–– Нам нужно удержать комплекс. – сухо выдал тогда тот. –– Как?! –– Я не знаю!!! – вырвалось у Димы, но он стиснул зубы, вытерев кровь на губах. – Черт… я не знаю. Напряжение нарастало. Каждый выстрел слышался еще сильнее предыдущего. Как будто бы били молотком по черепной коробке. Как только что-то взрывалось, люди интуитивно прижимались к земле, наклонялись, закрывали голову от обломков потолка и стен. Из тех вылетали куски уже размером с кулак и больно били по пальцам, что защищали затылки. Моргана смотрела точно на Диму. Ожидала, что тот выдаст что-то дельное, но он метался сам в себе, все думая, как бы просто задержать напирающие танки. Думал, думал, и думал, но решение так и не приходило. –– Хоть с копьем бросайся на них. – процедил он, выругавшись. –– Салют в нашу честь?! – внезапно появился Ганс, под руку выведя из бокового коридора Кельта, которому явно прилетело по голове. На рыжих висках были следы крови. – А я смотрю русские во всю веселятся уже! Где наше шампанское? –– Когда мы выберемся отсюда, я куплю тебе целый ящик. – сказал Дима ему, все же улыбнувшись на мгновение. – И тортик сверху, со свечкой ректальной…. А то с этим Кремлем сплошной геморрой! –– Я предпочитаю, когда я в чьей-то заднице. – немец развел руками. –– О, так может нам тебя через стенку перекинуть?! – скосился на него Среда. – Вот и покажешь им кто у них там в… –– Так, стоп! – оборвала его Моргана, снова пригнувшись от взрыва где-то сверху. Били очень плотно. – Хватит об этом! Нам нужно защитить плацдарм. Как это сделать, если против нас десять «Т-8»?! –– Захватить один из них. – предложил Ганс, тряхнув под руку ошарашенного и практически ничего не понимающего Кельта, чтобы тот, как бы, покивал. – Тогда их останется всего лишь девять, а у нас будет целый один. – Это самое бредовое предложение, что я слышал… – помотал головой Среда. – Оно в стиле Ульяны. Но может сработать. Необходимо максимально сблизиться с этой армадой и попытаться оседлать ее. У тебя еще осталась какая-нибудь взрывчатка? – спросил он Моргану. – Мы попробуем завести его за стенку, когда они прорвутся внутрь. Ганс кинет ему на гусеницу взрывчатку и подорвет, а я попробую поиграть в родео с этой консервной банкой. –– Это чистое самоубийство. – Моргана все же скинула с плеч рюкзак, достав оттуда пару шашек тратила, так успешно стыренных с военной базы десантников. – На мне остался завлекающий маневр? –– Да, именно так. – выдал Ганс. Взял взрывчатку, и вставил в нее взрыватель от гранаты. –– Смотри, чтобы не сдетонировала динамическая защита. – скосилась на него девушка, металлической рукой подняв с пола пулемет. – Я тебя убью, если ты там помрешь. Кельт, ты приглядишь за Вагнером. –– С этим я согласен. – держась за голову, высказал тот и присел рядом с бугаем, что еле соображал, сунул ему в руки фляжку с водой. – Попей, брат. Пролетев на одном дыхании запыленный и рассыпающийся длинный коридор, уже не совсем правильной формы из-за трещин и свисающих с потолка кусков гранитных плит, который был почти во всю длинную Дворца, тройка оказалась у выхода на открытое пространства, между Спасской и Сенатским. Там был пустырь, на котором оказались какие-то малозначительные постройки. При новой власти стали разбирать часть советского комплекса зданий, но не успели. С высокого купола, где был флагшток с изорванным стягом, валились куски. Они громко разбивались в широком колодце с лестницами, что был под ним. Через пробелы, образованные этими обломками, просвечивало голубое, с легкой облачностью, небо… Моргана, не став долго раздумывать, ринулась на второй этаж по единственной оставшейся широкой винтовой лестнице. Изредка она схватывалась за изорванные обломками и снарядами позолоченные перила, в которых, как в улыбке алкоголика, не хватало элементов. Были вырваны с корнем гранитные балясины, проваливались монолитные ступеньки. Ковер сминался и мешался под ногами из-за вырванных с корнем золотых труб, что держали его на ступенях, как в театре. Это был парад золотого и белого – все сыпалось сверху, поднималось снизу и наваливалось с боков. Это баснословно дорогое месиво каждое мгновение хотело убить и размазать, нанизать на себя, как на шампур, или сдавить тисками, изорвать на британский флаг обломками и осколками. Кремль словно сам не хотел, чтобы его защищали. Издавал, как живой, стоны и утробные звуки, двигался и недовольно трещал стенами, путал ноги коврами и закидывал слетавшими с креплений рваными портретами и золотой лепниной, что валилась с потолка. Убирал из-под рук так нужные иной раз перила, чтобы короткий полет на куски крыши с торчащей арматурой стал последним испытанием в человеческой жизни. Но люди не сдавались. Они были из тех, кто идет на пролом и принимает то, что с ними произойдет. Моргана, перевалив пулемет с лентой через плечи, взмыла вверх по лестнице и тяжело выдохнула. Одной рукой оперившись о косяк дверей, заглянула в еще один коридор. Здесь в стенке был пролом на полтора этажа, но остался кусок подоконника. Самое то, чтобы упереть здоровенный советский пулемет. Еще раз натужно выдохнув, Дениц сняла его с плеч. С гаком ударила сошками в мраморный обломок, что был под деревянной рамой. Размотав с тела смотанную вдвое пулеметную ленту, кинула ее на пол, погрузив один конец во внутренности пулемета. Все было готово к стрельбе. Дульный срез с пламегасителем смотрел точно на Спасскую башню. Раздался непривычно мощный гул. За взрывами танковых снарядов не было слышно его начало, и потому он накатил внезапно, как гром среди ясного неба. И это был не страдающие мрамор и кирпич Сенатского, не изорванные зубья на кремлевской стене. Это была она сама. С нее сперва осыпались совсем маленькие куски – она держала удар. Затем, крошась все больше и больше, старое фортификационное сооружение сдалось под натиском зарядов, все больше и больше выламываясь, выкрашиваясь и пыля. По красному кирпичу разошлись трещины, которые начали разрастаться паутиной с невероятной скоростью. Все больше и больше, больше крошки, больше обломков и пыли, больше чертового гула, будто в землю вот-вот воткнется огромный транспортный самолет, или разразиться такая гроза, что всем грозам будет в пример. Это было страшно, неописуемо страшно. Задрожала сама московская земля. Казалось, что вода в реке пошла рябью от этой вибрации. Перед курантами не осталось ни одной из белоснежных башенок. Все оказались на земле. Огромные стрелки, будто пики, сорвались и разбились о брусчатку и землю. С циферблата посыпались римские золотые цифры. А с самого шпиля сорвалась красная хрустальная звезда. И вот наконец взгляду предстало то, к чему все шло. Медленно, как начинающийся оползень, кусок кремлевской стены, метров так тридцать шириной, сползая, пошел вниз. Переламываясь и перетряхиваясь в красную, очень мелкую и едкую крошку, обвалился кирпич. Все, кто стоял на ногах в этот момент – попадали на землю. Воздух разрезали свистящие куски отлетающих бетонных конструкций. От нескольких грамм, до десятков килограмм. Все они, как осколки от ручной гранаты били в широком радиусе, накрывали все, что не было скрыто за какими-нибудь укрытиями. Врезались эти куски и в стенки Сенатского, обратно в который Среда едва успел затащить потерявшего дар речи Ганса. Он бросил немца на пол и сам накинулся на него сверху, прижав к полу, закрыв руками голову. Весь кирпичный салют продлился не долго, но оказался очень эффектным. Обломки стены пробарабанили так, как ни один ударник не сможет. Когда все прекратилось, дрожь земли ушла и пыль начала потихоньку оседать, Среда поднялся. Прильнул к одной из целых оконных рам, осторожно выглянув в нее. Масштабы разрушения были колоссальными. Едва держалась самая знаменитая башня Кремля, а от фронтального участка стены остались только несколько метров с одного и с другого края. Все остальное лежало на брусчатке. – Таки вот как они пройдут внутрь… – откашливаясь, и отряхиваясь от бело-красной пыли процедил сквозь зубы Дима. – Ты цел? –– Порядок, порядок. Наверное. – Ганс схватился за голову, вставая. – Башка трещит. Я как будто бухал всю ночь. Я уже ничего не понимаю, мать его! –– Давай, пошли. – тот подтянул его за плечо. – Не пролюби нашу взрывчатку. Дима шагнул на улицу, снова выбрался из Дворца. Они ведь уже успели сделать пару шагов до того, как стена рассыпалась. И вот снова: относительная свобода, без стискивающих движения рассыпающихся коридоров, а вместо изорванного трещинами потолка – сияющее, с легкой облачностью перьевых облаков, голубое, но пыльное небо. На пару минут даже стало тихо. Ничего в это время и не происходило. Мерно потрескивал кирпич, но после того гомона и хаоса, этого было не слышимо. Не было звуков и от стоящих за стеной танков. Они тоже ждали момента. Прекратилась стрельба, прекратилось все на свете. На одно мгновение воцарился настоящий покой и мир. Можно было услышать, как в груди под изорванным бронежилетом бьется настоящее горячее сердце. На одно лишь мгновение… Слух наполнился ревом танкового двигателя. Одного, другого, третьего. Колонна двинулась в расщелину, словно клин в неугомонное полено, желая его расколоть. Суммарные пол тысячи тонн советской стали двигались на пятерых человек, что оказались зажаты в комплексе. Желали закончить все это молниеносной победой. Выбрасывая клубы черного смольного дыма вместе с несгоревшим топливом прямо на брусчатку, что образовалась завеса, многотонные боевые машины пошли вперед. Стали перемалывать под своими стальными катками, итак, раскрошенный кремлевский кирпич. Лязг, звон металла, хруст сдающихся конструкций и бесконечный нечеловеческий рев огромных двигателей. Снова весь кремлевский комплекс пришел в движение. На него наступал суровый и мощный противник, а обороняться было нечем. Идея была бесконечно безумна, а ее исполнителей бесконечно мало. Все, что могло пойти не так, обязательно должно было пойти не так. Любая секунда становилась решающей. Это была схватка профессионализма и времени, способностей и реакции, холодного металла и очень горячих яростных сердец, что по одну, что по другую сторону от толстенной катанной гомогенной Харьковской и Ленинградской брони, увешанной коробками ДЗ. Танки больше походили на черепаху, чем на относительно быструю боевую машину. Они величественно въехали на взгорье, образованное битыми кусками стены, и тут вдруг первый из них дал больше газу, перевалившись за стену. Оставил своих собратьев позади. Башня это танка немного повернулась, чтобы быть наготове всадить огромный кумулятивный снаряд во все что угодно, что встретиться взгляду. «Восьмидесятка» подалась вправо. Как раз на Сенатский. И в этот же момент со второго этажа застрочил пулемет. Прижав приклад к плечу живой рукой, металлическими пальцами Моргана до хруста сжала рукоятку. Очередь полоснула по танку без видимых повреждений. Вдруг что-то взорвалось в районе башни – сработала пластина динамической защиты. Танковый «лоб» оказался слегка открыт. Затем еще и еще очереди. Девушка практически не давала отдыхать пулемету и била в одни и те же места, рассчитывая расковырять еще парочку блоков защиты. Компьютер в ее голове умудрялся очень точно класть пулеметные очереди, компенсировать отдачу и разброс механической рукой. Завизжала огромная башня. Довернувшись на погоне, она вздернула кверху пушку, нацеливаясь как раз на второй этаж. Мгновение, и Ганс, стоявший совсем не далеко от огромной бронированной громады, выдернул чеку из взрывателя. Кинул шашку в расстояние между катков остановившегося на «короткую», танка. Пошли секунды. Одна, две, три… четвертая. Не хватило совсем чуть-чуть до того, как в недолгий полет до пулеметного гнезда отправилось бы несколько килограммов взрывчатки и медной раскаленной жижи. Рванул тротиловый заряд. И настолько мощно, что вывернуло даже кусок утрамбованного кремлевского кирпича. Фрагменты гусениц разметало во все стороны. Взрывная волна ударила по корпусу, по пушке и приборам наведения. Некоторые триплексы наблюдения вышибло. На боку танка – небольшой юбке с динамической защитой – взорвались одновременно с десяток коробочек. Сорвало с креплений и инфракрасный огромный фонарь, что был по правую сторону от длинного орудия. Танк остановился под углом сразу по двум осям. Был наклонен к Сенатскому, словно отдавая тому поклон. Пресловутая пыль не успела улечься. И это было хорошо, ведь на башню заскочил Среда, будто бы тренировавшийся делать это всю свою жизнь. От остальных бронированных машин его силуэт почти полностью скрывался. Однако чужака на башне заметили и застрочили пулеметы. Диме пришлось сползти ниже и укрыться за башней. Броня спасла Диму от пуль. Те, свистя и звеня, отпрыгивали от танковой брони в стороны, прорезая воздух. С паром начал открываться командирский люк. Среди невероятного белого, странно пахнущего, достаточно плотного бельма по пояс появилась фигура. Она, закашлявшись, схватилась за монструозный пулемет на башне, начав разворачивать его в сторону Дворца. Ганс бросился под остановившиеся катки, чтобы не попасть под горячую руку. А вот Среда наоборот. Встав в полный рост, рукой схватился за огромный пулемет и дернул его вниз. Вырвал его рукоятки из объятий израненных пальцев танкиста. Быстро врезав тому по лицу, Дима взялся за шиворот сырого танкового комбеза, но командир танка вырвался из его рук. Они оба были уставшие и измотанные. Их мимолетная драка больше походила на бой раненных гладиаторов, которые очень не хотели бить друг друга, но им приходилось. Каждый раз рука Среды упиралась во что-то мокрое и склизкое. В носу танкиста лопнули сосуды и на лице была кровь. Бурая жижа текла из ушей, покрывала щеки и напитывала черную робу. Танкист же мог почувствовать только небритость и толстый слой пыли, присохшие к коже небольшие гранулы бетона и песка, сальные волосы и подтеки не убранной впопыхах рукавом крови. –– Да не убью я тебя. – выговорил Среда сквозь зубы, схватив наконец танкового командира в захват. Вытянул его из люка наружу, и сбросил с башни в руки Ганса. Тот быстро, без лишних слов, как настоящий полицейский, скрутил буйного русского танкиста. Связал его руки кусками собственных оборванных рукавов. А Дима влез в люк, с непривычки ударившись ребрами об металл башни. Свалившись как мешок на не очень-то удобную командирскую кушетку, он получил удар по лицу. Но такой, умеренно сильный. Едва собираясь с силами после жесткой детонации почти под днищем танка, наводчик спешно пытался достать пистолет. Тряхнув головой, и увидев того, кто его ударил, Среда потянул танкиста на себя, прикладывая его головой об детали чудовищного по размерам казенника орудия. Тот занимал почти все место в башне. Вокруг могли уместиться лишь несколько снарядов и два человека в очень и очень стесненных условиях. Среда сюда не помещался. Его макушка, вероятно, торчала бы из люка, если бы он не ссутулился. Приложенный по голове танкист не хотел сдаваться, как и командир. Он оказался даже резвее. Все равно вытащил-таки Макаров из кобуры и направил его прямо в запыленное лицо Среды. Хлестким ударом уведя стол пистолета в сторону, тот выбил его из не самых расторопных рук, снова приложив наводчика об казенник пушки. Быстро глянув в приборы командира, Дима увидел еще один танк, поравнявшийся с подбитой «восьмидесяткой». Тот уже поворачивал в его сторону свою покатую, с резиновым противокумулятивным фартуком, башню. Черный дульный срез гладкоствольной пушки, казалось, остановился точно между Диминых глаз. Мужчина с поражающей легкостью представил, как из казенника смотрит готовый к спуску с порохового поводка оперенный бронебойный снаряд. Сердце замерло, и Среда прищурил глаза, ожидая залпа. Всего одно движение наводчика, только одно слово командира того танка отделяли его от короткого путешествия прямо к небесным вратам. Дима буквально сидел на снарядах. Все и везде было ими обложено. В танке тесно от этого, как в пороховом погребе. И если лобовая броня могла сдержать удар, то вот бока были практически беззащитными. Это сильно давило на психику, по спине Димы побежали мурашки, а волосы на голове встали дыбом. Его пробил короткий озноб – он не успевал повернуть орудие в ответ, ведь любое его движение спровоцировало бы выстрел. Но его все еще не было. Вдруг, из-за не сильно то и мешавших туч, во весь свой пятирублевый размер вышло летнее солнце. В открытый командирский люк, где, прильнув к приборам наблюдения и не дыша, сидел Среда, попали его горячие и яркие лучики, озарившие все вокруг. Их было прекрасно видно в дымке внутри танка. Она была из-за того, что где-то задымился, но не взорвался пороховой заряд в нижнем ярусе танка. Солнце озаряло все, что ему было досягаемо: чуть уставшую от времени и поцарапанную аппаратуру, иссушенную резину наглазников на приборах наблюдения, рычаги, и на несколько раз покрашенные надписи. На соленых капельках пота, что текли с шеи мужчины, лучики сверкали особенно сильно. Как на поляне полной росы. И вдруг, что-то снова на миг затмило небесное светило… –– …«Гранит-Главный», я «Семь-Шесть», прием, – едва слышно из-за работающего танкового двигателя выдали наушники на командирском шлемофоне. Тот был у Димы на коленках. На секунду запутавшись в нем, тот надел его на голову, слушая переговоры. – У вас что там происходит? Видите это, прием? –– «Семь-Шесть», это «Гранит», что у вас там? – с шипением прозвучал ответ с командного пункта. Над Кремлем начал нарастать новый, совершенно до этого не появлявшийся, но знакомый звук. Что-то родное, что-то настолько же знакомое, как речь или звуки шелестящего леса. С груди Среды свалился тот камень, что держал его в напряжении в течении нескольких десятков секунд. Он сразу же понял, что это могло значит только одно. Теперь они в крепости будут не одни. Медленно поднявшись с командирского места и подняв закопченное и окровавленное лицо в люк, он широко, практически истерично и обессилено улыбнулся. Едва сдержал свои эмоции, чтобы не завопить во все свое горло от радости. На средней высоте, звеном из трех машин, практически полностью закрыли солнце огромные белоснежные металлические птицы. Оставляя после себе белые рассечены на голубом небе над Кремлем, с ревом сразу двенадцати двигателей пролетало звено Ил-76. Белоснежные машины, все, как одна, начали выбрасывать небольшие белые точки. Как одуванчики, когда подуешь на них! Небо наполнялось парашютами – это и была поддержка. Три сотни солдат элитного подразделения Армии сейчас валились с неба на землю. На специальных парашютно-десантных платформах спускалась пара боевых машин и огромные кубы зеленых военных ящиков, обвязанные стропами и системами страховки. Вся эта благодать падала на израненную от затянувшейся «операции» московскую землю. Это была маленькая, но победа! –– Да! – не удержался Среда, тряхнув рукой и стиснув зубы в улыбке. Затем он прожал кнопку на рации, выйдя в общий эфир команды. – Прием, всем. У нас теперь есть кавалерия! Моргана, нам нужен зеленый дым! Мы удержали Кремль!!! Пуская из своего небольшого корпуса, больше похожего на пивную банку, зеленый дым, из окошка полетела граната. Она звонко ухнулась о танковую броню и скатилась под гусеницу, еще сильнее начав дымить победным цветом. Это означало, что немецкий спецназ, усиленный одним российским силовиком, свою задачу успешно выполнил. Теперь комплекс переходил под защиту десантников. А ряды танкистов вдруг смялись. Танки закончили продвижение и встали. Застыли, как вкопанные. –– «Семь-Шесть», это «Гранит-Главный», у нас нет радаров. Что вы видите? –– Я вижу с три сотни десантников и легкие гусеничные машины, «Гранит». – недовольно высказал голос. – Какого черта здесь вообще происходит, товарищ полковник? Прием! –– «Семь-Шесть», необходимо продвигаться дальше. – начальник в ответ повысил голос. –– Вижу зеленый дым у подбитого «Семь-Пять». – произнес танкист в эфир. – Продвижение колонны дальше считаю бессмысленным. Больше ребят потеряем, если это противник. Всем «Семеркам», отходим! Конец связи. Снова приблизившись к приборам командира, Среда увидел, как с его танка убрали прицел пушки. Башня «восьмидесятки» снова встала прямо, вздёрнув орудие вверх. Танк попятился обратно по всему тому разваленному кирпичу и бетону кремлевской стены. Неожиданный десант перепутал все карты Громовским кадрам. Он был неожиданным, он был молниеносным, и, что самое главное – произвел нужное впечатление. Не каждый захочет идти в очевидный ад, когда с неба сыплются грозные парни в прыжковых шлемах и тельняшках. Танки спасовали. Медленно откинувшись на неудобном кресле командира танка назад, Среда уперся плечами в снаряды и толстый нагретый металл башни. Закрыл глаза, тяжело и протяжно выдохнул, стащив с головы шлемофон. Плюхнувшись на колени, черный шлем слегка громыхнул наушниками. Сверху на него начал капать стекающий с поникшего лица мужчины пот. Диму трясло и надрывало изнутри. Все было на ниточке, на волоске от погибели, но они сдюжили и справились. Придя в себя от этой мысли, он потер переносицу, не открывая глаз. В голове была лишь одна мысль – чтобы этот чудовищный грохот газотурбинного двигателя наконец затих, и стало снова тихо. А то уже голова болела от всего этого акробатического круговорота с фанфарами из взрывов танковых боеприпасов. И будто по велению золотой рыбки, или старика Хоттабыча, его желание сбылось. Танк не сразу, но затих. Не понимая, и насторожившись, Среда открыл глаза, медленно поводил ими из стороны в сторону, проверяя, было ли это на самом деле. –– Заглох что ль? – спросил он сам себя, не двигаясь. –– Я заглушил. – раздался откуда-то голос. –– О, кто таков?! – глухо и быстро бросил Дима. Приподнялся со своего места, и посмотрел на наводчика, отключенного двумя ударами лбом в казенник пушки. – Кто это сказал?! –– Это я. –– Действительно. – пожал плечами уставший мужчина. – И где это «я»? –– Я здесь. На секунду замолчав, Среда потер лоб закопченными пальцами с сухой кровью на них. Доводы голоса были в принципе логичны. Он же был «здесь», и он был «я». Все ведь правильно! Но это добавляло какую-то идиотскую нотку в, итак, не самый понятный разговор. –– Логично. – сухо выдал Дима. – Кто такой? –– Младший сержант Артем Коновалов. – представился тот. – Я механик-водитель захваченного вами танка. Добрый день. –– А главное – вежливый. Даже поздоровался. – расслабился Среда, снова глубоко выдохнув. – Но мне таки не нравится слово «захватил», которое ты сумел так невзначай обронить. Друже, мы его просто реквизировали. Это пиратский термин. –– Странно, вы по-русски говорите… – будто бы случайно сказал тогда мехвод. – Говорили, что тут могут быть иностранцы. –– Ну, только приятные взгляду. – ухмыльнулся тот. – Я русский. Ну, на половину еврей, на половину немец, но это еще от прадеда идет. Я подполковник ФСБ, товарищ младший сержант. Но ты можешь звать меня Димой, Дмитрием, ну или просто Среда. – Это позывной? – спросил Артем. – Это фамилия. – последовал слегка обиженный ответ. –– А что здесь делает ФСБ? Почему вы подорвали наш танк? Может быть это просто дезинформация, и вы мне откровенно врете. Мы ведь проводим одну операцию? Против вероятного вторжения иностранных военных на территорию Кремля? Нам необходимо выполнить боевую задачу, а теперь все смешалось в какой-то винегрет! –– Попробую объяснить все, что видел сам. – пожал плечами Дима. – Иностранные военные здесь были, но я думаю, что это была скорее какая-то частная военная конторка, которая должна была вытащить кое-что очень важное из Кремля. Наша же задача была в том, чтобы обеспечить оборону подземного комплекса и периметра крепости. Мы расчищали путь для десанта, и вот – он сыпется нам на голову. Ура? –– Но при чем тут мы – танкисты? – спросил мехвод. – Почему нас отправили сюда, если здесь уже были вы. Почему нам пришлось вступить в бой? Это все еще звучит как страшный бред. Уж простите меня, товарищ подполковник. –– Потому что единого центра управления больше не существует. Нет его! Сейчас все решается отдельными командирами и сцепками этих командиров. С чего бы танкам было вообще выходить на площадь тогда, во время забастовок? С чего бы им было начать стрелять по Кремлю? Откуда пришла информация об иностранцах здесь? Сейчас есть сразу несколько заинтересованных человек, которые хотят, чтобы Кремль достался в их руки, потому что под ним пульт управления всем ядерным щитом нашей Родины, Артем. Кто командовал всей вашей ватагой? Громов? Он же сумасшедший националист с риторикой ядерного холокоста! Я бы его не подпустил даже к шариковой ручке на пушечный выстрел, но наше мудрое правительство решило, что раз человек поддерживает идеалы «национального государства» и «русского мира», то он будет хорошим военачальником. Бред, да и только. Я вообще голосовал за коммунистов, хотя и они уже давно не показатель. Мир скатился к хаосу, во времена, когда танки двумя улицами дальше разносили Белый Дом за сигареты «Парламент». –– Да, Громов был на передовой. – задумчиво ответили спереди, растягивая слова. – Уже голова кружится. А еще в ушах звенит – бахнуло, так бахнуло. Что это было? Будто на мину наехали. –– Сунули тротиловую шашку меж катков. – усмехнулся Среда снова, положив руку на казенник пушки. – Ты, Артем, вроде бы не самый дурной парень, рассуждаешь здраво. Сейчас армия представляет из себя лоскутное одеяло, которое еще пока пытается казаться цельным. Потери на Каспии, поджимающее из-за Германии НАТО на западе. Что это, если не всполохи новой мировой войны? Сейчас страшно необходимо, чтобы оружие, способное разрушать города, даже не касаясь земли, не попало в руки такого, как Громов. Посмотри вокруг – разве это было нужно? –– На эмоции давите. – будто бы расстроено вздохнул парень. – Не пройдет. –– Все покажет только время. – мотнул головой Дима. – Я просто хочу, чтобы ты видел различия, между теми, кто давит людей на площади танками, и теми, кого давят. Ты наверняка видел все это сам, Артем. Помни, кто отдавал вам приказы? –– А кто отдает их вам? – последовал неожиданный вопрос.