–– Но ведь от одной руки в критический момент нет никого смысла. – справедливо заметила Вирхова. – Если нужно… сделать шаг назад, или уклониться, что-нибудь достать или схватить? –– Совершенно верно. – пожала плечами Моргана. – Именно поэтому Марс способен управлять всем моим телом. Он посылает короткие электрические импульсы в нервную систему, чтобы вызвать сокращения определенных видов, или даже отдельных мышц! Но, уверяю, он лишь помощник. От его ошибок меня защищают миллиарды командных строк кода. Он просто не способен ошибаться. Это исключено! –– Идеальный солдат. Звучит… крайне ободряюще. – закурила Ульяна, отгибаясь обратно на задний диван. Машина сбавила ход. И черный «чемодан» уже не вальяжно и грациозно плыл по столичным улицам, поскрипывая подвеской, а тащился. Моргана всматривалась во все, что было на дороге. С заднего кресла вперед подалась и Вирхова, хватаясь за оба кресла руками. Дима же оглянулся по сторонам. –– Что за черт? – едва слышно спросил он. По бокам от Волги были грязные и засыпанные всяким мусором улицы с поломанными и обгоревшими столбами, дома с побитой штукатуркой, разбитые витрины и сорванные вывески. Кое-где еще искрили болтающиеся на креплениях оборванные провода. Столица начала погружаться в то же состояние, в котором Дима застал Берлин. Прилавки обнесены и разграблены. Пустые банки больше походили на сгоревшие квартиры с кучей искореженного железного мусора, который раньше был банкоматами. По этим улицам прокатились самые настоящие бои. И стихли они только-только. Из окон ветром выдувало занавески, а пластиковые рамы первых этажей хлопали на ветру. Со многих балконов были содраны стальные решетки, а квартиры были так же превращены в баррикады. Дорогу Волге преградила целая куча тлеющих и жутко вонючих покрышек. Вдалеке, догорая, присел на асфальт пожарный КАМАЗ с разбитой кабиной. На земле были следы гусениц, но не танковых. Скорее всего полицейские баррикады пробивали строительной техникой. Это подтвердил и перевернутый броневик, что был на одной из улочек, перегородив ее. На искореженной технике остались следы от узкого экскаваторного ковша. Дима обернулся на Ульяну, но даже та не знала, что и сказать. До Красной Площади было еще около полутора километров по прямой, но следы гражданских протестов были видны даже здесь. Приходило понимание, что толпа вскипела, как по команде. А Вирхова ничего не знала и сейчас расхлебывала все то, что не смогла предусмотреть. Лицо ее стало по-военному суровым. Быстрым взглядом она огладывала все, что было вокруг. Пыталась что-то придумать и сказать, но ничего еще не выходило. Женщину распирало от злости, но она не показывала виду. Подвернула ворот черной водолазки, и мотнула головой. Не глядя выбила из пачки новую сигарету, и сунула ее в зубы, но подкурить не успела. Машина свернула на соседнюю улицу, и остановилась. Волга только чудом не въехала в остов грузовика, который стоял в масляной луже со спущенными колесами. Вокруг него по асфальту распространялся легкий белесый дымок. В воздухе четко ощущался запах гари и сожжённой резины, некоторая горечь от слезоточивого газа. Здесь же появились и первые люди. В основном это были раненные и покалеченные в неравных городских боях гражданские в разнообразных одеждах. Рядом с некоторыми лежали отбитые с боями полицейские каски с забралами, дубинки и помповые дробовики, которые обычно напихивают резиновыми пулями до отказа. Здесь же были и куски разбитых пластиковых щитов, пояса с отбитыми гранатами слезоточивого газа. Раненым и покалеченным тут оказывалась медицинская помощь, а убитые так и оставались лежать на мокром от масла и бензина асфальте. Их пока никто не подбирал. Вдалеке внезапно грянули выстрелы, затем еще и еще. И будто в шторм зашумело море. Впереди была настоящая людская толпа, хвостик которой уже просматривался через остовы машин и перевернутые полицейские «бобики». Дальше было уже не проехать. –– Настоящая революция… – завернув в относительно тихий уголок, Моргана заглушила двигатель. –– Революции так не делаются. – ответила Вирхова, все-таки чиркнув спичкой по коробку и подкурив сигарету в зубах. – Вот так, и без многолетней подготовки… Маловероятно. Стоит предположить, что это проделки Громова. –– Тут что-то не так. – заключил Среда. – Вход в Кремль явно закрыт. Нужно думать, что делать дальше. Мы не можем вернуться с пустыми руками, но и на самотек все это пустить не имеем права. –– Мы пойдем и проверим. – выдохнула Ульяна дым через ноздри. – Сейчас. Иного выхода все равно нет. –– Соваться в такую толпу попросту опасно. – повернулся к ней Среда. –– Твой вариант? – она подняла бровь, снова затягиваясь. Тот не знал, что и ответить, замешкался. Ульяне этого было достаточно. – Я так и думала. Мы просто понаблюдаем и сделаем выводы, как с этим вообще можно работать. Заваривается что-то очень крупное, подумай сам: война, экономическая и торговая блокада с Запада. Тебе вот это вот все с небес что ли, блять, свалилось? – Вирхова показала на улицу впереди. – Тут есть рука, но я пока не знаю чья. Стоит разобраться со всем этим, пока все не запачкались. Желая мира своей дочери, что ты выберешь: бездействие или… Вирхова протянула тому пистолет, рукояткой вперед: – …сделать хоть что-нибудь для этого самого мира? Тот, уже пожалев, взял пистолет. Вынув магазин, проверил наличие патронов, передернул затвор, поставил на предохранитель. Случайный выстрел, во время того, как оружие окажется за ремнем, Среде был совершенно не нужен. На мгновение перед его глазами промелькнул прекрасный лик Авроры. Она была еще совсем юна, чтобы знать все те ужасы, что уже простираются по ее миру. Эта девочка не должна была знать войны, горести потерь, но ощутила на себе даже большее. На ее голову свалилось слишком много того, что не должно было. Хотя Среда сам себе клялся, что будет защищать ее, любой ценой, от всего, что может ей навредить. И теперь, когда мир вокруг стремительно превращался в решето, под гнетом пулеметных очередей в его родной столице, был ли у него шанс отступать? Совершенно не было. Единственное, что еще держало его на земле, заставляло твердо стоять двумя ногами и глубоко дышать – его дочь. Не было ничего более священного, чем обеспечить ей теперь, хотя бы, банальное выживание. Черт его знает, чем вся эта затянувшаяся политическая шутка могла обернуться. А ведь шутка эта тянется уже слишком долго. Больше двадцати лет. Политики по большей части стали пародиями на самих себя, и, как только пал Железный Занавес, это обострилось. Стало понятно, как никогда прежде. В жажде чудовищной наживы на костях красного прародителя, власть предержащие пилят труп давно погибшего гиганта, как только могут. Полностью забывают о том, что на труп этот зарятся не только потомки покойного. Всему миру СССР стоял костью в горле его экономикой, его промышленностью. На всех уголках постсоветского мира жулики и воры хотят поживиться этим бесхозным добром. Это практически бесплатно – бери и хватай, только вооружи нужных людей, и подбей их свергнуть марионеточные правительства таких же точно толстосумов. Будто бы играешь в солдатиков! Только вот живыми людьми. Неужели все эти блага, которые высасываются более двух десятков лет, неужели вся эта богема, неужели этот распил сфер влияния стоят всех тех жертв, что были принесены в его процессе? Миллионы людей, обездоленные и обескровленные, вскормленные на лжи и недружественных началах к бывшим соседям по стране, озлобленные и негодующие, вот кто сейчас на улице. Они не верили правительству, они были отчаяны до такой степени, что хватались за любую возможность вдохнуть свежий воздух, за любую возможность поверить, что из всего этого – из обшарпанных старых домов, не ремонтируемых дорог, и дураков за кожаными дверьми больших кабинетов – есть выход. Этим людям было не до патриотической блевотины, которая тянулась смрадной жижей из каждого утюга. Им было не до пропаганды того, что «мы хорошие, потому что мы – это мы». Людям со впалыми щеками и чумазыми лицами нужно было знание, что мы действительно хорошие. Но они получали только разочарование. День за днем! Когда буржуи во власти богатеют, эти люди только беднеют, и подыхают от старости на полуразваленных заводах. И грянул май. За ним потянулась и кровавая бессовестная война на Кавказе, в которой стремительным наступлением, встречая лишь редкое сопротивление разрозненных и отчаянно сражающихся танковых и пехотных частей, Афганистан, разожравшийся до исполинских размеров, просто уничтожает нашу «нацию победителей». Мыльный пузырь экономики не выдерживает. Ресурсы просто не способны воспроизводить сами себя. Они тратятся чудовищными темпами. Но еще сильнее тратятся люди. Встают заводы. Сотни беженцев вместо поддержки не получают ничего. Верхушка гниет, задыхается под золотыми монетами. Заплывшими от жира глазами она не способна рассмотреть нарастающую ярость у тех, кто еще помнит, как можно по-другому. Эти люди и есть костяк того, что творится сейчас. Эти люди не боятся высказывать свое мнение, эти люди знают, как можно было бы жить, если бы не грянуло то, что грянуло. Это порочная цепочка событий перемолола все человечество так, как ни одна мясорубка не справится! …Накинув на голову черный капюшон, Ульяна вышла из машины. Хлопнув дверцей, она выщелкнула из пальцев окурок в урну, робко через плечо осмотревшись. Ее лицо было слишком приметное. Она пыталась замаскировать его, как только могла. Чуть вытащила свои густые волосы из капюшона, скрыв шрам сбоку, и подняла ворот водолазки, чтобы он закрыл все до подбородка. Осторожно передернув затвор Макарова с глушителем, Вирхова сунула его в кобуру под мышкой, застегнув куртку. Прихлопнув по спине Среды, мокрой от теплого пота, она пошла вперед, но на мгновение задержала взгляд на Моргане. Та надела на нос свои очки. Ее глаза снова стали привычного, человеческого, карего цвета. –– Никакой пальбы, если что. – Ульяна пошла вперед, одновременно продолжая инструктировать. –– Как будто и без тебя не догадывался. – съязвил Среда, поравнявшись с Морганой. – Я уж-таки думал, что сейчас навеселюсь на славу! Разряжу весь магазин по толпе, да хохоча унесусь вдаль. Прямо в руки санитаров! –– Не паясничай, Дима. Ты знал, что я должна была это сказать. – не оборачиваясь, произнесла она. – И… это плохая шутка. Продираясь через бушующую толпу, Среда оглядывался по сторонам. Пытался не потерять из виду своих напарниц. Ульяна, передав Диме рацию, ушла вперед. Она хотела вести собственную игру, а потому отделилась. В принципе, это было достаточно понятно, ведь порознь шансов что-то высмотреть и разузнать было больше. К тому же, если полицаи скрутят одного, другой сможет убраться отсюда. Времена наставали черные, и невероятно грозные, так что стоило думать наперед. Пара из Димы и Морганы проходила через толпу, даже не пыталась участвовать в погромах и столкновениях, которые происходили на отходивших вдаль улицах, где еще было сопротивление полиции. Их путь лежал напрямую, на уже практически взятую протестующими Красную Площадь. Раздавались выстрелы, треск витрин и разбивающихся о броню полицейских машин коктейлей Молотова. Столица вскипела в своем недовольстве, и назад, казалось, уже не было дороги. Только вперед, на самые баррикады, где уже пулемётным огнем выше голов прошивались натянутые между двух палок лозунги и флаги. Все это уже слышалось. До Площади оставалось только добраться. Это нужно было видеть собственными глазами… –– Мы входим на площадь. – сухо произнес Среда в рацию. – Тут что-то невероятное. –– Я прикрою вас сверху. Полежу ту рядом со снайпером. – ответили на том конце, что-то глухо ударив. А на столетней брусчатке были тысячи ног. Каждая из этих пар принадлежала человеку, и человеку разному. Здесь были женщины, старики и дети. Были и мужчины, что явно остались обездоленными после тупых и невероятно суровых мер государства. Здесь не было обезумевших от идей свободы офисных менеджеров, и прочей клоаки, что считалась теперь средним классом. Заявление о майдане было бы неправильно – здесь был пролетариат. Самый настоящий. Не самые фотогеничные и уставшие лица, которые явно не годились бы в чинуши. На бунт вышли рабочие. Над их головами были пронизанные пулеметными очередями плакаты с просьбой дать им хотя бы простую работу. Не закрывать все те заводы, что еще держались на плаву, после приватизации в девяностых. Олигархи сбегали за рубеж, прикарманив все свое состояние, а заводы вставали. Остановились автомобильные и текстильные фабрики, встали и мясные, молочные, немногочисленные станочные и ремонтные заводы, в том числе и иностранные, у которых «добрые» люди с Запада, с несомненно более благородными лицами, отобрали все лицензии на производства. И всю эту людскую толпу с плакатами и транспарантами от кремлевских стен удерживали солдаты в полной защите, расквартированные из армейских броневиков. С теми самыми пластиковыми щитами, дубинками и уже боевыми патронами в автоматах. Им все это нужно было остановить. Издалека, только зайдя на площадь со стороны ГУМа, Среда заметил этих черно-синих солдатиков в глухих забралах, которые выстраивались в шеренги, быстро-быстро выставляя вперед себя щиты. Становилось понятно, что такими силами толпу было не сдержать, но они явно чего-то ждали. Они не применяли газы по толпе на площади, чтобы та еще сильнее не рассвирепела. Не стреляли пока по людям. Зачем-то очень нехорошим это было делать. И тут Диму осенило. –– Они отсекают народ с улиц на площадь. – недовольно цокнул он, поворачиваясь к Моргане. – Им нужны все именно тут. Они не используют газы, чтобы не спровоцировать людей раньше времени. Ульяна! – он поднес к лицу рацию, озираясь, не следит ли кто за этим его действием. – Народ сгоняют на площадь, им нужен центр всего этого! –– Как в Чехословакии… – протянула Вирхова. – Они ждут танки. Громову нужен был повод, чтобы ввести армию в город. И он его нашел, из-за этого идиота в кремлевском окошке! –– Сколько у нас может быть времени? – взволнованно спросила Моргана. – Тут не меньше полу сотни тысяч человек. Начнется давка. –– У нас его нет. – через паузу заключила та. – … Вижу черный дым. Это танковая колонна, меньше двух километров. Стой, стой! Еще! Со стороны Музея! Дима обернулся. Глянул на старинное красное здание с несколькими башенками, пред которым на медном скакуне навсегда застыл маршал Жуков. Оттуда, с улицы, примыкающей к площади, появился едва заметный, среди толпы, зеленый металлический уголок брони, который мельтешил между головами. Затем еще и еще один! Под черными дымными облаками сгоревшей солярки, скрежеща гусеницами и разбивая брусчатку, двигались российские танки, с солдатами на броне. На головной машине гордо развивался триколор. Какая ирония… –– С-сука… – протянул Среда, опустив руку с рацией. Раздался холостой выстрел танковой пушки. Солдаты в черных шлемах будто бы приободрились, сразу же похватали автоматы и двинулись вперед. Людская масса сбавила свой накал. Под грохотом танкового калибра многие присели, а некоторые и вовсе сдали назад. Одно дело было ломиться на хиленькие полицейские баррикады, и совсем другое – переть с голыми руками против десятка танков. У армии было преимущество, не численное, но психологическое. Большинство из этих малограмотных, из-за системы образования, работяг танки видели только на КМБ, или же вообще по телевизору, где те в патриотическом порыве всегда рвали на бумаге иностранные консервные банки, конечно же американские «Абрамсы». Но, была и оговорка – на бумаге. Это хватало, чтобы за угловатыми линиями грохочущих и не самых больших, на самом деле, машин закрепилось амплуа непобедимого русского воина, что с целым веером разнообразных снарядов, от фугасов до «ломов», мог выкосить иностранное злобное войско. В любом ландшафте и на любых правилах. Среда появлению танков не испугался, и даже не удивился. Он видел их во время «Черного Октября». Лишь слегка оглох на одно ухо после громыхнувшего залпа и огляделся на колонну. Там было не меньше полутора десятков машин. А ведь была и еще одна с другого направления. Моргана так и вообще не шелохнулась. Немка, последние несколько лет жившая в атмосфере жесткого неповиновения полицаям и противодействия властям, была уже приучена к виду танков на заваленных улицах. Только вот российские машины она видела если и не впервые, то точно очень давно. Куда более знакомым ей был бы сараеподобный, громадный, похожий больше на коробку с пушкой, немецкий, а значит и родной, «Леопард». –– Они же не станут по нам стрелять?! – вопрошал кто-то из толпы. – Мы же их народ! –– Армия – это инструмент насилия. – грубо усмехнулся Среда. – Они защищают интересы пузатых властителей, а не нас. И будьте уверены, если надо, они выстрелят. –– Сперва завод, а теперь и это?! – раздался вопрос с другой стороны. – Что вообще происходит? Солдаты же под нашими флагами! –– Ульяна, еще пара минут, и мы будем в котле. – пояснил в рацию Дима. – Необходимо уходить. –– Знаю, но дай еще пару минут. – ответила та через динамик. – Они будут брать Кремль силой, но осталось понять, что они сделают с гражданскими. –– Мы не сможем сделать сейчас ровно ничего. – выдохнул он. – У нас нет ни средств, ни сил, чтобы хотя бы заявить о себе. Необходимо отступить и придумать план действий, мы не можем лезть в лоб! В рации было полнейшее молчание. Моргана с Димой переглянулись. Становилось боязно, не приключилось ли чего с их напарницей, что была на какой-то из крыш, похоже, что прильнувши к прицелу отобранной у одного из солдат винтовки. Ее готовили прекрасно, и не было никаких сомнений, что она знала все снайперские гнезда и могла отобрать запросто их оружие, но мало ли… Потеряла сноровку, или спину прихватило. Становилось уже страшно. Хотя, Дима начинал подозревать причину молчания. Ульяна практически никогда не сдавала назад – для нее это было немыслимо. Она действовала здесь и сейчас, точно зная, что удобную минуту никак нельзя потерять. И понятно, что это именно та, но вот можно было ли действовать? Женщина скорее всего сейчас думала, чтобы напридумывать себе такого, дабы не признавать это отступлением, или даже бегством. Танки, солдаты, гражданские – она бы не сдавала своих позиций в таком гамбите. Однако сейчас это было самым правильным решением, несмотря ни на что. Танки встали в шеренгу, со скрежетом повернув на брусчатке площади. Ну хоть картину пиши – Мавзолей и с десяток танков перед ним с триколорами на башнях. Наверное, так и выглядят сны настоящего русского «патриота», что думает о возвращении сразу двух легендарных империй одновременно, не задумываясь о сути. От этой картины у Димы лицо повело так, что саркастический и злобный изгиб губ было бы проще показать на этой картине как простую линию. Его брови были подняты, а глаза широко открыты. Не моргая, он просто глядел на все это действо, держа в руке молчавшую рацию. Моргана взволнованно озиралась то на начинавшую разбегаться, кто куда, толпу, то на стоящего, будто истукан, Диму. Обеими руками взявшись за затылок, шумно выдохнула, поглядев на выстраивающиеся на марш танки. Со стороны набережной так же начало подниматься черное облако. Чадящие газотурбинные двигатели танков сигнализировали о скорейшем пополнении в ряду зеленых коробочек. Ситуация с каждым мгновением все больше накалялась, и толпа все больше сжималась. Давка началась. –– Кремль продержится не больше двух суток… – Ульяна наконец выдала мысль, задумчиво вдохнув на том конце рации. – У нас есть время, чтобы продумать все до мелочей, но мы должны сюда еще вернуться. –– Уходим? – переспросила Диму Моргана. –– Вирхова точно подсобит Громову в отправке его на тот свет. – улыбнулся он, беря ее под руку и разворачиваясь. – Что нам делать сейчас, так это «оформить Съебастиана». Унестись отсюда на крыльях ветра. Как у Чайковского! –– Бородина же? –смутилась немного немка. – Ладно, сути дела не меняет. Плавно перейдя с быстрого шага на уже откровенный бег, вместе с утекающей по улицам толпой, пара двинулась от площади. Мимо мелькали лица. Под ногами падали и вставали какие-то люди. Началось то, от чего предрекали всех, во время подобных шествий. Людей просто затаптывали. Протянув между чужих ног руку, Среда вытянул оттуда какую-то девушку и подтолкнул ее вперед, вписав в удирающую от танков толпу людей. Моргана остановилась. Широко раскрыв свои электронные глаза, уставилась вдаль через толстые линзы своих эрзац-очков. Вслед за ней, будто вкопанный, встал и Среда. Он, пригладив мокрые и соленые от пота волосы, оскалился и глянул в переулки. Людскую массу зажимали в тиски целые полки полиции, все в тех же черных шлемах. Дружинники вставали плечом к плечу. Выстраивались, словно в македонскую фалангу. Отделяли парочку от спасительной черной Волги, что была в переулке, как раз за спиной милиции. Единым шагом, в унисон, что под ногами начала содрогаться земля, это черное полчище двинулось вперед. Забило черными резиновыми дубинками по щитам, пытаясь отпугнуть от себя не знавшую, куда ей деваться, толпу разномастных людей. Кто-то из граждан просто на полном ходу влетал в щиты. Кто-то специально бил по ним ногами, но это было все равно, что слону дробина. Место выбитого солдата занимали новые, а тот уходил в глубину строя. –– Они зажмут нас! – выкрикнула Моргана, сорвав с металлической руки перчатку. – Нужно прорваться! –– Не думаю, что выйдет, но выбора, как обычно, нет. – выдохнул мужчина. И настало мгновение. От напряжения внутри, словно каучуковый мячик, что сжимают со всех сторон, волны человеческой реки, текущей по центральным улочкам Москвы, столкнулись с щитами. Резкий удар сотен людей в ровные ряды славной российской полиции, ту совсем не ослабил. Наоборот, ряды еще сильнее поджались. Этот кубик из людей в черном стал еще прочнее. Состязание двух материй – разрозненной и обездоленной людской массы, и той, невероятно крепкой, слаженной, но малочисленной батареи из закованных в пластиковую броню, солдатиков. Здесь бы очень помогло оружие, но действовать так было нельзя. Только развяжет руки полицаев. А если они начнут работать боевыми, в передних рядах уже никто не выживет. Моргана и Дима как раз были там. Они одними из первых встретили щиты. Нужно было лишь проделать небольшую брешь в рядах. Рассыпать всю эту черную конструкцию, чтобы добраться до той стороны улицы, где уже ждала спасительная машина. –– Надеюсь, Ульяне хватит ума уйти крышами… – сжимая кулак у пояса, произнес Среда. На мгновение выдохнул, собираясь с мыслями. Протолкнувшись через пару рядов, что уже получали по хребту дубинками, Дима вдруг сблизился с одним из щитовиков. Тот подался вперед, желая ударить буйного гражданина своим щитом, но щит, на самом выпаде, схватили руки. Потянули его изо всей силы на себя. Потеряв равновесие, полисмен ушел в толпу и потерялся из виду, обронив свой черный шлем, который звякнул об асфальт. На мгновение образовалась та самая брешь в частоколе из пластиковых щитов. Проникнув в нее, Среда увернулся от двух ударов дубинками. Захватил одного из солдат так, чтобы закрыться от третьего. Поставив пленника на колено, он откинул его в сторону. Моргана в этот же момент, жестким ударом всего своего, казалось бы, хрупкого тельца, «въехала» в ряды полицейских. Титановым кулаком отоварила одного из солдат. Дури в ней было слишком много. Металлические поршни ее трудились так, что от тонированных забрал шлемов оставались только щепки. Под ними трещали уже лица. Но била она не слишком яростно – не убивала. Титановый кулак пролетал наискось. Компьютер в ее голове высчитывал все так, чтобы только прищелкнуть по носу нерадивого полицейского. Заблокировав одну из дубинок этой же рукой, она вывернулась, вырвав оружие у сотрудника и откинув его в сторону. Столкнувшись с ней спиной в толпе охраны, Среда провернулся вокруг своего корпуса, ногой отпинывая от себя еще одного солдата. Чуть не получил по голове, благо в последний момент Дениц поймала удар, на секунду переглянувшись с напарником. Они действовали как единый механизм, потому что Моргана видела все, что творилось вокруг. Ее было не перебороть, а вот Дима – обычный человек. Он окосел, когда по челюсти врезал чей-то кулак в перчатке. Едва сообразив, Среда убрался с линии удара еще двух дубинок. Шатаясь, отошел назад. Тряхнув головой, захватил одного из жандармов за руку. Сблизился с ним так, что чуть не ударился лбом в его лакированную черную каску с забралом. Другой рукой подбил то вверх, и вмазал по незащищенному лицу лбом, снова отшатнувшись назад. Толпа, особенно в первых рядах, заметно приободрилась. Пара незнакомцев с невероятной сноровкой пробивалась вперед, и люди последовали за ними. Для них больше не было того нерушимого лика режима, который зажимал их в тиски. Теперь была пара героев, что поперла на пролом, несмотря ни на что. Геройство вдохновляло намного сильнее рисков смерти, так что людские массы охотно бросились вперед, подбирая с асфальта щиты и дубинки. Ударяли служителей буржуазного закона всем, чем только было можно. Но и те в свою очередь не унимались. Махали своими палками, что было сил, огревали щитами зазевавшихся «воителей», и крутили всех, кого могли. С некоторых сторон уже начали стрелять дробовики. Меж голов полетели резиновые круглые пули, и запахло жженых порохом. Увернувшись от пистолета, Среда вывернул руку полицейского так, что вторая пуля прошлась в считанных сантиметрах от его живота. Слегка зацепила куртку. Рукой надавив на локтевой сустав, он ударил жандарма его же рукой с пистолетом прямо в шлем. Тот нажал на спуск. На этот раз пуля ушла вверх, чиркнув по забралу. Выдернув из пальцев травматический пистолет, Среда выдал полицейскому две пули точно в бронежилет, чтобы тот не умер, но точно почувствовал. Довернувшись, сразил так еще одного, и пистолет встал за задержку, не вернув затвор на положенное место. Поглядев на оружие, Дима получил удар дубинкой точно по животу и согнулся, отойдя на пару шагов назад. Сверху уже шел тяжелый удар, что должен был оказаться где-то в районе его макушки. Но ни через секунду, ни через две, его не последовало. Придя в себя, Среда увидел, как резиновую черную дубину сжимают серебристые титановые пальцы. Двинув плечом, Моргана выбила из шлема пластиковый кусок. Солдат схватился за голову. Ногой заблокировав подножку, она жестко вложила сложенную в кулак пятерню точно ему в бронежилет, помяв пластину. Скрючившись, служащий упал на асфальт. Поднявшись, Дима прижался к ее спине своей. Ожидал новых напастей. Строй полиции рассыпался. Парочка смогла сделать самое главное – прорвать первую цепочку служителей государства, и поселить в сердца людей мысль о том, что эти черные солдаты точно такие же люди, с той же болью, и с теми же жизнями, что и у них. Хуже всех войн – гражданская война. Но еще хуже было поражение в ней. Потому единый, и практически не делимый в этот момент народ рвался на свободную, заваленную жжеными остовами машин и мусором улицу, через массивный полицейский строй. Тот уже поредел. Шансы с каждым мгновением все увеличивались. Солдаты медленно рассыпались в стороны, чтобы противостоять таким же рассыпавшим внутри фаланги бунтовщикам. Стороны плавно перемешивались, как растворы в химии. Протекала настоящая реакция, одним из катализаторов для которой стали как раз Дима и Моргана. С другой стороны улицы поджимал все новый и новый народ. Теперь путь точно был только один. Никто не желал бросаться под напирающие и все время стреляющие холостыми танки. Все было слишком жестко. Это превращалось скорее в очень плохую антиутопию. Власть сейчас творила то, что хотела… Из-за рассыпавшегося полицейского строя выдалась минутка отдыха. Мотнув ушибленной головой, Дима прикрыл глаза от яркой вспышки. В толпе полиции разбился зажигательный коктейль. Людей прижало совсем, раз в бой шли настолько тяжелые средства. Недолго думая, Среда сдернул с себя куртку. Накинул ее одного из обожжённых полицаев. Похлопав по ней руками и сбив пламя, он перевернул солдата на спину, чтобы снять с него горящий бронежилет и шлем. Тут по хребтине врезали дубинкой. Мужчина встал на четвереньки, мостиком перепадая точно через спасенного им солдата. Почти не обратив внимания на боль, Дима дернул трос быстрого сброса жилета на полицейском. Рванул тлеющую грудную пластину на себя, чтобы человек просто не зажарился под своей формой. Тогда же по его спине прошелся еще один удар, и тело сковали чьи-то очень мощные руки. Его заломили, и начали поднимать, еще раз врезав по спине и животу. Дернувшись, мужчина попытался выбраться из полицейских объятий, но это у него не получилось. Сознание мутило, а по губам на подбородок катилась кровь. Запыхавшись, он трепыхался в руках блюстителей закона. Снова получил точно в череп. На мгновение обмякнув, оглох. Эти джентльмены умели выбивать душу за пару ударов. Моргана поспешила на помощь. Путь ей перегородил солдат со щитом, что прикрылся им. Но титановая рука аккуратного на вид, женского тела без особого напряжения пробила этот щит. Выдернула его из рук солдата. Замерев на мгновение, полицейский достал травмат. Разрядил две пули точно Дениц в грудь. Но не тут-то было! Марс в ее голове сработал так, как было нужно. И, когда легкий пороховой дымок у самого дула свалил под потянувшим ветром, перед самым пистолетом блеснула рука Морганы. Ее титановые пальцы сжимали внутри кулака две резиновые, приплюснутые пули, которые та обронила на асфальт. Но ее тело повело. Оно обмякло и расслабилось. Вместо обычного дневного света, на мгновение все покраснело. Блеснули глаза под очками. Отшатнувшись, Моргана взялась за голову, сжав ее до боли. Лицо повернуло от удара дубинкой. Та полоснула точно по титановому куску черепа, а он задорно звякнул. Второй удар прошелся по спине – автоматика не успела прикрыться от него. Трое солдат, явно поняв, что в этой девушке нечеловеческая мощность, закрутили ее. Еще два направили в голову помповые ружья. Внезапно раздался выстрел. Не такой, как из травматического оружия. Намного громче, и будто бы благороднее. Из черного среза показалась остроносая пуля, вытолкнутая оттуда красивейшим цветом из догорающих пороховых газов. С невероятной скоростью та понеслась прямо через клубы черного масляного дыма. Пролетев через выбитое окошко сгоревшего автомобиля, пуля преодолела еще половину улицы. Впилась в черную чашку наколенника, у самого уха Димы. Среда сжался, посмотрев на то, как ошметки мышц полицейского окропили его сослуживцев. И те, не особо поняв, на мгновение застыли. Глянули в разные стороны, пытаясь найти стрелка. Еще выстрел! Бронежилет жандарма выбросил вперед сноп искр, явно сдавшись под чудовищной нагрузкой винтовочной пули. Еще! На асфальт с той стороны улицы сыпались распухшие гильзы. Скатывались по капоту вставшей посредине дороги Волги. Рук, что сковывали Диму, оставалось все меньше и меньше. Выдернув у раненного в голову солдата травмат, мужчина вскинул его, угрожая полицейским. Оскалившись, он глянул на Моргану. У нее все то же самое. Полицейские вокруг нее лежали с ранениями. Там вдалеке была фигура. Встав за капотом черного автомобиля, и положив на рюкзак длинную винтовку Драгунова, стрелял человек в черной маске. Но не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понимать, что единственный, кто жаждал освобождения Димы и Морганы, да и стрелял так, будто спит с оружием – это Ульяна. Именно она и спасла напарников, ранив с десяток полицейских. Она как всегда – на пролом… Вскинула винтовку вверх и стащила с капота рюкзак. Быстро закинув его за спину, Вирхова убралась за Волгу, пока ее не подстрелили. Моргана и Дима рванули к машине. С две сотни метров дикого спринта, и они были почти у самого ее капота. По стеклам и дверям врезали пули. Недалеко был глубинный полицейский кордон, что проснулся сейчас. Они вышли из переулков, перегороженных полицейскими КАМАЗами, и открыли огонь. Прикрывшись рукой, и изредка пытаясь отстреливаться из травматического пистолета, перемахнув через капот, Среда запрыгнул в машину. Едва успел сесть, как Моргана ударила по педали газа. Машина, свистя покрышками, со всего хода подалась назад, заскакивая задом в единственный свободный и очень узкий, пешеходный переулок. Выскочила в какой-то двор. Повернув голову, Моргана смотрела, как бы попасть в кирпичную арку меж домов, чтобы вылететь на ту сторону улицы, и смотаться уже с этого места. Но, заодно она застала и то, как Ульяна сдирает с шрамированного лица черную вязанную маску, растряхивая свои густые черные волосы. Утерев лицо, Вирхова отставила от себя винтовку и взялась рукой за пассажирское кресло. –– На кой черт было стрелять боевыми?! – в сердцах спросил Среда, выдрав обойму из травматического пистолета, проверяя боезапас. – Ты же их спровоцировала сейчас! –– Так может вернешься к ним обратно, а!? – на не менее повышенных тонах дернулась она вперед. – Ты же недостаточно дубинок, блять, накушался, да?! Не задавай идиотских вопросов! – Это же наши люди под шлемами! – сбавил тогда Среда, выдохнув. – Нельзя было так! –– Нельзя или можно… так было нужно. – сурово встретила его слова Ульяна, фыркнув и пихнув его кресло вперед. – Они бы просто затоптали вас, или шлепнули по приказу Громова, как прознали бы, что ты из силовиков! Это был единственный выход, чтобы убраться отсюда, и я его вам дала. Думаешь меня совесть на мучает?! –– Она у тебя медвежья. Просыпается только в сезон. – помотал головой он, кинув в ноги отобранный пистолет. – Так и чего же мы добились? Для чего все эти жертвы?! –– Говоришь так, будто это я собрала этих людей на площади. – закурила Ульяна, собираясь с мыслями. – Я ошибалась. Похоже, это и правда трудяги и замученные люди. Я тут прознала – в последний месяц, с начала войны, закрылась почти треть заводов легкой и пищевой промышленности в стране. Все пашут только на оборонку, а вот успехов на фронте нет. Этот бунт был справедливым, скорее всего он просто приглянулся Громову. Или это был его злой умысел… Хуй его знает! В любом случае, армия тут, сто процентов, замешана. На Болотной было больше, на Украине было больше, но танки ввели сейчас. Вот и гадай – не для самого Кремля ли. И, судя по всему, эта догадка будет более, чем верной. –– Откуда ты знаешь? – спросила Моргана, как только машина выехала на пустую дорогу.