из носа и рта. В одно движение Среда сорвал шлем и с почти потерявшего сознание Груза. Тот вдохнул еще более шумно, и закашлялся, пытаясь отдышаться. Воздуха по-прежнему было очень мало, но зато теперь он хотя бы был. Они старались дышать по-умному, не слишком наслаждаясь мгновением вдоха, чтобы оставить еще на потом, на весь отсек. Однако, они уже дышали… –– …Это Пара. – сглотнув, прижал наушник к уху Груз. – Мы сняли шлемы. По мостику раздался единый тяжелый выдох. Тройка офицеров уже похоронила ушедших в первый отсек отважных мужчин. И вот, тревожная минута, показавшаяся бесконечно долгой, наконец оборвалась. И с того конца произнесли хоть какие-то слова. Щукин безмолвно прикрыл глаза, и облокотился, обессилев, на столик. Ладанданаускас постукивал эмалированной кружкой, а Лавочкин незаметно поцеловал православный крестик, достав его из-под матроски. –– Спасибо тебе, Господи… – протянул он едва слышно, одними губами. –– Ты можешь обращаться к ним и менее официально. – усмехнувшись, Щукин положил на плечо главмеха свою широкую грубую ладонь. – Василий, проследи за ходом работ на турбине. А здесь мы справимся. Спасибо. –– Так точно, товарищ капитан. – расслабленно сглотнув, Лавочкин убрал крестик обратно под полосатую робу. – Сделаем. Все сделаем! И он тоже, как и дифферентовщик, быстро покинул центральный пост, уйдя в свои хозяйства. Теперь он требовался там, где мог пригодиться его большой опыт и его прямое назначение. Основой ремонта теперь становилась разваленная турбина, с которой возилась Моргана. –– То, что мы живы – простое чудо, товарищ капитан. – старший помощник утер мокрый от пота лоб. –– Нет, это советская лодка. – улыбнулся тот, садясь в кресло перед столиком. А Дима все еще не мог отойти от пережитого. Он же чуть не попрощался с жизнью, как снова повезло! Все опять в последний момент, в последнюю секунду, от этого начинало колотить как от озноба. А от холодной воды посинели губы, стали больше мешки под глазами и зуб перестал попадать на зуб. Пока в крови хлестал адреналин, пока не было понятно – выживут или нет – было не до холода. А вот теперь, когда расслабились, когда облокотились на стенки, то и дело поглядывая на регенерационную установку и время от времени прочищая патрубки откачивающих воду насосов, начали замерзать. У ног все чаще бились мертвые тела моряков. Их они старались оттаскивать в одну часть, подсчитывать. Но один из ярусов отсека еще был сильно затоплен, поэтому подводить итоги этой массовой гибели было пока рано. Однако число уже было внушительным. Всего одна глубинная бомба и один удар о одно убили больше моряков, чем несколько запущенных американским эсминцем торпед. Вот от этого чаще всего и гибли лодки – от неожиданных атак, от глубины и от давления, а не от неправильных маневров и меткости врага. Дима сидел над телами моряков, и пытался представить, сколько же им было лет. Одному около тридцати-сорока. Об этом говорила обожжённая, уже с сединой щетина. А другой был совсем еще сухопарым мальчишкой, слишком рано покинувшим мир живых. В мировой бойне уже стерлись грани возрастов – гибли все, в одном, едином и очень длинном строю. –– Нам опять повезло. – заключил Среда, поглядев на тяжелый шлем в руках. – Чуть-таки не удавило. –– Везение – это не то, чем можно оправдаться. – пожал плечами чекист. – Скорее, тут сработал твой инстинкт к борьбе за жизнь. И очень вовремя. Везения не существует. –– Говоришь, как отчаявшийся в нем. – тот скупо улыбнулся. – И на чем же вера в везение закончилась? –– Ты правда хочешь влезть в мою голову? – без эмоций произнес старик. – Там слишком много того, в чем можно отчаяться. –– Хм. – прищурился Среда. – Знаешь, я тоже ведь работал в разведке. –– «Разведке»… – пренебрежительно усмехнулся Груз. –– Да, разведке! – встрепенулся тогда Дима. – И я-таки тоже могу прочитать тебя сейчас. Ты Груз, эгоист. Но эгоист потому, что ты не хочешь делиться собственными переживаниями, чтобы стало легче. –– Да, похоже ты и правда его сын. – недовольно вдохнул чекист. – Я уже слышал что-то подобное. Ты один в один как твой отец. –– Не думай, что я расстроюсь из-за этого. – развел руками тот. – И Михаил Феликсович, царствие ему небесное и вечный покой, успел кое-чему меня научить. И даже кое на что успел намекнуть. И надо же, все точки над «и» сошлись. Вот прямо сейчас! – обеими руками Дима показал в пол у ног. – Вот-таки прямо здесь в этом отсеке, на затонувшей у черта в жопе подводной лодке! Ты ведь отчаялся не в «чем»… –– Замолчи. – сурово пригрозил старик. –– А в «ком»! – заключил Среда, двинувшись на шаг вперед. Поднял одну бровь, пристально глянув чекисту в глаза – …В Алисе Купер. Груз почувствовал, что в этот момент, когда прозвучали два последних слова, в его сердце будто бы ударили молотом. Екнуло что-то давно зарытое под песками из Афганистана и Анголы, под жирной землей Вьетнама и Восточной Германии. Екнуло в том месте, наличие которого старый коммунист не признавал. Его задели прямо за душу. Два последних слова – Алиса Купер. И Груз неровно сглотнул. Его глаза на толику мгновения раскрылись шире, и Диме этого хватило, чтобы понять, что он оказался прав. Он был прав. И сумел нащупать старое сердце. –– Ты ведь ее… –– Это была ошибка! – вдруг крикнул чекист, отчего Среда ошалел. И замолчал, совсем сбившись с того, что он хотел сказать. Но Груз быстро выдохнул и пришел в свое обычное, будничное состояние, задавил гадюку эмоций внутри себя. – То, что я сделал тогда, оказалось неправильным. –– Что ты сделал? – Дима развел руками, снова пытаясь вывести чекиста на чистую и не размытую тайнами воду. – Когда это было? Как вы, черт возьми, связаны? Я каждый раз думаю, что меня больше не удивить: я дрался с ожившими мертвецами в Берлине, я штурмовал Кремль и падал с Останкино. Да я… с тобой же, блять!.. Был у американского президента и пил с ним кофе! Хватит думать, епть, что ваши-таки тайны могут оставаться тайнами, когда мы в одном отсеке! Мы-таки в одной гребаной лодке. Буквально! Я чувствую себя бараном, когда тайна проходит мимо меня. Как полковник КГБ сумел-таки влюбиться в ЦРУшницу? Хватит думать, что сейчас Холодная Война! Хватит думать, что я ваш враг! Я рву зад вместе с вами, но ни черта не знаю… –– Это было летом восемьдесят пятого…